(не) зажигай меня - Марианна Красовская Страница 10

Да и стоит заметить: Герхард — великолепный воин. С ним не страшно. И знает он меня с младенчества. Он как старший брат для меня. И самое главное, наши звериные ипостаси совершенно не привлекают друг друга. Мы никогда не станем кем-то большим, чем друзья. Оттого именно на него пал выбор отца. Герхард останется со мной в Славии.

Торговец, пыхтя, забрался в карету и, кажется, задремал. Я тяжело вздохнула и посмотрела на солнце, которое совершенно не грело. А в Славии в начале апреля уже трава зеленая и листья распускаются!

К нам подошел еще один попутчик: невысокий юноша необычной, яркой наружности. У него были раскосые очень черные глаза и желтоватая кожа. В глаза сразу бросалась роскошь одежды: бархатный темно-синий плащ оторочен дорогим мехом, шапка тоже была меховая. Голенища сапог украшены вышивкой. Интересный молодой человек. И явно непростой.

Он снял плащ, кинул и его, и шапку на сиденье дилижанса и осмотрелся. Попинал колеса, заглянул под днище, открыл решетку печки с углями. Видимо, его всё устроило, потому что он закинул свою довольно-таки небольшую сумку в ящик под сиденьем и, наконец, повернулся ко мне.

— Аяз, — представился наш новый попутчик, и я сморщила нос.

Простолюдин! А жаль, пожалуй. Есть в нём что-то этакое… дикое что ли… Хищное! Не как в оборотнях; оборотни — они понятные, предсказуемые. А у этого глаза сверкают по-особенному.

— Виктория, — царственно кивнула я, несмотря на гримасы Герхарда.

Понятно, что мой телохранитель, а точнее нянька, вообще не одобряет новых знакомств, но простите! Он же хилый! Такой весь лощеный, элегантный, утонченный: и черные длинные волосы собраны в хвост, и рубашечка накрахмалена, и кружева-то на рукавах белоснежные. И не оборотень Аяз вот ни капли! Куда ему тягаться с медведем?

— Ваша красота затмевает солнце, — по-славски поведал мне необычный юноша. — Смотреть на вас так же больно.

— Не понимаю, — ответила я по-галлийски.

Хотя, безусловно, на славском я говорила прекрасно. Всё же мама родом из Славии. Просто мне показалось забавным не признаваться в этом. Вдруг да узнаю что-то интересное. Пусть Аяз думает, что я не понимаю его речи.

Вообще-то на славца он не похож. Степняк, наверное. Или смесок. Скорее последнее. Степняков я видела, когда у деда жила — они страшные. Кривоногие, лысые, грозные такие. А этот, пожалуй, красивый, хоть и мелкий. И лицо мягкое. Нет ни агрессивности, ни этой степной стремительности.

— Прекрасная госпожа говорит по-франкски? — поинтересовался Аяз. — Я учился во Франкии в университете. Может быть, вы сможете дать мне ответ на языке великих поэтов и музыкантов?

— Прекрасная госпожа говорит по-франкски, — милостиво кивнула я. — А отчего вы не учились в Галлии? У нас тоже есть университет.

— В Галлии больше любят магов, чем архитекторов, — развел руками парнишка. — А магии во мне, увы, немного!

Точно, смесок! Сын какой-нибудь степнячки и славца.

Аяз прошел вперед, к лошадям, а Герхард больно ухватил меня за локоть.

— Что это вы задумали, леди? — сердито спросил он. — Зачем степняку наврали?

— Меньше знает, крепче спит, — отрезала я. — И ты помалкивай, что славский знаешь. Не доверяю я этому парню, слишком он чистенький. Заодно и в франкском попрактикуюсь, лишним не будет.

— Степнякам вообще верить нельзя, — согласился медведь. — Вот почем вы знаете, может он тоже по-галлийски балакает, просто обманывает?

— Может и так, — нахмурилась я. — Надо бы выяснить.

— Зачем?

— На всякий случай.

Наконец, подошли и остальные пассажиры: женщина лет тридцати, похожая с виду на жену, а точнее вдову торговца (вдовья косынка явно давала понять, что осиротела она недавно) и двое мужчин средних лет. Они мне совершенно не понравились, и я очень порадовалась, что у меня есть Герхард.

Разбойники, как есть разбойники! Оба смески, оборотни чуть больше, чем наполовину. Запах у них резкий, тревожный. Так пахнет человек, задумывающий пакость. Да и поношенная одежда явно с чужого плеча: не под стать им их наряды. На первый взгляд добропорядочные горожане, но резкие скупые движения, надменный поворот головы, руки в перчатках (для чего мирному гражданину перчатки? Уж не скрывает ли он мозоли от лука или меча, к примеру?) — всё выдавало в них бывших военных.

— Герхард, когда следующий дилижанс? — вполголоса поинтересовалась я у своего спутника.

— Через неделю, — так же тихо ответил мой телохранитель. — Мне тоже они не нравятся. Но неделю ждать мы не можем. Твой дед будет встречать. Если мы не приедем, он всю Славию на уши поставит.

На миг меня охватило острое искушение наплевать на деда и наказы родителей и сказаться больной. Но я ж дала себе обещание быть хорошей девочкой! Поэтому мы молча залезли в карету и заняли свои места: Герхард, я и вдова — на одной лавке, а торговец, степняк и бандиты напротив нас.

Торговец принялся болтать, совершенно не понимая, что он не в лавке, а мы не покупатели. Я бы лучше посидела в тишине, постоянной болтовни мне и дома хватало: близнецов было не заткнуть, но и в этих разговорах был толк. Выяснилось, что бандиты разумеют только галлийский, вдова и торговец немного говорят еще и на славском, а вот франкский знаем только мы с Аязом. И Аяз, похоже, действительно не знал галлийского. Я спросила его, как такое могло произойти. Он, пожав плечами, отвечал, что отец его не велел. А у восточных народов что отец скажет, то сын и исполняет. Я только головой покачала. Меня родители учили многим языкам. Кроме франкского, галлийского и славского, я еще могу понимать катайский (зачем только, если я из катайцев только учителя и видела в своей жизни), а так же скажу несколько фраз на алдейском.

Хотя я ж леди, мне положено. Вон Герхарда языкам вообще не учили, только военной науке. Он славский в нашем доме понимать начал, потому что матушка с младенчества со мной только на славском разговаривала.

Я с прикрытыми глазами слушала, как торговец, стреляя в меня масляными глазками, сказал Аязу:

— Девочка какая хорошенькая! Просто конфетка! А этот здоровяк рядом с ней — неужели муж?

— Охранник, — невозмутимо ответил молодой степняк.

— Так значит, она свободная? — не унимался господин Гренк, или как его там.

Я покосилась на Герхарда. Он был совершенно спокоен и ничем не показывал, что понимает их слова. Отличная выучка!

— Смею полагать, что да, — согласился с соседом Аяз.

— Господа, ваш разговор неприличен! — вмешалась вдова. — Негоже обсуждать девушку, тем более если она не понимает языка!

— А я по-галлийски не разумею, — виновато улыбнулся степняк. — Если бы мог — сказал бы ей сам, что впервые вижу такую красоту.

И уставился на меня. Проверяет.

— У меня что-то с лицом, господин Аяз? — спросила я по-франкски, приглаживая волосы. — Или прическа растрепалась? Вы так смотрите, мне, право, неловко!