Дочери Тьмы - Лиза Джейн Смит

— Ровена, Кестрель и Джейд… — произнеслаМэри-Линетт, когда они с Марком проходили мимо старой викторианской фермы.

— Что?..

— Ровена, Кестрель и Джейд. Так зовут девушек, которыескоро сюда приедут. — В руках у Мэри-Линетт был складной стул, поэтому оналишь кивнула головой в сторону дома. — Это племянницы миссис Бердок. Тычто, забыл? Я же тебе говорила: они приезжают к ней жить!

— Что-то не припомню, — буркнул Марк, поправляя наплече телескоп. Они с Мэри-Линетт взбирались на холм, поросший толокнянкой.Краткий ответ означал — Мэри-Линетт хорошо знала своего брата, — что ониспытывает сильное смущение.

— У них прелестные имена. [1] И сами они,должно быть, очень милые девушки. Во всяком случае, так говорит миссис Бердок.

— Миссис Бердок чокнутая.

— Нет. Она просто странная. А вчера она мне сказала,что все ее племянницы — писаные красавицы, что они великолепны, каждаяпо-своему. Думаю, миссис Бердок преувеличивает, но она в этом убеждена.

— Тогда им нужно не сюда, а в Калифорнию, — каквсегда, пробурчал себе под нос Марк, — позировать для модных журналов.

Наконец они добрались до вершины холма.

— Где тебе поставить телескоп?

— Прямо здесь.

Мэри-Линетт опустила складной стул, слегка утоптала землю,чтобы ровно установить телескоп, и, как бы между прочим, сказала:

— Знаешь, я подумала, может, нам прийти сюда завтра ипознакомиться с ними… ну, хотя бы просто поздороваться…

— Может, хватит? — резко оборвал ее Марк. — Ясам могу о себе позаботиться. Если я захочу встречаться с девушкой, топознакомлюсь с кем-нибудь сам, без твоей помощи.

— Ну ладно, хорошо-хорошо. Поосторожней с окуляром,пожалуйста…

— И что, по-твоему, мы им скажем? Добро пожаловать вВересковый Ручей, где никогда ничего не происходит? Где койотов больше, чемлюдей? Где единственным развлечением являются мышиные бега в баре «Золотойручей» по субботам?

— Ну ладно тебе, успокойся… — вздохнулаМэри-Линетт.

Она взглянула на младшего брата. Он стоял на вершиневысокого холма, освещенного последними лучами заходящего солнца: здоровыйзагар, румянец на щеках… Его черные волосы блестели так же, как у Мэри-Линетт,и глаза были такими же синими и ясными, а взгляд таким же живым. Сейчас простоневозможно было себе представить, что в жизни Марка был хоть один печальныйдень.

Однако в детстве Марк ужасно страдал от астмы и былхуденьким — кожа да кости. Каждый вдох давался ему с трудом. Когда ему быловсего два года, он, борясь со смертью, почти целый год провел в кислороднойпалатке. Мэри-Линетт, которая была старше Марка всего на полтора года, каждыйдень спрашивала родителей, вернется ли когда-нибудь ее маленький братик домой.

Ему выпало на долю тяжелое испытание. Малыш был в этойпалатке совсем один, даже мама не могла его погладить по голове или поцеловать.И это не прошло бесследно. Домой он вернулся робким и пугливым, все времяцеплялся за мамину руку, долго не мог заниматься спортом, как другие дети. Ихотя все это было давным-давно (в этом году Марк перешел в старшие классы), онпо-прежнему робел, а если его «доставали», мгновенно вспыхивал и мог наговоритьлишнего.

Мэри-Линетт хотелось, чтобы одна из приезжих девушек емупонравилась, чтобы он стал более раскованным, уверенным в себе. Может, ейкак-нибудь удастся это устроить…

— О чем ты задумалась? — подозрительно спросилМарк.

Мэри-Линетт смутилась, заметив его пристальный взгляд.

— Ну… например, о том, что сегодня хорошо будетнаблюдать за звездами, — тихо ответила она. — Август для этого —лучший месяц. Воздух такой теплый и тихий. А вот и первая звезда! Загадывайжелание!

Она показала на яркую точку над южным горизонтом. Удалось!Марк отвлекся, глядя на небо.

Мэри-Линетт уставилась в его темный затылок. «Если бы этомогло сбыться, я загадала бы для тебя целый любовный роман. И для себя тоже… Ночто в том проку? Здесь нет никого, с кем стоило бы закрутить роман».

Никто из ее школьных приятелей — может быть, кроме ДжеремиЛаветта, — не понимал, почему она интересуется астрономией и что оначувствует, глядя в звездное небо. Впрочем, Мэри-Линетт это не очень огорчало.Но временами она ощущала какую-то смутную тоску… Если бы хоть кто-то мог еепонять! И если уж загадывать желание, то пусть оно будет об этом… О том, чтобыкто-то вместе с ней смотрел в ночное небо.

Ну, довольно. Все это пустое. К тому же они загадывалижелание совсем не на звезду — только Марку об этом лучше не говорить. Это былапланета. Планета Юпитер.

Марк тряхнул головой. Тяжело ступая, он спускался вниз потропинке, вьющейся через кусты медвежьей ягоды и заросли болиголова. Вообще-тонадо было извиниться перед Мэри-Линетт. Меньше всего ему хотелось ее обидеть:сестра была единственным человеком, с кем он старался быть добрым и вежливым.

Но почему она вечно все за него решает? Взять хотя бы этуерунду с загадыванием желаний. Впрочем, Марк ничего и не загадал, однако сейчасподумал: если бы я загадал желание… правда, я все равно не загадал бы… это такпошло, так глупо… Но если бы я загадал… я хотел бы, чтобы хоть что-то в нашейжизни изменилось.

«Дикость какая-то», — решил про себя Марк, и ему вдругстало не по себе. Он шел по склону холма, погружаясь в сгущающуюся тьму.

Джейд вглядывалась в сверкающую бриллиантовую точку,застывшую над южным горизонтом. Она знала, что это — планета. Последние двеночи Джейд наблюдала, как эта яркая точка в сопровождении крошечных блестоксвета — должно быть, спутников — двигалась по небу. Там, откуда приехала Джейд,никто не загадывал желаний на звезды, но эта планета была для нее почти другом.Планета-путешественница, как и сама Джейд. Наблюдая за ней этой ночью, Джейдвдруг ощутила зарождающуюся в глубине души надежду.