Верные враги - Ольга Громыко

Безжалостны истории страницы,

Писать на них — удел не слабаков.

За каждой строчкой — чьи-то судьбы, лица,

Рев пламени, лязг стали, стук подков.

Но время — добрый друг и враг заклятый —

Неумолимо увлечет их в тень,

И станет для потомков просто «датой»

Кому-то жизнь перевернувший день.

…И знали бы невольные герои,

Борясь, спасая, веря и любя,

Что, заполняя летописи кровью,

Ни капли не оставят для себя…

Белорские хроники конца IX в., т. 7, раздел «Легенды и предания»

Автор неизвестен

— А колдуна-то нашего прибили вчера, — невесть с чего сказал корчмарь, поочередно вытирая небрежно сполоснутые в бадейке кружки. День выдался серый, тоскливый — поздняя осень, всё никак не уступающая зиме; не хотелось горожанам ни пивка, ни жареной картошечки — надо сказать, скверно жаренной, на прогорклом жиру, — да и вообще не хотелось выходить в этот то ли дождь, то ли туман, висящий над городом с прошлой недели. С полдюжины человек только за столиками и сидело.

— Хм? — Я вежливо приподняла левую бровь. Болтать с корчмарем меня не тянуло, слушать тоже, но в «Волчьей пасти» я считалась завсегдатаем, соответственно пользовалась скидками, а за это терпеливо изображала приличную клиентку. Хорошее название, из-за него в первый раз и зашла. Корчма как корчма, не хуже и не лучше других. Над камином распялена волчья шкура с головой и вычервленной пастью, у всех девок на передниках рунический знак оборотня, сзади тряпкой болтается пришитый хвост. И чесночок со стрелолистом по стенам развешан на всякий случай — мало ли, вдруг нежить примет всё за чистую монету и кинется в корчму. Забавно.

— Наши и прибили, — охотно подхватил корчмарь, — народу-то вчера поболе сидело, к вечеру распогодилось чуток, вроде как и солнышко выглянуло, ну, людишки к ужину и подтянулись. И Старый Хряк был, и Щот-рыжий, и милсдарь Жолард изволил чарку винесского спросить. Девки, само собой, крутились. Ну и колдун. Чего, спрашивается, приперся? Сел у окна и взглядом дурным ведет, ровно не лошадь его везла, а сам добрый час под седлом скакал. Сидит и сидит, ничего не просит. Девки боятся подходить, друг на дружку кивают. Делать нечего, пошел сам. «Чего подать-то? — спрашиваю. — У нас тута забесплатно греться не принято». Гляжу — и впрямь какой-то пришибленный, ровно не понимает. В упор таращится. Потом сморгнул и говорит: «Мяса шмат принеси, да прожарь хорошенько».

Видно, успел где-то наколдоваться, рассеянно подумала я. Магия отнимала много сил, а лучше всего их восстанавливала животная пища и подогретое красное вино. Вина он не спросил, значит, хотел сохранить ясную голову.

— Ну, услал я мальчишку в подвал окорок пластать — жаркое-то кончилось, всё раскупили, а сам пиво разливаю. Шесть кружек наполнил, на поднос смахнул и Кветке велел нести. Глупая девка, но пригожая, — пояснил корчмарь, — и спереди и сзади подержаться есть за что. Как пошла по залу, все уставились: кто на зад, кто на перед, кто на пиво. Колдун тоже глянул, а дурында эта поскользнулась на ровном месте да так на пол и загремела, двух шагов не донесла. Пиво на клиентов вывернула, косорукая. Аккурат Корьке-хромому на штаны новые, он их как раз обмывал. Вот те и обмыл, хе-хе… Корьку-то помните? Мужик такой здоровенный, на складах бочки катает? Ну, который в том году по пьяни в колодец упал? Морозы тогда страшенные стояли, вода до донышка в камень замерзла. Другой бы вусмерть, а этот только ногу сломал. Еще песни срамные оттуда орал до утра, во хмелю и не болело-то.

— И?

А вот что в «Волчьей пасти» было действительно выше всяческих похвал, так это жареные семечки: пузатые, в меру присоленные высыпанные в широкую плоскую миску на стойке — бери, кто хочешь, сколько в горсть влезет. Или, воспользовавшись напавшей на корчмаря говорливостью, прямо оттуда лузгай, нахально выбирая самые крупные.

— Ну, стрельнуло ему в башку, будто это колдун ей ноги подшиб, сглазил. Нарочно. Встал, стул за ножку да как жахнет колдуну по темечку! Тот, знамо дело, руку вскинул — не долетел стул, в воздухе рассыпался, а Корьку аж до стены по полу прокатило и задницей в камин впечатало. А колдун еще больше сбледнул, покачнулся, сесть, видать, хотел — давай стул руками искать, будто незрячий. Только Корька не один был, с дружками, они за колдуна и взялись. Двое за руки держали, а остальные били по очереди. Долго били, он уж и не дергался, а они всё норовили покрепче приложить. Один даже не поленился, за оглоблей сбегал. Попереломали руки-ноги, раздели, шмотье и цацки поделили. Мне вон тоже дали, — корчмарь порылся в кармане передника, показал какую-то висюльку — то ли пластинка кремня, то ли черная блестящая кость.

Драконья чешуйка, поняла я, взяв амулет в руку.

— Не уступите?

— Да бери так, на кой она мне? — Как будто даже с облегчением разрешил мужик. Кому охота с Ковеном Магов связываться, если до него дело дойдет. Потом доказывай, что просто смотрел… да и за «просто» по головке не погладят. — А самого к оврагу сволокли, раскачали и вниз скинули. Там грязи теперь по колено, в овраге-то. Потоп, поди. Захлебнулся.

— Не всё равно, трупу?

— Когда за порог вытаскивали, дышал еще. Кровь в горле клокотала.

«Баба с возу — волкам легче», — подумала я, пряча амулет. Колдунов, всесильных выскочек, никто не любил. Боялись, уважали, но если уж били, то всем скопом, чтобы наверняка.

Я пару раз видела его в корчме, а потом встречала и на улицах города. Высокий, черноволосый, молодой еще мужчина. Довольно смуглый, но светлоглазый, с располагающим, слегка ироничным лицом. Как-то раз он пришел с учеником и снисходительно наблюдал, как тот впервые пробует крепкое здешнее пиво. Мне почему-то запомнились длинные чуткие пальцы с единственным, простеньким с виду кольцом, прямо из воздуха доставшие золотую монету для расплаты с корчмарем. Тот даже не поверил, надкусил — не морок ли.

Я отряхнула шелуху, расплатилась и решительно встала. И так уже засиделась, серь за окном начала сгущаться в ранние осенние потемки.

Что ж, прибили — туда ему и дорога.

Жила я за городскими стенами — трехсаженной каменной кладкой со сторожевыми башенками и высокими воротами, запирающимися на ночь. Хозяин частенько предлагал мне подыскать комнатушку в городе, но я отказывалась. Зачем? Тогда пришлось бы избавиться от коня и козы да еще платить за съем. Именно избавиться — один прихрамывал, вторая доилась вполовину меньше положенного и упорно не желала обзаводиться потомством. Кто ж их купит? Только живодер.