Время золота, время серебра [сборник] - Сергей Раткевич Страница 13

— Сэр Джеральд, почему ты не любишь свой титул?

Зачем ему это знать? Зачем ему вообще знать о живых?

Его дело спасти страну и уйти, а уходить легче от чужих. Джеральд де Райнор — меч в руке Эдмунда Доаделлина, а меч должен рубить, а не исповедоваться.

— Моя леди… — Герцог выглядел растерявшимся. Растерявшийся Джеральд — удивительное зрелище! — Моя леди, я не хочу носить краденое имя. Последний Элгелл погиб, защищая своего короля, часть его владений и титул отдали моему деду, но старик не любил вспоминать об Айнсвике.

— Айнсвик, — повторили губы Дженни, — Айнсвик…

Знамя над головой, придорожная пыль, словно желтым туманом окутавшая несущихся всадников, тяжесть секиры в еще существующих руках, топот копыт, оскал чужих шлемов, невозможное предательство и столь же невозможная верность, пережившая саму смерть. Фрэнси Элгелл отыскал сюзерена за гранью бытия, отыскал и остался с ним, хотя райские врата для него были открыты.

— Лорд Элгелл скончался, не оставив потомства, и он был бы рад такому наследнику.

— Наследнику? Потомку наемника! Дед рассказал о последней атаке Доаделлина.

Глаза Джеральда затуманились, он утонул в воспоминаниях. Что ж, это лучше, чем сочинять предсмертные письма или пить. Де Райнор любил деда, он любит и свой дом, и свою страну. Он будет хорошо сражаться, не хуже Фрэнси. Мудрости у Золотого Герцога еще маловато, а горячности много, но это пройдет.

— Мне было шестнадцать, — Джеральд все еще был в плену воспоминаний, — я собирался на свой первый турнир. Тогда по всей Олбарии гремела слава молодого короля, его считали первым бойцом. Я, как и положено знатному юнцу, мечтал снискать одобрение Его Величества. Дед уже был болен, очень болен… Я пришел к нему проститься, и тут старик велел мне сесть и рассказал о настоящем короле-воине. Об Эдмунде Доаделлине. Он говорил, как говорят перед смертью. Я почти увидел, как это было. Они вынеслись из-за холмов молча, только стучали копыта и развевались конские гривы и плащи. Эдмунд скакал впереди с поднятой секирой. Их было мало, невозможно мало, но они едва не победили. Дед сказал, что никогда не видел такого мужества, это были великие воины, таких теперь нет…

"Таких теперь нет"… Глупости, просто ты не знаешь себе цены, Джеральд де Райнор, но ее знают другие. Те, кто идет за тобой.

— "Таких теперь нет", — медленно произнесли губы Дженни. — Это слова умирающего старика, а не полководца! Придет время, и твои соратники повторят эти слова своим внукам.

— Моя леди, сэр Элгелл погиб за своего короля, а я… Не буду лгать, я не готов умирать за дело Дангельтов.

— Но ты готов умереть за Олбарию. Ты рожден герцогом Элгеллом, и ты должен жить и сражаться, как герцог Элгелл.

— Клянусь, моя леди.

Он исполнит клятву. Элгеллы всегда были верны чести и Олбарии, жаль, Фрэнси не знает, кому досталось его знамя и его земли, ему стало бы легче. Но ты снова забылся, Эдмунд Доаделлин. Не нужно будить прошлое, в нынешней Олбарии хватает своей боли.

— Моя леди, я должен идти к моим людям. Мы выступаем с рассветом.

— Идите, герцог, и храни вас Господь, — шепнула Дженни, настоящая Дженни. Если бы не война, эти двое никогда бы не встретились, а если б и встретились, Золотой Герцог и не взглянул бы в сторону худенькой девушки в застиранном платье. Если бы не война, Дженни не оказалась бы у могилы последнего из Доаделлинов. Если бы не война, он бы не вернулся на когда-то родную землю… Бедная Дженни, она не понимала, на что идет, но теперь отступать некуда. Единственное, что он может сделать для девушки, это оставить ее, как только будет можно.

