Разведчик пустоты - Аарон Дембски-Боуден

Пророк и убийца стояли на стене мертвой цитадели, сжимая оружие в руках. Дождь хлестал сплошным потоком, затрудняя видимость, барабаня по камню, стекая из пастей осклабившихся горгулий и водопадом рушась с замковых стен. Единственными звуками, доносящимися сквозь шум дождя, были голоса этих двоих: человека в разбитом, потрескивающем от статики доспехе и ксеносовской девы в изящной и древней боевой броне, покрывшейся за тысячелетия бессчетными шрамами.

— Здесь погиб твой легион, так ведь?

Ее голос, измененный шлемом, вырывался из-под смертной маски наличника странным шипением, почти сливающимся с шумом дождя.

— Мы зовем этот мир Шихр Вейрух. Как это будет на вашем змеином языке? Тсагуальса, да? Скажи мне вот что, пророк. Зачем ты вернулся сюда?

Пророк не ответил. Сплюнув едкую кровь на темные камни, он снова с хрипом втянул воздух. Меч в его руке был бесполезным обломком — вражеский удар отсек половину клинка. Вдобавок воин понятия не имел, где сейчас его болтер. Он ощутил невольный укол вины, и по разбитым губам скользнула ухмылка. Несомненно, потерять столь значимую реликвию легиона — тяжкий грех.

— Талос.

По голосу эльдарки пророк понял, что та улыбается. Удивительно, но в веселье ксеносовской девы не было и тени злобы или насмешки.

— Тебе нечего стыдиться, человек. Все умирают.

Пророк упал на одно колено. Из трещин его доспеха сочилась кровь, а вместо слов изо рта вырвался болезненный стон. Единственное, что он ощущал сейчас, — это железистую вонь собственных ран.

Женщина приблизилась. Ее дерзость дошла до того, что она положила серповидный наконечник своего копья на наплечник раненого воина.

— Я говорю только правду, пророк. Тебе незачем стыдиться этой секунды. Ты можешь гордиться уже тем, что продвинулся так далеко.

Талос снова сплюнул кровь и прошипел два слова:

— Валас Моровай.

Убийца склонила голову, глядя на него сверху вниз. Гребень ее шлема из черных и красных волос намок под дождем, и пряди прилипли к смертной маске. Она выглядела словно утопающая женщина, беззвучно кричащая из-под воды.

— То, что вы бормочете в свой смертный час, порой остается мне непонятным, — произнесла она. — Ты сказал… «Первый Коготь», да?

Слова прозвучали невнятно из-за ее чужеродного акцента.

— Они были твоими братьями? Ты взываешь к мертвым в надежде, что они все еще могут спасти тебя?

Отяжелевший клинок выпал из его пальцев. Пророк смотрел на меч, лежавший на черном камне и омываемый потоками дождя: золотой и серебряный, сияющий так же ярко, как в тот день, когда достался ему.

Талос медленно поднял голову и взглянул в лицо своему палачу. Дождь смывал кровь с его лица. На губах остался привкус соли, и в глазах защипало. Интересно, она все еще улыбалась там, под маской?

Стоя на коленях на верхушке стены заброшенной крепости своего легиона, Повелитель Ночи расхохотался.

Но ни его смех, ни грохот бури не смогли заглушить низкий рев двигателей. Катер — черно-синий и зловещий — с воем вырвался из-за стены. Дождь серебряными струями лился с его корпуса, очертаниями напоминавшего хищную птицу. Боевая машина поднялась над зубцами. Турели штурмовых болтеров повернулись и навелись на цель с механическим лязгом — сладчайшей музыкой, когда-либо ласкавшей слух пророка. Талос все еще смеялся, когда «Громовой ястреб» завис над стеной на собственном тепловом выхлопе. Тусклый свет из рубки очертил две фигуры внутри.