Мефодий Буслаев. Стеклянный страж - Дмитрий Емец

Свет дает все постепенно. Просишь яблоню – получаешьсемечко. Прорастишь – вот она, твоя яблоня, благодарная твоим рукам и связаннаяс тобой навеки. Не прорастишь – тогда и взрослое дерево загубил бы, получи егосразу.

Эссиорх

Острое счастье – это когда после новогодней елки стоишь вочереди за подарком, а твоя пятнистая шуба из ненастоящего барана бежит помозаичному полу пристегнутыми на резинки перчатками. Шлеп-шлеп! – красныеперчатки бегут, широко расставляя пальцы. Кажется, что шуба переставляетсмешные утиные ноги. Шлеп-шлеп! – бегут утиные ноги счастья.

Автобус остановился, и Меф, несильно боднув лбом стекло,проснулся. Последние дни ему часто снилось детство. Сны всегда были яркие,радостные. После пробуждения они не смазывались, а надолго оставались в памяти.Просто бери кисть и пиши.

Сны приходили к Мефу не только ночью, но и всякий раз, когдаон случайно засыпал. Как-то это случилось на ящиках в «Пельмене», куда онприсел на пять минут, дожидаясь, пока Маркелов сообразит, почему не запускаетсялента погрузчика. Не запускалась же она потому, что между вращавшими ее зубцамиПамирджанов хранил свое ведро с дезинфицирующим раствором, которое в любомдругом месте моментально переворачивали.

Двери с шипением открылись. Салон засуетился, зашумел и сталопустошаться. Зевая, Буслаев вышел из автобуса.

Пригородный гипермаркет походил на гигантскую коробку.Вокруг застраивался микрорайон. Громадные краны поворачивались медленно иритмично, как ключики в заводных игрушках.

Меф стоял на асфальтовом поле, расчерченном на множествоодинаковых клеток. Это были бесконечные парковки, отгороженные друг от другарядами молодых одновозрастных березок. Вид березки имели солдатский и весьмабравый.

Меф уже с месяц собирался купить удобную сумку через плечо иподарок матери на день рождения, и вот сегодня все к этому располагало. Кромезарплаты выдали неожиданную надбавку, и получилось, что жизнь отрезала щедрыйломоть бытового счастья.

Дафны с Мефом не было. Хотя Буслаев и просил, чтобы ихвсегда ставили вместе, смены регулярно «разъезжались». Сегодня Даф работала в«Пельмене», где вокруг наверняка приплясывал назойливый Памирджанов, длякоторого слово «нет» было бессмысленным сочетанием трех не вошедших в алфавитбуковок. Зато когда смены Мефа и Памирджанова совпадали, Памирджанов запиралсяв туалете. Хоть он и плохо понимал слово «нет», зато хорошо соображал, чтотакое левой в печень, правой – в солнышко. Или двойное солнышко с левой – тожепробивает на «ура».

С Дафной у Мефа все было хорошо. Даже пугающе отлично.Правда, все эти полтора месяца, прошедшие после сплава по Сереже, он ощущалхрупкость и непрочность их счастья. Ему казалось, счастье взято у кого-товзаймы, и этот кто-то вот-вот подойдет и многозначительно кашлянет, напоминая,что пора возвращать долг. Это чувство – хрупкости и непрочности – отравлялорадость, но оно же делало ее светлой и пронзительной.

– Только бы тебя у меня не украли! – сказала позавчера Даф,и сама, казалось, испугалась своих слов.

– Меня у тебя? – не понял Меф. – И как меня украдут? Побашке, в мешок и на органы?

Дафна посмотрела на него с укором. Буслаев обожал говоритьшокирующие вещи. Точнее, пытался, потому что человек способен огорчить стражасвета только своей глупостью и неискоренимым желанием навредить самому себе.

Не желая продолжать тему, Дафна наклонилась и подняла сасфальта красный кленовый лист.

– Заметил? Кленовый лист похож на человеческую ладонь. Унего тоже пять пальцев и много жилок.

– Что, правда? – усомнился Меф.

Некоторое время он разглядывал кленовый лист, придирчивосравнивая его с рукой Дафны, даже наложил лист на ладонь, после чего уверенносказал:

– Твоя симпатичнее! Если бы вместо рук у тебя торчали листья– мне это нравилось бы значительно меньше. Опять же опадающие осенью руки – этокак в фильме ужасов. Идешь – повсюду руки валяются. Брр!

Даф вздохнула. Надо смотреть на вещи трезво. Все-таки Меф неромантик. От романтика у него только длинные волосы и способность влипать вистории.

Буслаев вошел в гипермаркет и был сразу затоплен яркимсветом, громкой музыкой, мелькавшими на мониторах картинками и деловитымищелчками кассовых клавиатур. Полки уходили в бесконечность.

Это было настоящее царство Бессмертника Кощеева, которыйотморозил копчик, сидя на сундуках с золотом, и надумал наконец пустить денежкив дело. Здесь можно было купить все, за исключением, наверное, самолета. Ноесли очень постараться, то можно было купить и самолет.

Меф прошел через воротца и стал срезать, спеша миноватьсекции продуктов и поскорее оказаться в отделе сумок и рюкзаков. Страннаязакономерность: когда вещей вокруг слишком много, глаза не разбегаются, а,напротив, собираются в кучку и ничего не желают замечать.

Мельком Меф прикинул, хотел бы он, чтобы все эти вещи стали егособственностью, и понял, что скорее нет, чем да. Пиковое счастье – это позднийвечер накануне дня рождения, когда засыпаешь, зная, что утром будут подарки, ноеще не получил их.

Если человеку дать все, о чем он мечтает, – сразу, внезапно,ни за что, то он наверняка зароет это и предпочтет мечтать заново. Сбывшиесямечты – это тупик, вроде глухой стены в дальней части магазина. Обратно идти –скучно, вперед идти – некуда.

Проходя через отдел курток, Мефодий увидел знакомую фигуру.Знакома она была уже тем, что со спины напоминала грушу: мягкая в плечах, ктазу она плавно расширялась. Время от времени обладатель мягкой спиныостанавливался и, глядя в сторону, будто случайно касался то одной, то другойкуртки.

Убедившись, что к знакомой спине и голова приставленазнакомая, Мефодий подкрался и хлопнул Ромасюсика по плечу.