Мужской гарем - Елизавета Соболянская Страница 20

Зит вскочил и тоже принялся кричать:

– Значит, я плохой муж! Правильно говорит Малик, ты из другого теста! Разве должна женщина иметь много мужчин? Ты хочешь превратиться в шлюху и торговать своим телом за суп!

Лицо Лисанны потемнело, но она сдержалась:

– Кажется, ты не возражал, когда делил меня с братом, Зитхарт, а теперь решил показать свой норов и стал возмущаться? Что ж, ты – чужак, я не держу тебя. Уходи.

– Что? – мужчина застыл в изумлении.

Он ждал уговоров, слез или хитростей, которыми женщины его страны удерживают мужчин около себя, но Лисанна устало прикрыла глаза, легла на подушки и повторила:

– Уходи. Ты свободен. Брачный браслет можешь снять и оставить у входа. Я устала, Зит, тебе лучше вернуться в свои земли.

Положив подушку под щеку, воительница повернулась к ошарашенному мужчине спиной и уснула, наплевав на все разговоры. Мать была права, чужаку трудно принять власть женщины. Завтра она сходит к свахе, укажет выбранных мальчиков, и будет жить так, как привыкла жить в этом племени – перекладывая домашние заботы на плечи мужчин, строя карьеру, а позднее, возможно, родит себе девочку и назовет Малика…

* * *

Когда вдалеке вместо привычного серого пепла показалась зелень, Малкольм не поверил своим глазам. Решил, что это просто галлюцинация, вызванная жарой и усталостью. Но полоска зелени росла, приближалась, и вскоре путники вышли к узкой речке, отрезавшей пожарище. Мужчины вздохнули с облегчением: вода – это хороший шанс выжить.

Для начала они напились, искупались, смывая пепел и многодневную усталость. Потом селянин надергал сочных стеблей рогоза, и мужчины поели, сберегая остатки орехов и лепешку для ребенка. К вечеру они перешли на другой берег, Малкольм нарезал гибких ветвей кустарника, а Сото наплел верши и воткнул их в илистое дно небольшого затона. Вымытая девочка на удивление бодро гулила, ловила пальцами отросшие за время пути волосы воина, и даже пыталась попробовать на вкус ремни его сбруи. В этот момент возвращение в племя женщин показалось Псу не такой уж безумной идеей.

Утром встать пришлось рано. Холодная роса покрывала весь мир, было зябко, хотелось горячего отвара или супа, но надо было лезть в остывшую за ночь воду, чтобы вынуть из верши рыбу. В первые две корзинки попали мелкие рыбешки. Мэл их сразу вспорол, выбросил кишки и жабры, а потом сунул в котелок, стоящий на припасенных с вечера углях. Ухой можно и малышку напоить, и самим сытно пообедать.

Третья верша преподнесла сюрприз, в ней крутился довольно крупный налим. Эта рыба требовала к себе гораздо больше внимания, поэтому ее воин отложил в сторону. Четвертая и последняя верша сюрпризов не принесла – та же рыбья мелочь, только чуть крупнее. Ее воин выпотрошил, набил крапивой и сложил в отдельную корзину, выстланную влажными листьями. Крупную рыбину он так же почистил, порезал на куски и положил в жар костра, завернув в листья, обмазанные глиной. Получилось что-то вроде дорожного припаса: разбил корку, отодвинул листья и можно есть сочный жирный кусок.

К полудню подсохли застиранные вечером пеленки, остаток ухи доели, поклажу переложили удобнее, добавив к ней еще несколько пучков рогоза. Уходить от реки было страшно. Сото даже заговорил о том, что можно остаться тут, у реки, ловить рыбу, собирать тростник, выкопать землянку на троих.

– И замерзнуть зимой, одурев от отсутствия новостей и женщин, – перебил его рассуждения Малкольм. – Я был солдатом, парень, и мне случалось по нескольку месяцев проводить в заброшенных гарнизонах. Там прерывают счеты с жизнью куда чаще, чем в самом жалком клоповнике большого шумного города, поверь мне. Если хочешь, можешь не ходить со мной, оставайся в первой же деревне, которая нам встретится. Парень ты молодой, крепкий, тебе найдут вдовушку, и будешь жить, как жил.

