Новая Зона. Проект "Минотавр" - Роман Куликов

Звуки словно гасли в тумане. Шаги, скрежет гравия под подошвой, тявкающий кашель похожего на облезлого, бродячего пса мутанта, далекий выстрел – все скрадывалось белесой дымкой. И словно осаждалось мутной влагой на траву, на деревья, на хмурые серые дома. От чего складывалось впечатление отчужденности: будто растения мертвые, а здания ненастоящие. Казалось, что если коснуться стен любого из сооружений, то на пальцах останется темный маслянистый слой скользкой субстанции.

Артист невольно потер подушечками пальцев о ладонь. Захотелось передернуть плечами от невольного омерзения. Туман клубился, расступаясь, заманивая, вовлекая все дальше вглубь себя и смыкаясь позади. Обманчивые звуки вызывали смятение и страх.

Хотелось закричать, позвать Шаха, Кузю или даже Хорька, любого из тех, с кем отправился в ходку. Да хоть кого-нибудь! Лишь бы не оставаться одному в этом вязком, обволакивающем вареве. Но инстинкты подсказывали, что нельзя этого делать. Ни в коем случае. Крик может привлечь мутантов. Перед тем как его обступил туман, Артист слышал только рычание «голышей» – тварей, похожих на собак с содранной шкурой и страшенными клыками, торчащими из пасти, но воображение рисовало, как из блеклых клубов появляются существа еще ужаснее и смертоноснее. Лоснящиеся от влаги, бесформенно-черные, жаждущие крови и мяса… свежего человеческого мяса… почудился треск разрываемой когтями ткани, фантомная боль прошла жгучими полосами по груди, спине, рукам и бедрам. Артист все же невольно вскрикнул и испуганно осмотрел себя.

Ничего.

Куртка и штаны целы, ни крови, ни ран…

Он помотал головой, прогоняя наваждение, но на смену одной напасти вдруг откуда ни возьмись явилась другая: неотвратимой, безудержной волной накатило щемящее чувство тотального, почти вселенского одиночества. Показалось, будто за туманом ничего нет и Артист остался единственным человеком на планете, последним из людей. От этого стало так невыносимо жутко, что все монстры и аномалии Зоны превратились лишь в нереальные детские страшилки. Вселенная потрясала своей непостижимой безграничностью и пустотой. Осознание собственной ничтожности и безысходность давили жутким, гигантским прессом и одновременно разрывали изнутри. Безумный приступ агорафобии и клаустрофобии одновременно.

И вот тогда, наплевав на все возможные опасности, Артист закричал и бросился бежать. Туда, где раздавались глухие выстрелы, откуда доносились едва различимые крики и брань, смешанные с визгом и рычанием. Туда, где были люди!

Шаг, второй, третий… Куда ни глянь – взгляд всюду упирался в зыбкую стену тумана. От дезориентации закружилась голова, подступила тошнота.

Инстинкт самосохранения вопил, бился где-то внутри сознания в попытках образумить, заставить остановиться. Тщетно.

Артист продолжал бежать, пока резкий толчок в грудь не отбросил назад.

И все, что чувствовал, испытывал, переживал до этого, в одно мгновение схлынуло обратно – в пучину чудовищного иррационального сумасшествия, оставив на берегу сознания пенящиеся островки неясных образов и лужицы размытых воспоминаний.

Сердце в один миг оказалось где-то возле пяток. Все-таки попал в аномалию! Близость и реальность смерти будто пресловутой косой разрубили пелену наваждения. Мысли стали относительно четкими и последовательными. Только похоже, что ненадолго. Попадание в аномалию почти всегда означало одно… Конец пути, последняя остановка, финиш – называть можно как угодно, но суть оставалась неизменной с момента зарождения жизни.

Странно, что не разорвало на части, а лишь отшвырнуло. Хотя скорее всего это только прелюдия, а основное действо ожидало впереди.

«Лишь бы Свете сказали, что погиб, – промелькнула мысль. – Чтобы не ждала, не надеялась…»

От удара спиной о землю непостоянное, словно фривольная девица, сознание вновь оставило Артиста, на этот раз вместе с дыханием. Затем вернулось, но уже сопровождаемое болью, резанувшей по ребрам и полыхнувшей в затылке.

«Ну, здравствуй, аномалия», – подумал Артист с отрешенным спокойствием.

Перед глазами еще плавали радужные пятна, когда «аномалия» схватила за шиворот и, сопровождая свои действия матерщиной, потащила куда-то. Определить направление Артист не смог бы при всем желании, зато голос узнал. Шах… Шах!

Хотел позвать товарища, сообщить, что жив, может, даже цел, поделиться радостью, которая переполняла, но с губ слетел лишь сиплый хрип.

– Твою мать, Артист, ты совсем, что ли, дебил? Придурок долбанутый! – продолжал ругаться Шах. – Как можно дурман-траву не различить?! Ее даже ночью видно! Да что там видно, от нее мертвечиной несет так, что глаза щиплет.

– Он перед ходкой сказал, что простыл. – Еще один знакомый голос – парень по прозвищу Хорек. – Насморк у него. Ты сам не слышал, что он гнусавил?

– А ты заткнись, мудила! Из-за тебя Верес мутантам на корм пошел!

Значит, четвертый участник группы погиб. Артист отметил это без какого-либо сожаления, но не потому, что ему было все равно. Верес казался неплохим мужиком, слегка замкнутым, туповатым, временами жестоким, но по-своему добродушным. Просто сейчас Артист не в силах был испытывать что-то еще, кроме радостного блаженства.

– А че это я виноват? – возмутился Хорек. – Верес сам полез за тем артефактом. Я не знал, что эта хрень электричеством жахнет.

– Не знал, но сказал, что арт безопасен, ублюдок!

– Я сказал, что видел похожий, и тот был безопасен!

– «Видел», «сказал», «похожий»… урод, твою мать! – цедил сквозь зубы Шах. – Подними автомат Артиста! Не видишь, задевает за кусты?! И быстрее давай, надо свалить подальше, пока твари там Кузю дожирают.

Ощущение, что его постоянно что-то тянет за руку и дергает, вдруг исчезло. И следом необычайная легкость разлилась по телу. Артист почувствовал, что его влечет куда-то вверх, в сияющую высь, будто автомат, цепляясь за ветки, камни, выступающие из земли корни деревьев, удерживал и сознание, которое, потеряв своеобразный якорь, опять стало ускользать. Но теперь уже не хотелось сопротивляться. Наоборот, пришло чувство, что так правильно, так нужно, так должно быть.

– Шах, а чего он лыбится? – спросил Хорек.

– Вот бл…! – выругался Шах.

Артист снова очутился на земле… она была похожа на перину из нежнейшего пуха, такая мягкая, приятная… С нее никому и никогда не захочется вставать.

От хлесткого удара по лицу голова дернулась в сторону. Боль обожгла щеку. Потом вторую.

– Эй! А ну хватит! Перестаньте! – воскликнул Артист.

Но его продолжали хлестать по щекам.

– Вы че творите?! Эй! Хватит, я сказал!

Слова звучали грозным криком в его голове, но на деле он не проронил ни слова, лишь блаженная улыбка сошла с лица.