Лучшие парни галактики - Надежда Мамаева Страница 28

Истерика, что подспудно копилась с того момента, как она увидела полумертвого ведущего, накрыла штормовой волной.

Кэм давилась слезами, что жгли глаза, криками, которые так и не вырвались и раздирали горло. Εе руки тряслись, а тело била дрожь. А потом она истерично рассмеялась: хотела вылезти из привычной раковины, хотела деньжат, новых ощущений? На, получи и распишись.

Μэд с Роем переглянулись. Кучерявый нерешительно переступил с ноги на ногу, не зная, что делать с истерящими девицами, зато для Алекса такое поведение было не в новинку. И он применил сразу оба проверенных средства от женских психозов.

Решительно подошел к сидящей на земле девушке. Опустился на корточки так, что их лица оказались на одном уровне, и залепил ей пощечину тыльной стороной забинтованной ладони. Не сильную, но хлесткую, а потом решительно обхватил макушку ладонью, забыв об уже привычной боли, и поцеловал так и замершую сусликом сокомандницу.

То, что призвано было отрезвить, стать ушатом холодной воды, превратилось в нечто иное. Алекс и сам не понял, как впился губами в рот, раздвинул ее губы, яростно коснулся языком языка. Он чувствовал ее вкус, чуть солоноватый, разбавленный дождевой влагой и сдобренный потом и отчаянием, и пьянел.

Умом Алекс понимал, что это реакция на стресс, что это лишь желание тела, которое стремится вот так, по — животному, убедиться в том, что он сам еще жив. Но то мозг, вопящий благим матом о здравом смысле. И ему хотелось послать этот голос разума куда подальше. А вот желание ощутить под ладонями упругую мягкость тела, прижать Кэм к мокрой земле, сорвать одежду, увидеть ее целиком, а потом оставить на гладкой, загорелой коже отметины своих поцелуев, укусов…

Это был краткий миг. Секундное помешательство, которое выбросило в кровь кучу адреналина, заставило сердце биться в бешеном ритме, а грудную клетку вздыматься, как после марафона.

Алекс и сам не ожидал от себя такой реакции на девушку. Реакции — до рези в паху. И он опешил. Отшатнулся и… получил оплеуху.

Пощечина вышла не только звонкой, но и тяжелой. Такой, после которой на щеке начал наливаться багрянцем след.

— Ну ты и… — не нашлась Кэм.

— Заслужил, — покаянно и слегка ошарашенно признал Рой, но быстро взял себя в руки: — Зато ты пришла в себя.

Кэм от неожиданности икнула, зато Мэд за словом в карман не полез.

— Знаешь, Алекс, если начнешь лечить меня от истерики, пожалуйста, лучше врежь мне два раза, но только не целуй… А то я решил, что еще пара минут — и ты заделаешь Кэм ребенка…

— Думай, что говоришь, — огрызнулся Рой, больше злой на себя и свою реакцию, чем на слова сокомандника.

— А тут и думать не надо, я лишь говорю то, что вижу.

— А… у… вас… тут… весело… — прохрипел пришедший в себя раненый.

Почему-то именно от этих слов Кэм стало особенно стыдно, а еще оттого, что у этого поцелуя был «посторонний» свидетель. К Μэду она относилась уже как к своему: если не родной, то уж точно хороший приятель, а тут, считай, чужой.

Кому не было дела до страстей, так это дождю. Капли становились все реже и наконец через десяток минут и вовсе прекратили свое десантирование из туч.

— Ну что, идем дальше? — то ли спросил, то ли уқазал Рой.

Мэд лишь кивнул, а Кэм поднялась с земли. Носилки качнулись, и команда с раненым двинулась в путь. Дальше. В глубь острова.

После дождя дорога, размытая потоками, напоминала горки аквапарка. Плавный, до этого приятный ногам уклон вдруг стал коварным, а закончился он и вовсе болотом. Топкая низина радовала глаз гигантскими хвощами и раскидистыми папоротниками всех оттенков синего. Зато под ногами чавкал белый то ли мох, то ли мицелий плесени-переростка.

— Ступаем след в след, — скомандовал Рой, взявший на себя негласную роль лидера их маленького отряда.

Кэм с Μэдом переглянулись: дескать, сами как будто не знаем, но ничего не сказали.

Зато топь сказала, и много. Преимущественно чавкая, она поведала путникам, что «твердый» и «ровный» — понятия весьма относительные. И если нога утопает в грязи всего лишь по щиколотку и не норовит подвернуться при каждом шаге, то следует радоваться и считать, что под стопами чуть ли не идеально гладкий подиум.

А болото вовсю старалось соответствовать сравнению с «языком», по которому шествуют топ-модели: оно блестело глянцем, бочаги, как софиты, искрились в лучах солнца, что палило в два раза сильнее, чем до дождя. Прыткие то ли тритоны, то ли змеи со специфической сқлизкой кожей и гребнем по хребту деловито, на манер папарацци, разбегались-расползались при приближении команды.

Троица шла медленно. Эйджей, уже в сознании, таращился на небосвод и щурился от солнца. Топь чавкала, напоминая, что она не прочь подкрепиться доверчивыми путниками. Вот только они отчего-то не торопились в ее гостеприимные объятия. Наоборот, шедшая впереди Кэм сначала тыкала в дно палкой, а лишь потом делала шаг. А за ней, не отставая и не торопя, двигались двое с носилками.

Однако внимания, что было сосредоточено на каждом шаге, не хватило на опасность, подстерегавшую сокомандников за лопушистыми листьями местного куста. Тварь, которая спряталась за приземистой и раскидистой кочкой, оказалась коварна, не хуже чем коллектор, выбивающий долг. Она, погруженная практически полностью в топкую жижу, талантливо изображала корягу ровно до того момента, пока беглецы не поравнялись с ней.

Кэм ещё успела сделать несколько шагов вперед, когда рептилия, больше всего напоминавшая черный обрезок пожарного шланга, взметнулась вверх. Раззявила пасть, оказавшуюся едва ли не в три раза шире, чем тело самой гадины в поперечнике. Она сиганула вперед, нацелившись на носилки.

Ни Ρой, ни Μэд среагировать не успевали. Но тварь не ожидала, что для злого от боли, которая ввинчивалась в сознание, не давая уснуть, раненого ее хищные нападки не в новинку.

Это последние несколько лет ведущий зубоскалил перед камерой, но военные навыки просто так не только не пропьешь, но и не пропозируешь перед объективом. Рефлексы, заточенные смертельной опасностью, что ходила бок о бок с космодесантником, сработали быстрее сознания.

Рука с зажатой в ладони веткой из подстилки взметнулась навстречу извивающейся твари.

У болотистой хищницы не было зубов. Раззявленная пасть, полная присосок и крючков, напоролась на сучок, вставший ей в прямом смысле поперек горла.

Рептилистая тварь задрыгала в воздухе мелкими, прижатыми к туловищу лапками, что шли цепочкой по брюху, инстинктивно ещё сильнее стиснула пасть. Ветка затрещала, но выдержала.

Джей, все так же державший палку поперек, был бледен. Носильщики замерли истуканами, не зная, что делать. Гадина извивалась, насаживая сама себя на импровизированный кол, а ее пасть медленно, но верно грозила сомкнуться на запястье ведущего.

— Да пришибите вы эту жмырку! — в сердцах просипел Эйджей, видимо, не понаслышке знакомый с шустрой черной заразой.