Медная чайка - Екатерина Соболь Страница 31

– А я Гвендолин. Гвен. Четверка в игровой таблице.

– Вот ты слабачка, – дружелюбно сказал Слава. – С тобой и драться было бы скучно.

– Да я и не предлагаю. Размечтался! – фыркнула Гвен и вспомнила, что мама когда-то говорила ей перед сном. – Спокойной ночи, Слава.

– Спокойной, Гвен. – Он поколебался и прибавил таким голосом, словно выдавал тайну: – Если захочешь вымыться, вон за той дверью баня. Когда кое-кто, не скажу кто, потому что я умею хранить тайны, возводил этот терем, к нам пришли существа с подарками к новоселью. Они знают, что мы спасли всю эту землю, и хотели нас чем-нибудь отблагодарить.

«Ого», – с уважением подумала Гвен, но вслух ничего не сказала, Слава и так раздувался от гордости.

– Лесовик подарил дров, Ветреница – такую штуку, называется флюгер, видала птичку из металла у нас над крышей? – Ему явно было очень приятно об этом говорить. – Турмалин принес драгоценных камней, водная дева провела прямо к терему ручей, он рядом теперь течет, чтоб воду не надо было носить. А еще пришло существо, странное, я его с детства помню: такой вечно улыбающийся коротышка, мы его звали банщиком. У нас в деревне была баня, и, когда идешь туда, надо было позвать его и уважительно поздороваться. Он нам сказал, что устроит тут лучшую баню. Возвел ее минут за десять и скрылся.

Гвен просияла. Она вспомнила: в их деревне тоже был такой домик для мытья! Мама смеялась, что может и дома воду подогреть, но Гвен нравилось туда ходить, было весело мыться вместе с другими девчонками, обливать друг друга водой и колотить вениками. Банщик и веники им приносил, и ягодного отвара наливал, и всегда, действительно, улыбался.

– А вам тоже говорили, что в темноте нельзя в баню заходить, потому что он сам там моется и не любит, когда за ним подглядывают? – с любопытством спросила Гвен.

– Точно! – выдохнул Слава. – А я и забыл. Я вообще-то мыться не любитель, мы в Селении тряпками протирались, так меня это устраивает, я сюда не ходил ни разу. Но если хочешь, сходи утром, вон та дверца.

– Обязательно, – сказала Гвен ему вслед, просто чтобы показать, какая она храбрая.

После многих лет протирания тряпками ей вообще-то тоже страшновато было залезать в раскаленную каморку и обливаться там ушатами воды под руководством магического ворчуна.

Слава ушел. Наверху хлопнула дверь, потом все стихло, и Гвен аккуратно поставила свой узел с вещами на сено. Ульвина она туда предусмотрительно спрятала до встречи со Славой – не хотелось еще одному объяснять, что это не монструм и не чучело. Ульвин, похоже, дрых без задних лап – узел стоял совершенно неподвижно. Она повернулась к коровам, которые мирно жевали сено, блестя глазами в полутьме. Единственный свет проникал сюда через маленькое окошко, то самое, что было видно с улицы. Свет был трепещущий и алый – на берегу по-прежнему жгли костры. Гвен поежилась: как хорошо, что она тут, а не снаружи! Тут хотя бы тепло и сена много. Она покосилась на дверку в углу, маленькую, в половину человеческого роста. Интересно, банщик правда там сейчас моется? Что-то не слышно.

Гвен подошла к дверце и постучала, просто чтобы доказать себе свою храбрость. Ее мама всеми существами могла командовать, так что не пристало ей бояться какого-то кроху, затаившегося во тьме.

– Извините, – громко спросила она. – Вы не моетесь?

Тишина. Гвен приоткрыла дверь и заглянула. Там была уютная комнатка для отдыха с печкой, широкими лавками и столом, а из нее еще одна дверка вела в парильню. Деревом тут пахло сильнее, чем в остальном тереме, но больше ничего интересного не было: темно и пусто. Гвен грустно огляделась. Эта баня выглядела точно как та, где они весело мылись когда-то с остальными девчонками из деревни. Вот это были времена!

