Рыбья Кровь и княжна - Евгений Таганов

Поединок был как поединок, хоть и назывался судебным и сражались не простые воины, а лучшие князья Русского каганата. Парные мечи и обнаженные торсы поединщиков обещали быструю первую кровь, но она все не проливалась, хотя ожесточения, по крайней мере, с одной стороны было предостаточно.

Этой ожесточенной стороной являлся гребенский князь Тан, высокий, широкоплечий, с узловатыми мышцами молотобойца, он яростно атаковал своего куда менее внушительного противника. Однако всем собравшимся во дворе кагана знатным зрителям: князьям, тиунам-управляющим, воеводам — знатокам ратного дела, казалось, что именно восемнадцатилетний князь Дарник по прозвищу Рыбья Кровь ведет поединок, хладнокровно уворачиваясь и отбиваясь, выжидает удобный момент. Не достигая своей цели мечами, Тан дополнял ее словами.

— Ты жалкий безродный выродок! — рычал он свистящим шепотом, не слишком подходящим его великаньей стати.

— Верно, — коротко отвечал ему Дарник.

— Ты трусливый лесной разбойник!

— И это так.

— Княжны Всеславы не видеть тебе как своих ушей!

— Конечно, не видеть, — соглашался и с этим молодой липовский князь.

Захватив крестовиной своих мечей мечи противника, Рыбья Кровь сильно отбросил их в сторону и, продолжая разворот, повернулся к Тану спиной и из-под руки всадил ему в живот оба своих меча. Конечно, можно было пожалеть неразумного витязя, но поставить твердую точку в своем первом посещении каганской столицы для Дарника оказалось гораздо предпочтительней.

Потрясенные зрители не верили своим глазам.

— Ну что ж, ты победил честно! — произнес в полной тишине каган Влас.

Смертельно раненного Тана унесли его гриди, а князья, воеводы и тиуны вернулись к праздничным столам. В VIII веке мало кого могла смутить внезапная смерть сильного, хорошо подготовленного к любым испытаниям мужчины во цвете лет. Раз погиб, стало быть, истек срок его жизни, стало быть, никакой ловкостью и умением не укроешься от своей судьбы и винить в этом вряд ли кого следует, особенно если все произошло в столь чистом и ясном поединке.

Надо сказать, что средняя продолжительность жизни в то время на Среднерусской возвышенности, как и во всей Евразии, составляла 30 лет. Поэтому, чтобы человек мог чего-нибудь выдающегося достигнуть, он должен был с младых ногтей проявлять незаурядную энергию, нацеленность и осмотрительность. Но и всего этого могло не хватить, если у него недоставало гибкости ума, самообладания, умения ладить с людьми. Вот почему такое значение имела в ту пору знатность происхождения. Само взросление в достатке, умных разговорах и повиновении окружающих давало правящей верхушке ту фору, которой не было у простолюдинов. Если среди последних и появлялись яркие личности, то князья и тиуны смотрели на них без всякой зависти, заранее зная, что эта яркость долго не продлится, — один-два промаха, и все у очередного выскочки пойдет прахом.

— Ты такой же, как и мы! — закричит чернь и с радостью стащит своего вчерашнего любимца с самого высокого трона.

Другое дело любой пусть маленький, но знатный честолюбец. Одно наличие богатой и влиятельной родни не даст ему сильно упасть, да и простолюдины всегда к нему более снисходительны.

Князь Тан был прав — Дарник являлся в глазах наследных князей самым вызывающим выскочкой. Его непрерывное восхождение наверх продолжалось уже третий год. В 15 лет сбежав в одиночку из затерянного в дремучих лесах селища Бежеть, он повстречался с тремя охотниками за рабами. Убив главаря и соврав, что ему двадцать лет, Дарник сам возглавил их бродячую ватагу. Через два месяца под его началом находилась уже дюжина удальцов-бойников. Чудом избежав княжеского суда в славном городе Корояке, юный бежечанин с небольшим ополчением разгромил непобедимую дружину разбойников-арсов и свою первую самостоятельную зимовку встречал уже как воевода городища Липов. Еще два года сражений, и бойники вместе с жителями городища выбрали его своим князем. На исходе своей третьей предводительской зимы он уже ехал на съезд словенско-русских князей в Айдар, столицу Русского каганата.

Многие отговаривали его от этой поездки, убеждая, что там ему непременно устроят княжеский суд за все былые прегрешения. Дарник и сам прекрасно понимал это, поэтому ехал, сжав кулаки, с твердым намерением победить своим умом и характером всех возможных противников.

Князья каганата действительно собирались если не судить выскочку-бойника за его бесчинства, то хотя бы поставить на место, но их расчетам не суждено было осуществиться. С легкостью отбив малые претензии, Рыбья Кровь сам атаковал своего главного обвинителя, короякского князя Рогана, который три года назад едва не отправил его, юного вожака вольных бойников, на виселицу:

— Весь сыр-бор в том, что у князя Рогана есть дочь Всеслава. Она тоже приехала сюда в Айдар. Три года назад я увидел ее и навсегда потерял покой. Все, что я ни делал с тех пор, я делал во славу ее, чтобы она обратила на меня свое внимание. Два месяца назад я посватался к княжне Всеславе. И князь Роган прав, если он откажет, я приступлю к Корояку с войском и заберу силой свою зазнобу. Но я не понимаю, в чем тут незадача, ведь год назад князь Роган отдал мне свой город Перегуд, разве это было сделано не в качестве приданого?

Ответом на его слова был дружный смех князей — всем понравился перевод захваченного Дарником короякского Перегуда в щедрый подарок-приданое прижимистого Рогана неукротимому жениху. Каган Влас, не любивший князя Рогана, охотно подхватил:

— Ну так надо помирить влюбленного князя с его сердитым тестем.

— Помирим! Поженим! Свадьбу прямо в Айдаре! — раздались веселые голоса.

Позже, когда Роган с Дарником остались наедине, короякский князь сердито высказал:

— Но ведь ты все это придумал! Три года назад ты и видеть не мог мою дочь.

— Видеть не видел, но уже тогда знал, что нам суждено породниться, — Дарник и не думал отрицать свою хитрую придумку.

Высокий, но не огромный, ладно скроенный, но без избыточных мышц, неуловимо быстрый, однако умеющий напускать на себя внешнюю неторопливость, с лицом, которое нельзя было назвать ни открытым, ни замкнутым, ни особо красивым или чрезмерно обыкновенным, — таким выглядел сей дерзкий молодец. С раннего детства Рыбья Кровь привык до всего доходить только собственным умом и своим пониманием справедливости и порядка, поэтому ни на кого и ни на что не умел смотреть снизу вверх. Причем получалось это у него как-то совсем не оскорбительно. Никогда не забывал приветствовать окружающих должным образом, если и делал какие-то совсем крошечные паузы в своих речах и жестах, то это выглядело скорее как легкое тугодумство, чем намеренная гордыня или высокомерие. Никто ни разу не видел его рассвирепевшим или чересчур радостным, хотя и назвать его человеком совсем уж с холодной рыбьей кровью тоже вряд ли кто мог. Словом, те, кто был много наслышан о нем, при виде живого князя Дарника бывали обычно сперва крайне разочарованы его не слишком внушительным обликом. Но уже через час-другой, приглядевшись и прислушавшись к его словам и поведению, круто меняли свое суждение, говоря, что, видимо, действительно с этим юнцом не все так просто.