Лунный принц - Екатерина Оленева

Я помню, как умирал.

Нет, я честно собирался это сделать. Помню огонь. Помню Синтию. Помню жуткое чудовище, что подползало ко мне, подтягиваясь на полуразложившихся (или полу-восстановившихся, кто теперь-то, поймёт?), конечностях. И всё казалось таким логичным, завершённым и правильным. Мы чудовища. Чудовища должны умирать больно, жутко и мерзко – как жили.

Только разве может быть что-то правильно в неправильном мире?

Чёрта с два мы умерли. Выжили, как миленькие.

Голова болела. Горло саднило. Желудок казался пробитым несколько раз и набитым острыми иглами или десятком разбитых острых осколков, сердце словно крутилось в мясорубке. Но я, так его, растак и раз-эдок, был живёхонек.

Свет больно ударил по глазам, стоило их открыть. Зажмурившись, я медленно повторил попытку. Из светящейся мутной вуали наконец собрался, как из кристаллов, образ дорогой сестрички. Тоже целой и невредимой. Даже не подурнела, закоптившись. Та же белая кожа, те же золотистые, как солнечные лучики, локоны, нимбом сияющие вокруг ангельского лица настоящей ведьмы.

Судя по всему, случившемуся, ведьмы в прямом смысле этого слова.

Синтия сидела в кресле напротив меня, закинув ногу на ногу, покачивая острым каблучком. Вся такая деловая и строгая! Классический чёрный низ (брюки со стрелками) белый верх (строгая, почти офисная блузка), с лёгким уклоном в романтику в виде тонкой нити жемчуга. Естественно, натурального.

И лишь бокал с алым вином выбивался из строгого образа. Ведьму всегда узнаешь. Как и дьявола. За любым, даже самым ангельским видом, демон проколется в деталях.

– Прочухался? – ледяным голосом осведомилась дражайшая моя половина.

Я не стал отвечать. Она и так видела, что я в сознании. Зачем бесполезно тратить ресурсы?

Аккуратно пристроив тонкую длинную ножку фужера на подлокотники, Синтия поднялась, приблизилась и со всего маха отвесила мне оплеуху. Щёку обожгло, удар был такой силы, что голова непроизвольно мотнулась, как у куклы.

Как непредсказуемо-то, Господи!

Мне было всё равно. Хочет драться – пусть дерётся. Мне всё равно, а ей, как говорится, приятно.

– Какого чёрта ты это сделал?! Ты понимаешь, что ты всё испортил?! Я столько лет вынашивала этот план, столько вложила, а ты…

– Сколько часов я был без сознания? – приподнявшись на локтях, я обнаружил, что мы покинули склеп и сейчас находимся в гостиной.

– Часов?! Да ты трое суток не приходил в себя. Ты же походил на обугленную головёшку. Даже не знаю, получится ли тебе восстановиться на этот раз или шрамы так и останутся портить твоё смазливое личико, – едко закончила она свою фразу.

Я бросил испуганный взгляд в зеркало, чем изрядно её повеселил:

– Ты всё тот же самовлюблённый идиот, братец. Люди не меняются.

Как остроумно-то! Но её попытка меня уязвила. Потому что заставила повести себя глупо. Смерти я не боюсь, боли – не боюсь, гадить по-крупному и даже пойти на преступление могу, как жизнь показала, а вот угроза подпортить моё точёное личико заставляет нервничать, как красотку-блондинку.

– Чего ты хотел всем этим добиться?

– Я тысячу и один раз уже говорил тебе, Синти, чего я хотел. И теперь хочу: чтобы ты оставила в покое Кэтрин. Но покоя у неё не будет, пока я жив, потому что друг друга мы с тобой явно не оставим. Такой выход казался мне самым верным. Он позволял не предавать ни одну из вас.

– Какая прелесть. Почему тебя всегда влечёт всё пафосное?

– Не говори, что тебя не влечёт, – отмахнулся я.

В памяти снова и снова вставало то жуткое чудовище, что впилось в меня перед тем, как я потерял сознание.

– Как нам удалось выбраться?

Синтия едва уловимо пожала плечами:

– Я погасила огонь.

– Как? Там же полыхало будь здоров. Вернее, здоровым, оказавшись в таком пламени, точно не останешься.

– Пришлось потратиться. Когда рядом источник крови можно позволить себе быть расточительной. Тебе от этого, конечно, лучше не стало. Но ты заслужил это. Заслужил и кое-что похуже своей совершенно дикой выходкой. Я считала, что знаю тебя, и могу просчитать, но ты, братец? Ты всегда найдёшь чем меня удивить. Тебя следует наказать за это.

Она присела рядом со мной, проведя пальцем мне по руке.

– Гадкий мальчишка! На этот раз ты разозлил меня по-настоящему. Как ты посмел пытаться убить меня?

– Я пытался убить нас обоих.

– Есть разница?

– Не знаю…

Я резко втянул в себя воздух, когда её рука, совершено ничем не защищённая, вонзилась мне во внутренности.

– Как это у тебя получается?

Каждый её палец был острым, как коготь, разрезал плоть и словно жёг изнутри.

– Впечатляет, правда?

Она наклонилась ниже. Её лёгкий, подвижный язычок слизнул кровь с моих губ. А в следующий момент она впилась в мой рот, как пиявка, вытягивая из меня кровь, всасывая её в себя, вызывая в теле одновременно дикую боль и такое же удовольствие.

Интересно, откуда в моём теле вообще ещё осталась кровь? Но видимо, её хватало на эрекцию. Член стоял, как каменный, чтоб его. Ей достаточно было просто приблизиться, чтобы тело моё среагировало привычным образом.

– Слезь с меня, – потребовал я.

А Синтия издевательски захохотала:

– Будешь разыгрывать из себя верного девственника? Ты чуть не убил меня, братец. Я требую моральной компенсации в виде хорошего траха.

– Отвали.

– Ты мне нравишься, когда злишься. Но сейчас ты не злишься, братец. Совсем. Кажешься слишком расстроенным, почти сломленным… почему тебя так тянет умереть? Что в этом хорошего? Ну же, моя сладкий, плохой мальчик. Давай отпразднуем наше очередное воскрешение – вместе? Я же чувствую, что ты хочешь меня. Возможно я единственное, что ты ещё в этом мире хочешь.

– Я даже не знаю, что ты такое.

– Да? Ну, тогда мы квиты. Я до сих пор не очень хорошо представляю, что ты такое. Но мне это не мешает. Почему должно мешать тебе?

Её тело, в котором мне знакома почти каждая клеточка.

– Прекрати сопротивляться, Альберт. Просто возьми меня так, как нам обоим этого хочется. О своей Катрин будешь думать завтра.

Вот зачем она вспомнила её имя? Я уже почти сдался. Мне так хотелось сдаться, мягко скользнуть в её узкое, сладкое, тугое лоно Синтии, погружаясь в него, раз за разом, до сладких судорог, заставляющих забыть обо всём на свете.

– Уже завтра, Синти.