Сото долго молчал, перебирая варианты, а потом согласился остаться в деревне:

– Но только в той, которая мне понравится! – поставил он условие.

– Как пожелаешь, – кивнул головой в ответ Мэл, – я тебе не нянька.

По благодатной зеленой плодоносящей земле они шли еще несколько дней, прежде чем наткнулись на деревню. Малкольм, уже изучивший деревенские особенности, привел себя в порядок, взял туесок, украсил его лентами, пряниками и горящими на солнце бусами, и пошел впереди, громко нахваливая товар:

– А вот иголки крепкие, крючки уловистые, ленты пестрые!

При этом он «играл» голосом, кривлялся и подмигивал всем встречным. Сото удивленно косился на обычно спокойного попутчика.

– Если бы ты хоть раз попытался получить оружие и амуницию у королевского интенданта, ты бы и не так научился, – усмехнулся в ответ Пес.

Деревенька оказалась немаленькой, народу сбежалось много, и вскоре девки и бабы спорили, вырывая друг у друга ленты и гребни, а мужики степенно перебирали крючки, заготовки для ножей и трубки. Ловчее всех обошла односельчан бойкая черноглазая вдовушка. Она пригласила путников помыться в бане и переночевать. Мэл согласился. У вдовы была корова, так что младенцу перепало молоко, а мужчины намылись в бане, простирали и прокипятили одежду, да и поели пирогов и щей, приготовленных в печи.

За труды вдовушка получила пару лент, да Сото на весь остаток ночи. Малик лежал на печи, слушая, как скрипит кровать под бурной парочкой, а перед глазами вставало лицо Лисанны, ее упругое тело и крепкие, но удивительно нежные руки.

Сладкие грезы разбила малышка Герти, от непривычной еды у нее заболел животик. Воину пришлось вставать, брать девочку на руки и идти укачивать во двор. Бродя от калитки до крыльца, он вдруг понял, что это крохотное существо, захлебывающееся плачем, уже стало частью его жизни. Посмотрев, как уютно свернулась девочка, когда колики прошли, он только вздохнул. Мог ли он даже в страшном сне предвидеть, что будет качать младенца и ощущать себя счастливым?

* * *

Проснулась Лисанна на закате. Голова неприятно гудела, словно она погуляла с «боевыми кошками» и не рассчитала сил. К ее удивлению, рядом с постелью стоял поднос. На подносе были свежие овощи, чай и миска с супом, накрытая вместо крышки сырной лепешкой. Горячий рыбный бульон разогнал неприятные ощущения.

Съев все до крошки, воительница почувствовала себя полной сил и вспомнила, что уснула в гаремном шатре. Конечно, это не возбранялось, но могло создать мужчинам некоторые неудобства, поэтому женщины после соития обычно возвращались в свой шатер или палатку. Должно быть, услышав звон посуды, в шатер вошел Зит. Скромно сел на ковер, скрестив ноги, посмотрел на свои руки, а потом заговорил:

– Я прошу прощения, принцесса, я был не прав. Прости меня, и не прогоняй.

– Ты испугался, что я выгоню тебя в том, в чем взяла? – как-то устало спросила девушка. – У нас так не принято. Ты бы получил не меньше, чем твой брат, когда уходил.

– Нет, не поэтому, – покачал головой Зит. – В своей стране я был воином, однако были времена, когда мне приходилось бродить по дорогам в лохмотьях, и даже просить милостыню. Воинская удача переменчива. Побежденных не любят. Да и семья наша не столь знатна и богата, чтобы я привык к роскоши. Просто я забыл, что за любое желание надо платить. Я пожелал тебя, пожелал заниматься своим делом, а плату не принес, – парень криво улыбнулся, стараясь выглядеть бодрым. – Ты права, сейчас я не справлюсь с твоим хозяйством один. Но может, ты дашь мне еще один шанс? Я буду стараться…