— Благодарю мою леди, — Джеральд коротко поклонился и отошел.

Он шел через лагерь и улыбался, а у костров ржали стрелки, раз за разом переживая рассказ разведчиков, на глазах обраставший неприличными подробностями. Когда воины веселятся, это хорошо, вчера они готовились умирать. Жаль, монастырские клячи не способны уразуметь, что первую победу над гномами одержали именно они, утопив в вонючей грязи легенду о непобедимости подгорных воителей.

13

Идущие след в след в центре шарта першероны легко несли на могучих спинах башенки с арбалетчиками. Громадный жеребец и почти не уступавшая ему в размерах немолодая кобыла подремывали на шагу. Две кормящие мамаши, бредущие чуть сзади, норовили дезертировать к жеребятам, но вокруг плотной стеной шагали гномы с секирами, и кобылам пришлось смириться.

Маэлсехнайли гордился своей выдумкой, позволявшей на ходу расстреливать врага из осадных арбалетов, которые раньше приходилось тащить в разобранном виде. Переростки были слишком глупы, чтоб заметить очевидное, а ему достаточно было одного взгляда на захваченных першеронов, чтобы понять, что делать. Гросс лично наблюдал за тем, как спешно сооруженные стрельницы устанавливают на лошадиных спинах. Обошлось без сюрпризов — огромные звери стояли смирно, лишь изредка переступая могучими ногами.

Хорошая порода, не то что верховые, но приказ вождя или должен быть исполнен, или виновные понесут наказание! Воины, не сумевшие покорить животных, наказаны. Лишенные секир, они толкают тачки с инструментами и припасами, а оскорбившие гномов кони расстреляны из арбалетов, правда, не все. Длинногривые скакуны и напугавший мастеров гнедой сбежали до того, как отдохнувший Маэлсехнайли узнал о неудаче. Искать беглецов в окрестных холмах не имело смысла, к тому же не стоило напоминать воинам о постигшем Ронинга позоре.

В глубине души Маэлсехнайли был рад несчастью толстяка и гордился собственной предусмотрительностью, удержавшей его от попытки оседлать норовистое животное. Фрески, как и все людские изделия, страдали неточностью, и для управления лошадьми требуются особые приспособления. Такие, как у желтоволосого всадника. При воспоминании об оскорбителе Маэлсехнайли нахмурился. Публичная казнь людского вожака, посмевшего бросить вызов повелителю гномов, пришлась бы кстати. Ничего, рано или поздно побежденные приведут к нему наглеца, чтобы спасти свои шкуры.

Сзади запела труба сигнальщика, возвещая о приближении врага. Платформа скрипнула и остановилась, заскрипел под сапогами военачальников трап. Ронинга среди пришедших не было — увечный толстяк сопровождал жреца: Маэлсехнайли не мог позволить насмехаться над бригштандером, хотя тот и допустил ошибку. От насмешки над бригштандером один шаг до насмешек над гроссом, значит, честь бригштандера неприкосновенна.

— Мой вождь, — глаза Йель-бан-Тук-унд-цу-Плаха блестели, он рвался в бой, — сзади люди на лошадях. Они хотят напасть.

— Развернуть строй! — произнес Маэлсехнайли. Он любил эти мгновения, когда тысячи гномов, подчиняясь приказу, становились единым целым. Цверги делали это быстрее, но нельзя ожидать от вчерашних рудокопов, гранильщиков и подмастерий того, что они сравняются с великими воинами. Только Штак-бан-Хорден-унд-цу-Беер и Йель-бан-Тук-унд-цу-Плах ведут свой род от цвергов, и они признали гроссом того, кого раньше называли Маэлси! Пошли, потому что он, в отличие от негодного Якша, обещал победу и славу! Подгорные владыки виновны перед гномами, они затоптали мечты о величии, погнавшись за наживой. Если б Шест-ам-Потим не решил прибрать к рукам еще и Феррерские копи и не добился для уходящих права тренироваться в верхних пещерах, воины до сих пор держали бы секиры, как молотки, а так неплохо, весьма неплохо! Даже худший гном справится с лучшим из переростков!