Любава - Кай Вэрди

Выражаю огромную благодарность

Софии Фоменко за предоставленные

материалы для написания книги.

Боярин Кузьма Протасов смолоду был хватким и толковым. Хорошо мальчишке давался счет да письменность, а живой ум заставлял интересоваться делами отца. Постепенно наблюдательный и любознательный Кузьма и подсказки отцу стал подкидывать, что прибыль приносить начали. Старший боярин нарадоваться на сына не мог.

Все бы хорошо, живи да радуйся, да только вот Бог единственным сыном Ивана одарил. Жена-то в тягости регулярно была — Иван от супружеских обязанностей не отлынивал, да вот выносить дитя не получалось. Раньше срока детки рождались, либо сразу мертвые, либо помирали вскорости после рождения. Как только ни берег, как ни баловал жену Иван — один сын так и рос. Хоть и радовал Кузьма батюшку своим разумением да успехами, но все ведь под Богом ходим… Страшно. Потому и старался Иван изо всех сил — авось Господь смилостивится, да еще хоть одного сына ему подарит?

Не дожив до шестнадцатой весны сына, померла у Ивана Протасова жена. А спустя пять лет и сам Иван за женой убрался. Остался молодой боярин один. И принялся приумножать отцом накопленное. Как пришло время, женился.

Все бы ничего, да только вот не нравилось Кузьме, что царь все больше и больше денег требовать начинает — война со Швецией закончилась, так Борису университет захотелось. Напустил в страну всяких иноземцев, купчин нерусских, лекарей каких-то, что по-русски и понимали-то с трудом, а уж сказать что — совсем беда. А уж что воинские люди, кои землю Русскую защищать обязаны — и те иноземцы, то Кузьме и вовсе не понятно было.

Ну а как короновался Борис, так и вовсе стал разных немчин на Русь святую тащить, должности им разные давать, да земли с крестьянами жаловать. Не нравилось то Кузьме, да и многим боярам не нравилось. А кому понравится, что Русь святую, матушку, всякие иноземцы поганые в своих целях используют, тянут, кто что может, да в неметчины свои отправляют, а царь будто слепой — своих бояр, родных, русских от себя гонит, а чужих псов поганых на груди греет.

Так и попал Кузьма Протасов у царя в опалу лютую, и потому сослан был в Сибирь подальше от глаз царских. Земли его царь, осерчав, в казну забрал, а ему выделил в Сибири несколько деревень да добрый кусок тайги. По землям-то Кузьма даже и в выигрыше остался, да только вместо пятнадцати деревень и добрых шести сотен крестьян ему пять всего лишь дали, да крестьян и сотни не наберется.

Унывать Кузьма не привык, потому засучил рукава и принялся за работу. Средств у него было предостаточно, вот и устроился он недурно. Перевез жену с детьми, отстроил себе хороший дом, и принялся в Алуханске скупать у добытчиков меха. Поставил несколько лесопилок, да стал караванами возить мех да доски. Торговля ему не претила, в купеческие дела он влезать не стеснялся, а потому доход имел не маленький. А вскоре выкупил он еще и Ивантеевку и Бережки, что с другого бока от его земель находились, да обратными рейсами начал рабочих туда привозить. А с ними и семьи их ехали. На месте начали и меха выделывать, и шить из них кое-что — выгоднее так-то получалось, да и людям тоже зарабатывать надо.

А тут и голод разразился, цены на продовольствие в сто раз подскочили, и Кузьма порадовался, что вовремя его царь в Сибирь отправил, ой вовремя. Он-то с крестьян три шкуры не драл, и у него люди не голодали. А тут еще и река, и тайга под боком, а в ней и ягоды, и зверье разное, и грибы, и орехи… Дети собирательством занимались активно, старики солили грибы по старинным рецептам, мужики зверя били и рыбу ловили, а он у крестьян выкупал добытое, да и отправлял караванами по Руси великой. Спрос на то большой был, и золото в карманы Кузьмы рекой текло.

Одно томило душу боярина — храм больно далеко был. Ему бы Господа возблагодарить за удачу свою — ан нет… Хоть и выстроил он часовенку небольшую, да икон ему привезли караванами, да и батюшку к себе толкового выписал — а все не то. Душа в церковь просилась. А до ближайшей церквушки, почитай, более пятидесяти верст было. Да и то сказать — церквушка… Название одно. Маленький, неказистый деревянный домишко с плоским потолком. Дымно, душно… Летом-то он еще ездил туда пару раз, а зимой куда? Да и люди, видя барина, каждый раз его просили храм хоть небольшой поставить да батюшку сюда выписать. И жена ныла, словно зуб больной — мол, увез от людей, и в гости сходить не к кому, и даже в храм пойти не может, душу облегчить, свечку любимому мужу за здравие поставить…

Почесал Кузьма в затылке, подумал, да дал своим помощникам задание — найти ему самого что ни на есть наилучшего строителя, да сюда привезти. А сам со священником своим домашним переговорил, да велел тому митрополиту прошение подать — разрешить поставить в соседнем селе, Ивантеевке, в коей на данный момент уж более ста душ насчитывалось, церквушку скромную, да батюшку толкового туда прислать — дабы было кому младенцев крестить да умерших отпевать, да людей наставлять на путь истинный — не дело это, когда столько людей без слова Божьего живут.

Ивантеевка тогда уж разрослась, самой большой среди Протасовских деревень стала. Село настоящее выросло. А прикупил ее Кузьма совсем махонькой — шесть дворов да двадцать шесть душ с младенцами и стариками. А сейчас-то! Более тридцати дворов насчитывала. Да молодое село было — стариков мало там жило, больше было тех, что на работы приехали, да и жить здесь осталися. Деток, правда, немного пока было, да в основном малые еще, но да ничего, молодость не порок, со временем проходит. Деток бабы нарожают, вон молодых сколько. И те подрастут, и сами новых народят со временем. А то, что основными жителями крепкие взрослые люди были — так то совсем хорошо, очень даже приятно для Кузьмы было. А как иначе? Почитай, половина всех душ — рабочие руки, а это очень хорошо, это очень даже приятственно. И оглаживал Кузьма бороду довольно, глядя на отчеты управляющего да на стабильно и быстро растущие деревни.

Но любимой все одно Ивантеевка оставалась. И кто знает, чего его так тянуло туда? То ли красивое село было — раскинулось оно на пригорке вольготно, уж и на второй переползало потихоньку, по весне утопая в цвету низкорослых северных яблонь, то ли радовали душу новые золотистые срубы крепких, теплых домов, выстроенных в ряд и радовавших глаз красивыми резными ставнями, то ли тянуло туда из-за одной красивой молодой вдовушки, что пела, словно соловей по весне, да очами темными, колдовскими, опушенными густыми черными ресницами, с ума сводила… Кто знает? Только вот любил Кузьма Ивантеевку. Всей душой любил.

Все было хорошо у боярина, вот только сыновей у него не было. Дочери — те были, аж восемь девок Господь послал Кузьме, а вот сынов не было. И сильно то печалило Кузьму — род-то прервется, похоже. Потому и молился он в часовенке усердно, потому и за полсотни верст в церковь ездил — молебен заказать за здравие супруги, да с просьбой к Господу о даровании ему наследника. Вот и сейчас жена уж на сносях ходила, да только кого Господь пошлет на сей раз? И дал Кузьма обет в храме — коль сын у него к лету родится, отстроит он огромный, самый красивый храм, какой только возможно, чтобы маковки его на полсотни верст окрест видно было, а колокольный звон над тайгой разливался. И так отстроит, чтоб века стоял тот храм во славу Божию, покуда род его жив будет.