Обмененные души - Светлана Ермакова

Когда-то она слышала, что большинство самоубийц, которые прыгают с большой высоты, пока падают, желают лишь одного — жить. Отменить свой последний шаг. В эти растянувшиеся последние мгновения жизни приходит полное её осмысление, и все проблемы, от которых убегает самоубийца, уже совсем не кажутся ему такими значимыми и нерешаемыми.

Филис не знала, откуда эти знания у того, кто это утверждал — возможно, это рассказывают выжившие, сделавшие тот самоубийственный шаг, а может, маги-менталисты, сумевшие как-то снять последние мысли с разбившийся тел… Но теперь она знала точно — это правда, всё действительно так.

Оказалось, что когда она решала уйти из своей жизни, переместить свою душу в тело более счастливой женщины, пока обдумывала все детали, делала слепок своей памяти для перемещённой в её тело души, пока раскрывала дверь своей комнаты, брала в руки артефект обмена душ, пока определяла параметры того человека, в тело которого хотела переместиться, пока читала заклинание активации артефакта и даже в самый последний миг, когда направляла поток своей магической энергии на артефакт для совершения предназначенного ему действия — всё это было своеобразным шантажом, она подсознательно считала, что некие силы, управляющие её судьбой, испугаются и всё переиграют. И не будет нежеланной помолвки с рябоватым и скучным Питтом Фаггартом, сама она не пропустит столько занятий в течение учебного года в магической академии, а его высочество Винсент… нет, не полюбит. Вообще не обратит на неё внимания. Или она сама не станет обольщаться этими внешними признаками внимания, за которыми так очевидно не было ничего, кроме желания телесной связи, да и той — на короткое время. Конечно же, вот так было бы всё правильно, теперь-то она обо всём этом догадалась!

Только где же те силы, которые вернут всё на свои места и дадут ей возможность исправить свои ошибки? Сама она уже даже не может поднять выпавший из её рук артефакт…

Эти силы или другие, но Филис казалось, будто бы что-то очень быстро уносит её куда-то далеко-далеко. Даже дальше, чем она предполагала, когда "заказывала" артефакту этот параметр — необратимость и невозвратность своего перемещения. В какой-то момент всё вокруг неё посветлело, так, что она не сразу поняла, что видит перед собой покрытую чистым снегом землю. Странно — почему сейчас зима, ведь только что было лето. Перед Филис возникла лежащая на снегу женщина, которую она даже не успела толком разглядеть до того, как словно бы ощутила удар всем своим существом — тем, которое только что двигалось и мыслило.

Филис открыла глаза и увидела над собой серое небо, низко затянутое тучами. "Скоро снова пойдёт снег" — подумала она. Над ней склонились какие-то люди, и среди них выделялось знакомое откуда-то лицо пожилой женщины с трагически заломленными бровями.

— Что с тобой? — спросила эта женщина, и Филис поняла её вопрос.

Кто эта женщина? Какие-то обрывки мелькают в памяти, в них есть ответ, надо только постараться его ухватить…

"Мама, познакомься, пожалуйста, это оля. Мы с ней собираемся пожениться" — и тёплый взгляд на неё улыбающегося молодого мужчины. Женщина тоже смотрит на неё и приветливо улыбается: "Добро пожаловать в нашу семью, оля".

Оля — такое забавное слово, нежное. Значит, эта женщина — мать её жениха, и она её любит.

— Матушка, — жалобно сказала Филис, впервые говоря на незнакомой речи; и перед тем, как сознание покинуло её, добавила, — Так больно…

Придя в себя, Филис обнаружила, что лежит на жёсткой кушетке в каком-то полутёмном помещении, освещаемым только светом из открытой в коридор двери. Филис застонала, пытаясь подняться, и к ней в комнату вошла та же самая женщина, которую Филис прежде назвала "матушка".

— Что с тобой случилось всё-таки? — нервно спросила женщина, — Доктор не нашёл у тебя никаких причин для болезни. Сердце в порядке, голова тоже.

— Я… ничего не помню, — ответила Филис, — почти ничего. Только вас и своего жениха.

— Какого ещё жениха? — возмутилась женщина.

— Вашего сына. Не помню его имени.

— Мой сын умер, мы его похоронили сегодня! А я даже на поминках не была из-за тебя.

— О… как жаль, — заплакала Филис, — Мы с ним так любили друг друга… кажется. Вот почему вы такая грустная.

— Так. Ясно. Или это притворство… хотя зачем оно тебе… Или здесь нужен психиатр.

— А кто это — психиатр?

— Доктор. Проверит, что у тебя с памятью.

— Нет, матушка, мне сейчас не нужен менталист, — забеспокоилась Филис, — Я всё вспомню, мне просто надо отдохнуть. Пожалуйста, отвезите меня домой.

— Куда — домой? Ты хоть помнишь, где живёшь? Потому что я лично этого не знаю!

— А разве мы не вместе живём? — растерялась Филис.

— Хм… а что, это мысль, — наклонила голову женщина, — Вы ведь официально не разведены, и дом Егора по закону твой. Вот сюрприз кое-кому будет. Значит, говоришь, не помнишь ничего? Ну и ладно, хорошо. Поднимайся, обопрись на меня. Где твоя сумочка? Сейчас мы поедем с тобой домой!

Сквозь густой снегопад женщина подвела Филис к какой-то странной коляске, усадила девушку на заднее сидение, а сама села на место водителя. Коляска двигалась с каким-то урчанием, но Филис это даже понравилось, как будто это живой зверь и он доволен тем, что находится при деле. Из-за снегопада Филис почти ничего не видела сквозь стекло, но она поняла, что они едут по большому городу, где широкие дороги освещали яркие высокие фонари. Вообще и на улице, и внутри коляски было много разноцветных огоньков, и Филис подумала, что эта незнакомая страна явно очень богата, раз может позволить себе так много тратить осветительных амулетов.

Через какое-то время женщина остановила коляску возле чего-то, похожего на будку рабочих-привратников у них в академгородке. Она опустила своё стекло и обратилась к подошедшему к ним мужчине:

— Володенька, мне, возможно, понадобится твоя помощь. Ненадолго, только чтобы войти в дом. Поехали со мной, вот, держи, это тебе за хлопоты, — матушка передала мужчине, по всей видимости, местные денежные купюры.

— Хорошо, Вера Игнатьевна, — обрадовался тот и обернулся в сторону будки, — Лёха, посиди пока один, я быстро!

После этого они с присоединившимся к ним Володенькой подъехали к каким-то воротам в высоком кирпичном заборе и матушка просигналила. Из ворот вскоре показался пожилой мужик в светлом толстом тулупе и смешной шапке.

— Степаныч, здравствуй. Пойдём-ка с нами тоже, — распорядилась Вера Игнатьевна, — на всякий случай.

Входная дверь особняка после некоторого ожидания открылась и Филис увидела на ярко осветившемся крыльце молодую красивую женщину — стройную, с пухлыми губами и странно нарисованными прямо по коже широкими бровями.