Поющая для дракона - Марина Эльденберт

На последних аккордах и музыка, и мой голос скользнули ниже, чтобы спустя миг затихнуть и раствориться в буре оваций. Дрэйк выскользнул из-за рояля — высокий, темнокожий и статный, подал мне руку, чтобы помочь спуститься. Свет в зале набирал силу, светильники рассыпали сияние, позволяя расцвести ярким нарядам женщин, подчеркивая фраки мужчин. Множество столиков, и все они заняты, сегодня не пустовала ни одна ложа. Я обвела их взглядом, послала в зал воздушный поцелуй и ослепительную улыбку.

— Спасибо! Спасибо вам всем за то, что пришли! Ландстор-холл любит вас! Я вас люблю!

Затихнувшие было аплодисменты грянули с новой силой.

Только один мужчина сидел неподвижно в центральной ложе, опираясь о перила — я видела его руку. А вот лица не видела, но почему-то казалось, что смотрел он в упор на меня. И от этого становилось не по себе.

— Мы тоже тебя любим, Бриаль! — взвизгнула подвыпившая светловолосая дама в сочном оранжевом платье. Уцепившись за своего спутника, она покачивалась на высоких шпильках, размахивая свободной рукой. Ей вторило еще несколько голосов, к которым присоединились со всех уголков зала, и несколько минут мы с Дрэйком принимали всеобщее обожание публики, после чего вместе покинули сцену.

Быстро шли по просторным освещенным коридорам, стены которых украшали фотографии певиц, выступавших в Ландстор-холле с открытия клуба. Я уже почти расслабилась, когда из-за угла вылетела Зетта — жгучая брюнетка с ярко-синими глазами. Тощая, как микрофонная стойка.

— Привет, малыш. Сыграешь мне сегодня, как никогда и ни для кого? — Она попыталась потрепать Дрэйка по голове, но тот увернулся.

— Сыграю как обычно, детка.

— Весь выложился для нашей дорогой птички?

Я негромко кашлянула.

— О, — она повернулась ко мне и всплеснула руками, — прости, не знала, что ты здесь.

— Я тоже не сразу поняла, почему Дрэйк разговаривает со стеной.

Зетту знатно перекосило, а пианист откровенно захохотал, увлекая меня за собой.

— Да ну брось. Тебе не надоело?

— Надоест, когда она перестанет ко мне цепляться!

— Никогда она не перестанет. Она заметно старше, а гримерная от цветов ломится у тебя.

— И что я по этому поводу должна сделать?

— По мнению Зет, на полном ходу выпрыгнуть из флайса на магистрали высшего уровня.

Теперь мы захохотали уже вдвоем. Правда, горло тут же дало о себе знать. Сейчас бы чего-нибудь теплого и смягчающих леденцов в довесок. Кажется, где-то в сумочке у меня завалялись, надо будет поискать. И попросить, чтобы принесли теплой воды.

— Ты сегодня в ударе, — заявил он, открывая передо мной дверь гримерной. В Ландстор-холле не принято нести цветы на сцену, поэтому комната уже была завалена ими до самых дверей. — Как ты это делаешь?

Пожала плечами.

— Просто я люблю петь.

Это правда. Когда выхожу на сцену, часть меня словно оказывается в другом мире. Песня льется помимо воли, я не просто чувствую то, что пою, я переживаю каждое слово. К тому же мой голос — все, что у меня есть. Точнее, все, чем я когда-либо хотела заниматься, было связано с моим голосом. В детстве просто сходила с ума от записей Шайны Анж, оперной певицы, покорившей весь мир. Оперной музыкой я дышала, горела и жила, вот только с оперой не срослось. Пока не срослось, но никто же не говорил, что я просто так сдамся.

— Ладно, Бри, оставляю тебя. До встречи.

— Счастливо! Позовешь Клари?

— Обязательно.

Дрэйк коснулся губами моей щеки, после чего, повернувшись на каблуках, подпрыгнул и зашагал по коридору, насвистывая что-то себе под нос. Вот позер!

Захлопнув дверь, я доковыляла до зеркала и с наслаждением стянула модные туфли с множеством ремешков. Сразу ощутимо уменьшилась в росте, уселась на стул и облокотилась о туалетный столик. Красота! Оковы пали, теперь хоть танцуй. Вот все люблю в своей работе, но к модельной обуви так до сих пор и не привыкла. Хотя когда-то мне казалось, что я не привыкну к своему новому образу. И к сценическому имени тоже — прилично времени ушло, пока я начала понимать, что Бриаль Бетрой и Леона Ладэ — одно и то же лицо. Ну или не совсем одно: макияж придавал мне по меньшей мере с пяток лишних лет, но мода диктовала свои правила. Да и попробуй выйди на сцену без подведенных глаз или без помады: сольешься с интерьером. Тонкие брови приходилось постоянно выщипывать и красить, а вот глаза у меня самого невзрачного цвета — светло-голубые. Спасибо Клари, которая искусно оттеняла их при помощи подводки и теней. Губы под ярким блеском становились более пухлыми, и временами у меня создавалось ощущение, что эта холодная красота — не моя.

В каком-то смысле так оно и было.

У-ух… Потянувшись, наклонилась, разминая ступни. Завтра у меня первый за много дней выходной, обязательно схожу на массаж! А пока вызову флайс — и домой. Покосилась на сумку, где завалялась коробочка с вожделенными леденцами, но вставать не хотелось. Сейчас еще пару минут посижу, и будет мне счастье в виде смягчающей карамельки. Дотянулась до ближайшего букета, к которому прикрепили визитку, пробежала глазами и выбросила в урну. У меня правило: никаких свиданий с клиентами Ландстор-холла и никаких встреч с поклонниками. Потому что ничем хорошим это обычно не заканчивается.