Она вышла и уже почти закрыла за собой дверь, когда в комнатке для отдыха вдруг зажегся свет. Гвен удивленно обернулась. Из-под скамьи вылез человечек с пышными кудрявыми волосами и без бороды. Он осмотрел Гвен, заспанно почесал щеку и выше приподнял странный светильник, который держал в руке: пучок трав, верхушки которых удивительно ярко тлели.

– Вообще-то в темноте я отдыхаю, – учтиво сказал банщик. – Это крайне нелюбезно – являться посреди ночи. Всего доброго.

– Подождите! – выпалила Гвен. Ей не хотелось его отпускать: существа напоминали ей, что ее детство и ее мама существовали на самом деле, что она все это не выдумала, сходя с ума от одиночества в Селении. – Извините… Простите, пожалуйста.

Банщик остановился, и лицо у него смягчилось.

– Продолжайте, – милостиво разрешил он и забрался на скамейку.

– Мне… кхм… Мне жаль, что я вас побеспокоила, – сказала Гвен, старательно выцарапывая из памяти любезные слова. Ей не приходилось ими пользоваться большую часть жизни, но, как ни странно, они пролежали в кладовой памяти нетронутыми и никуда не делись. – Вы помните мою мать? Она волшебница. Всегда носила яркую одежду и брошку в виде птицы. Вот такую.

Она отогнула воротник, и банщик изменился в лице.

– Она… Она вернулась? – хрипло пролепетал он. – О, счастье! О, радость!

– Нет. Она пропала, уже давно. Вы о ней что-то слышали? Пожалуйста, скажите!

– Увы, – покачал головой банщик, продолжая слабо, несмело улыбаться, как будто не мог перестать. – Она исчезла еще до того, как появились холодные птицы, и я больше не чувствовал ее покровительства. Это так, прости меня за неприятное слово, грустно! Раз в сотню лет я устраивал ей роскошную банную церемонию в самых красивых уголках мира, с цветочными лепестками, ароматной солью и травами, а она говорила со мной, дарила толику своего внимания. – Он вздохнул. – А теперь я даже не могу вспомнить, когда должна была быть следующая церемония, кажется, несколько лет назад. Я беспокойно спал целых десять лет, даже не могу вспомнить, как люди мылись без меня?

– Может, тоже тряпками протирались, – грустно фыркнула Гвен и вдруг подавилась воздухом. – Погоди… В каком смысле каждые сто лет?!

– Ой! – Банщик отчаянно покраснел и даже на секунду перестал улыбаться. – Я хотел сказать… Что же я хотел сказать? Каждые десять лет, вот!

Гвен подозрительно прищурилась, но банщик уже спрыгнул с лавки и беспокойно забегал по комнате. Он швырнул в печурку щепоть какой-то травы, и там вспыхнул огонь.

– Так, дочка волшебницы, хочешь помыться? Сделаю для тебя исключение, темнота мытью не помеха! Принесу веники и воду согрею.

Он юркнул обратно под лавку, и комната снова потемнела. Гвен растянулась на лавке и потерла лицо. Ну конечно, он оговорился. Старое глупое существо! Какие там «сто лет»! Мама была совсем молодая.

Спать теперь было разумнее здесь – печка по-прежнему горела. Гвен была уверена, что банщик обратно не придет, и уже успела задремать, когда снова запахло тлеющей травой и на стенах заплясали желтые отсветы.

– Готово! – бодро сказал банщик. – Прошу в парильню!

Он потряс в воздухе своим тлеющим веником, и искры от него разлетелись по всей каморке. Запах теплого дерева тут же стал сильнее, и на секунду Гвен испугалась, что все сейчас сгорит, но искры, осевшие на стенах, будто прилипли и разгорелись ярче, как крохотные безобидные светильники.