Коль с Фаустом тебе не повезло [= Если с Фаустом вам не повезло ] - Роджер Желязны

Два представителя сил Света и Тьмы договорились встретитьсяв Трактире-на-полпути, в Преддверии Ада, чтобы продолжить свой давний спор,возникший еще в незапамятные времена.

Лимб, или Преддверие Ада, был нейтральной полосой меж двумяобширными владениями – Домом Света и Домом Тьмы, сумрачной приемной меж двухгостиных, полутемной сценой, пустовавшей и в лучшие времена, но никогда неостававшейся без единого актера.

Именно там и размещался Трактир-на-полпути. Он стоял в самомцентре Преддверия Ада, на границе, разделявшей Лимб на две части – ту, что былаближе к Небесам, и ту, что располагалась ближе к Аду, – старый,покосившийся бревенчатый дом под обветшалой кровлей. Конечно, в таком забытомБогом месте вряд ли могло процветать солидное торговое дело; Трактирсуществовал в основном за счет поддержки как со стороны Светлых, так и состороны Темных Сил, – на тот случай, если Духам придется отправляться вдальний путь: очевидно, по старой привычке обе Великие Силы полагали, что добраякружка любимого напитка не повредит на дорогу.

– Вот и знаменитый Трактир-на-полпути, – промолвилархангел Михаил. – Признаться, я здесь впервые. А что, кухня у нихприличная?

– Путники на нее не жалуются, – отозвалсяМефистофель. – Однако всего лишь через полчаса после трапезы ты ужезабываешь вкус и аромат яств. Удовольствие и наслаждение в этих краях – всеголишь иллюзия, обман чувств, как, впрочем, и все остальные блага.

– Что это за площадь там, внизу? – спросил Михаил,указуя перстом на низшие сферы.

– Она зовется Площадью Ожидания, – ответилМефистофель, поглядев в ту сторону, куда был направлен перст архангела. –В старые добрые времена туда отсылали всех добродетельных язычников инекрещеных младенцев; там они ожидали окончательного решения суда по ихзапутанным и сложным делам. Теперь это место уже не пользуется широкойпопулярностью, однако множество любопытнейших персон до сих пор попадает сюда всилу различных обстоятельств.

– Мне кажется, лучшего места для нашей беседы ненайти, – перевел разговор на другую тему Михаил. Ему не нравилось многоеиз того, что происходило на Площади.

– Эта сфера принадлежит равно как твоему, так и моемународу, – сказал Мефистофель. – Лимб – нейтральная территория, таксказать, ни рыба, ни мясо – во всяком случае, уж никак не добрый кусокбаранины. Где еще сыщется лучшее место для встречи, которая должна положитьначало нашему новому спору? Итак, не пройти ли нам внутрь?

Михаил секунду поколебался, прежде чем отвесить собеседникулегкий поклон в знак согласия, и вошел в таверну.

Михаил был строен и высок ростом – высок даже поархангельским меркам; при виде его атлетически сложенной фигуры невольноприходила на ум пословица «ладно скроен и крепко сшит». Темные курчавые волосы,крючковатый нос и оливковый цвет кожи позволяли угадать в нем потомка персов исемитов (в те давние времена, когда миром еще не овладела идея Единого Бога, ивсе Духи еще не были отданы под начало одной из двух противостоящих друг другусил, а народы поклонялись местным божествам, он покровительствовал городуИерусалиму). Михаил уже давно мог бы изменить свой облик, если бы толькопожелал, прибегнув к помощи пластической хирургии, – ведь в Вышних Сферах,где ваша внешность не дает вам ровно никаких преимуществ, каждый выглядит так,как он хочет, – однако он считал, что смуглая кожа, темные, вьющиесямелкими кольцами волосы и орлиный профиль выделяют его из толпы златокудрых исинеоких архангелов.

– Однако на улице прохладно! – воскликнулМефистофель, энергично потирая ладони друг о друга. Он был среднего роста(среднего для одного из старших чинов ведомства Темных Сил, разумеется), худ, стипичным для аристократа узким, чуть вытянутым лицом; его маленькие, изящныеноги были обуты в щегольские лакированные туфли. Свои прямые, черные, как ночь,волосы он зачесывал назад, разделяя пробором посередине. Небольшие, аккуратныеусы и острая клиновидная бородка придавали ему неестественный, почтитеатральный вид.

– Не может быть, – возразил ему Михаил. –Ведь в здешних краях нет ни холода, ни жары.

– Так говорят люди, – ответил Мефистофель, –но это неправда. Все разговоры о том, что в Лимбе нет ничего, о чем можносудить определенно, – полнейшая чепуха. Ведь здесь достаточно светло длятого, чтобы мы могли видеть друг друга, не так ли? А уж если появился свет, топочему бы не быть и холоду?

– В Лимбе, – заметил Михаил назидательнымтоном, – каждый зрит своим внутренним оком.

– И дрожит от внутреннего холода, – прибавилМефистофель. – Нет, я все-таки считаю, что здесь ты не прав, Михаил.Ветер, гуляющий по Лимбу, бывает очень резким, – особенно когда он дует следников Отчаянья и Безнадежности.

– Я не могу быть не прав, – не сдавалсяМихаил, – поскольку мы с тобой судим о вещах по-разному, являясьпредставителями двух знаменитых, но – увы! – противоборствующих философскихсистем. А потому неудивительно, что мы до сих пор не смогли прийти к согласию.Так было, так должно быть, так будет.

– О! Спор – это уже по моей части, – Мефистофельуселся за стол напротив Михаила, снимая серые шелковые перчатки. – Думаю,мы сойдемся хотя бы на том, что мы ни на чем не сходимся.

– Особенно на почве городов и деревень.

– О, да. Кажется, наш предыдущий спор так и осталсянезавершенным?