Царь Каменных Врат - Дэвид Геммел

Снег покрыл деревья, и лес ждал внизу словно холодная, неприступная невеста. Человек стоял среди скал и камней, оглядывая склон. Снег осыпал подбитый мехом плащ и широкие поля его шляпы, но человек не обращал внимания ни на снег, ни на пробирающий до костей холод. Казалось, будто он — последний оставшийся в живых на умирающей планете.

Он почти хотел, чтобы так оно и было.

В конце концов, убедившись, что караулов поблизости нет, он двинулся вниз, осторожно ступая по неверному склону. Он уже порядком окоченел и знал, что долго на таком холоде не протянет. Он нуждался в пристанище и в огне.

Позади него вставал до самых туч Дельнохский хребет. Впереди лежал Скултикский лес — приют темных преданий, несбывшейся мечты и воспоминаний детства.

Лес молчал — лишь порой потрескивало скованное льдом дерево или тихо осыпался снег с отягощенных ветвей.

Тенака оглянулся на свои следы. Края уже стерлись — скоро их заметет совсем. Он зашагал дальше, одолеваемый печальными мыслями и отрывочными воспоминаниями.

Укрывшись от ветра в мелкой пещерке, он развел костер. Огонь разгорелся, и красные тени заплясали по стенам. Тенака снял вязаные перчатки и растер над огнем руки, а потом принялся за лицо, разгоняя застывшую кровь. Ему хотелось спать, но пещера еще недостаточно нагрелась.

«Дракона» больше нет. Тенака покачал головой и закрыл глаза. Ананаис, Декадо, Элиас, Бельцер — все они погибли из-за того, что свято верили в долг и честь.

Из-за того, что верили: «Дракон» непобедим и добро в конечном счете должно восторжествовать.

Тенака стряхнул с себя дремоту и подложил веток в огонь.

— «Дракона» больше нет, — произнес он вслух, и голос его отозвался эхом в пещере. Не странно ли? — это чистая правда, а между тем он не верит ей.

Он смотрел на пляшущие тени, но видел перед собой мраморные залы своего дворца в Вентрии. Там не было огня — напротив, во внутренних покоях стояла прохлада: холодный камень стойко отражал изнуряющий зной пустыни. Среди мягкой мебели и ковров сновали слуги с кувшинами ледяного вина и ведрами драгоценной воды для полива розового сада и цветущих деревьев.

К нему прислали Бельцера. Верного Бельцера, лучшего из всех баров крыла, которым командовал Тенака.

— Нас зовут на родину, командир, — сказал он, переминаясь с ноги на ногу в просторной библиотеке, весь в песке, грязный с дороги. — Мятежники разбили один из полков Цески на севере, и сам Барис зовет нас.

— Почем ты знаешь, что Барис?

— Печать, командир, — она принадлежит ему. И в письме сказано: «Дракон зовет».

— Бариса никто не видел уже пятнадцать лет.

— Я знаю, командир, — но печать...

— Восковая нашлепка ничего еще не значит.

— Для меня она значит многое.

— И ты вернешься в Дренай?

— Да, командир. А вы?

— Куда тебя несет, Бельцер? От былого остались одни руины. Полулюдов победить нельзя. И кто знает, какое еще злое волшебство пустят в ход против мятежников? Опомнись! «Дракон» уже пятнадцать лет как распущен, и мы с тех пор не стали моложе. Я тогда был одним из самых юных офицеров, а теперь мне сорок. Тебе же должно быть под пятьдесят — если бы «Дракон» все еще существовал, тебя отправили бы в отставку, назначив почетное содержание.

— Я знаю. — Бельцер вытянулся по стойке «смирно». — Но честь зовет. Я всю жизнь служил Дренаю и не могу не откликнуться на зов.

— Ну а я могу. Дело наше проиграно. Если дать Цеске время, он сам себя погубит. Он безумен, и вся его держава того и гляди развалится на куски.

— Я не мастак говорить, командир. Я проехал двести миль, чтобы передать вам эту весть. Я прибыл к человеку, под которым служил, но его здесь нет. Простите великодушно, что потревожил вас. — И он повернулся к выходу.

— Погоди, Бельцер! — окликнул его Тенака. — Будь у нас хоть малейшая надежда на победу, я охотно пошел бы с тобой. Но я чую здесь какой-то большой подвох.

— Думаете, я не чую? Думаете, все мы не чуем? — спросил Бельцер и ушел.

Ветер переменился и задувал в пещеру, швыряя снег в огонь. Тенака, тихо выругавшись, вышел наружу, срубил мечом два куста и загородил ими вход.

Шли месяцы, и он позабыл о «Драконе», управляя своими поместьями и занимаясь прочими неотложными делами.

Потом заболела Иллэ. Он был тогда на севере и хлопотал об охране перевозящих специи караванов, но, получив известие о ее болезни, заторопился домой. Лекари сказали, что у нее лихорадка, что это скоро пройдет и беспокоиться не о чем. Но ей становилось все хуже и хуже — тогда лекари определили легочную горячку. Иллэ вся истаяла, она лежала на их широком ложе, прерывисто дыша, и в прекрасных прежде глазах горел огонь смерти. Тенака проводил с ней все дни напролет — он говорил с ней, молился за нее, просил ее не умирать.

Ей как будто полегчало, и он возрадовался. Она стала говорить о празднике, который хотела устроить, и задумалась над тем, кого пригласить.

— Ну-ну, продолжай, — попросил он и увидел, что она уже отошла. Вот так, в один миг. Десять лет совместных воспоминаний, надежд и радостей ушли, как вода в песок пустыни.

Он поднял ее на руки, завернул в теплую белую шаль и вынес в розовый сад.

— Я люблю тебя, — повторял он, целуя ее волосы и баюкая ее, как ребенка. Слуги молча стояли вокруг — лишь через пару часов Тенаку разлучили с женой и отвели, плачущего, в его покои. Там лежал запечатанный свиток с отчетом о текущих делах и письмо от Эстаса, его управителя, где содержались советы о помещении средств и упоминались новости, могущие повлиять на деловую жизнь.

Тенака пробежал глазами перечень вагрийских нововведений, лентрийских возможностей и дренайских сумасбродств, пока не дошел до заключительных строк:

Цеска расправился с мятежниками на юге Сентранской равнины. Он похваляется тем, как хорошо удалась его очередная хитрость. Подложным письмом он заманил старых воинов на родину— видимо, он боялся «Дракона» с тех самых пор, как распустил его пятнадцать лет назад. Теперь ему больше нечего бояться— бойцы «Дракона» истреблены все до единого. Мощь полулюдов внушает ужас. В каком страшном мире мы живем!