Плющ на руинах - Юрий Нестеренко

Немало времени прошло с тех пор, как я, Риллен Эр Ли, зарыл кейс со своей рукописью перед входом в землянку отшельника близ города Линдерга и отправился в путь на юг. Немало воды утекло — и немало крови. Многих из тех, с кем свела меня судьба за это время, уже нет в живых. Кто-то погиб от меча или стрелы в бою, кто-то от яда, кто-то принял смерть от рук палача — и, кажется, никто не умер естественной смертью. Жизнь, которую я вел все это время, неординарна не только с точки зрения людей Проклятого Века, но, насколько я могу судить, и с позиций нынешнего времени. Мне не раз приходило в голову, что происходящие со мной события следует записывать. Теперь, наконец, у меня есть для этого время и возможность.

Я — один из так называемых перебежчиков, людей, которые воспользовались изобретенными в конце Проклятого Века машинами времени, чтобы, несмотря на все запреты и репрессии властей, бежать в будущее. Мы бежали от охватившего планету кризиса, понадеявшись, что кто-то справится с ним вместо нас. Но, кроме нас, сделать это было некому, и цивилизация рухнула. Нынешний мир, мир дикости и варварства, беспощаден к нам. Двое из моей группы, Зи и Саннэт, сожжены на костре Священного Трибунала; инженер Лаус умер от раны, полученной в бою, а мой друг Лоут отправился в дальнюю разведку и не вернулся. Некоторое время я ждал его и записывал произошедшие с нами события; когда же мое повествование было окончено, а Лоут так и не появился, я решил, что следует подыскать себе более подходящее место жительства, нежели землянка в лесу под Линдергом.

Итак, в начале лета 683 — как я узнал впоследствии — года от Искупления я покинул землянку, предварительно тщательно закопав все предметы, доставленные нами из своей эпохи. С особой неохотой я расстался с автоматами и патронами к ним, но, увы, подобное оружие невозможно носить незаметно. Я взял с собой лишь пистолет и коробок с несколькими оставшимися спичками. Имея слишком мало информации об окружающем меня мире, я не мог выработать сколь-нибудь серьезный план действий; в то же время страх выдать себя мешал мне собирать информацию достаточно активно. Я слишком хорошо помнил участь моих товарищей. У меня было два способа добывать себе пропитание: несколько патронов в обойме и несколько монет в кошельке. Первые три дня пути я старательно избегал людей и пользовался первым способом, охотясь на мелкую дичь и почти не выходя из леса. В итоге я добился результата, прямо противоположного желаемому.

Все еще с пистолетом в руке я подходил к подстреленной птице, когда сзади послышался шорох раздвигаемых ветвей. Я резко обернулся. Ко мне приближался человек в легкой зеленой куртке, кожаных штанах, высоких охотничьих сапогах и шапочке с пером. В руке он держал арбалет. Видимо, его привлек звук выстрела. Внезапно глаза его расширились — он увидел мой пистолет. Молниеносным движением он вскинул свое оружие. Я выстрелил. От волнения я не смог сделать это точно, хотя стрелял почти в упор. Он вздрогнул, раненый в плечо, но все еще пытался натянуть тетиву. Я выстрелил вторично — на этот раз пуля попала в голову, и он упал. Я, даже не подойдя к телу, бросился бежать. Только потом я понял, как это было глупо — я мог взять его арбалет, возможно, у него были с собой деньги, кремень и огниво, еще что-нибудь полезное в этом времени. Но тогда у меня была только одна мысль — этот человек может быть не один, а я только что израсходовал свой последний патрон. Я даже забыл об убитой птице. Я бежал довольно долго, пока не рухнул без сил в траву, тяжело дыша. Только тут я вспомнил, что остался без ужина. Повертев ставший бесполезным пистолет, я не решился расстаться с ним, но подумал, что нет больше смысла носить его под кольчугой, откуда он может выскочить в самый неподходящий момент, и сунул оружие за голенище сапога.

Эту ночь, как и предыдущие, я провел в лесу, а утром вышел на дорогу. К полудню я добрался до трактира и зашел туда, чувствуя волчий голод. Народу было немного, судя по одежде — мелкие торговцы, ремесленники, несколько солдат. Я сел за стол в дальнем углу, сделал заказ и стал прислушиваться к разговорам посетителей. Ничего угрожающего я не услышал — судя по всему, об убийстве в лесу еще не знали. Трактирщик поставил передо мной миску с едой и глиняную кружку с вином. Пока я торопливо поглощал превосходное жареное мясо, открылась дверь, и вошло еще несколько солдат. Они направились в мою сторону. Я похолодел. Однако они спокойно уселись за мой стол, обменялись со мной приветствиями и тоже заказали мяса и вина. Меня это не слишком успокоило. В разговоре с ними я мог выдать себя с головой, а уклониться от разговора, не вызвав их подозрений, вряд ли было возможно. Мои опасения подтвердились: солдаты пребывали в хорошем настроении и не прочь были поболтать. Выяснив, что меня зовут Риллен, они сообщили свои имена и поинтересовались, где я служу.

— В Линдерге, — назвал я единственный знакомый мне город. Это не понравилось одному из солдат, рыжему бородатому толстяку, который пробурчал что-то насчет королевских выскочек. Но остальные лишь посмеялись над ним — как я понял, речь шла о какой-то потасовке с королевскими солдатами, в которой толстяк выглядел не лучшим образом. Сами они, как выяснилось, состояли на службе у герцога Раттельберского. Будучи в хорошем расположении духа, они не собирались ссориться и согласились выпить за короля, если я, в свою очередь, выпью за здоровье его светлости герцога, что я и проделал. Но толстяк был не удовлетворен, к тому же его, вероятно, злило, что товарищи острили по его поводу в моем присутствии. Он принялся нелестно отзываться о вооружении и командирах линдергцев, а я вынужден был заступаться за честь полка, чтобы не вызвать подозрений.

— И лошади у вас никудышные! — заявил толстяк.

— Лошади у нас получше ваших, — возразил я.

— Да пойдем и посмотрим хоть сейчас! Если в тебе есть хоть капля чести, ты признаешь, что твоя лошадь моей в подметки не годится! Где стоит твоя лошадь?

— Моя лошадь?… — растерянно пробормотал я. Разумеется, солдат, убитый нами в первый день, солдат, чья одежда была теперь на мне, был кавалеристом. Почему-то я не думал, что разница в обмундировании пехоты и кавалерии столь заметна. И было совершенно невероятно, чтобы кавалерист оказался на таком расстоянии от Линдерга без лошади.

— Ну да, твоя, где стоит моя, я знаю. Пойдем и посмотрим!

— Ребята, давайте сначала пообедаем, — вмешался другой солдат.

— Нет, пусть он сперва признает, что я прав, или пойдем и посмотрим,

— не унимался толстяк.

— Хорошо, пошли, — во дворе было несколько лошадей, и я решил, что могу указать на любую.

Я потребовал, чтобы толстяк сперва показал своего коня — я не хотел случайно выбрать лошадь одного из солдат. Затем я повел всю компанию в противоположный угол двора и похлопал по шее наиболее понравившегося мне жеребца. Солдаты принялись со знанием дела осматривать его.

— Эй, эй! Что вам надо от моего коня? — раздалось сзади. Один из посетителей трактира, держа руку на рукоятке кинжала, подходил к нам.