Жертва вдовы - Лиза Смедман

Два божества смотрели друг на друга через зияющую бездну: преграду, врата между двумя владениями. Ллос и Эйлистри, мать и дочь. Богиня тьмы и жестокости, богиня добра и света.

Эйлистри стояла среди леса, залитого сиянием луны. Ветви, украшенные голубовато-белыми лунными камнями с яблоко величиной, сплетались над ее головой наподобие арки. Богиня была обнажена, ее серебристо-белые волосы до пят струились по бархатистой черной коже, будто жидкий лунный свет. Два одинаковых меча парили в воздухе, по одному у каждого ее бедра. Их серебряные клинки тихонько дрожали, и звон их, подобно женским голосам, сливался в песнь без слов. Лицо Эйлистри было благородно и красиво. Немногие жрицы, которым довелось видеть его, могли лишь, задыхаясь от слез, твердить, что оно неописуемо прекрасно. Лучше всего эти смертные женщины помнили ее глаза: в них перемешивались все те бесконечно меняющиеся оттенки голубизны, что неуловимо мерцают внутри лунного камня.

Ллос, Паучья Королева, восседала на черном стальном троне, сиденье которого, разбухшее, будто набитое яйцами чрево, покоилось на восьми членистых ножках. В вышине над нею клубящееся черно-багровое пространство заполняли вопли терзаемых душ. Ллос была в своем обличье дроу — одном из восьми, в которые воплотилась богиня, завершив свое Молчание. Ее эбеновую кожу нить за нитью оплетала паутина, укутывала ее плечи, вплеталась в волосы костяного цвета. Когда она говорила, крохотные красные пауки сыпались у нее изо рта и свисали с нижней губы на тонюсеньких, будто волосок, паутинках, раскачиваясь на зловонном ветерке. В глазах ее полыхали красные огни — отражение пламени Дна Дьявольской Паутины, но это были единственные цветные пятна на всем ее теле. Казалось, тьма окутывает ее, словно плащ.

Между двумя богинями, посреди врат, расположилась доска сава. Сделанная в виде паутины, вырезанная из куска живого дерева, которое одновременно являлось частью Всемирного Древа и было отдельным от него, доска парила в воздухе на уровне пояса, поддерживаемая собственной магией. Партия, что разыгрывалась на ней, продолжалась с тех самых пор, как смертные явились на свет. Круглую доску усеивали сотни тысяч фигур, в подавляющем большинстве это были Рабы. Лишь несколько тысяч являлись более значимыми фигурами: Жрицы, Маги и Воители.

В этой игре не придерживались обычного разделения фигур на черные и белые. Все фигурки Ллос были черны, как эбеновая кожа дроу, и у Эйлистри почти все — тоже, но богини узнавали свои на ощупь. В каждой фигурке была заключена душа смертного.

Ллос пропустила несколько ходов, оставаясь недвижимой, — результат добровольного Молчания. За то время Эйлистри добилась колоссального успеха. Впервые за много-много лет она не сомневалась в победе, поэтому, когда Ллос пошевелилась и предложила ввести по дополнительной фигуре с каждой стороны, самолюбие Эйлистри было задето.

— Что еще за фигуры? — с опаской поинтересовалась она. Ее мать, помимо всего прочего, славилась еще и коварством.

— Матери.

Эйлистри резко втянула воздух.

— Мы сами вступим в игру?

— Сражение до смерти, — кивнула Ллос. — Победитель получает все, и Эо — свидетель в нашем пари. — Она насмешливо улыбнулась дочери. — Согласна на такие условия?

Эйлистри колебалась. Она уставилась на доску, и на лице ее отразились жалость, глубокая печаль и надежда. Так можно будет покончить со всем этим, подумалось ей. Раз и навсегда.

— Я согласна.

Ллос улыбнулась:

— Тогда начнем. — Под руками у нее возникла тьма и приняла ужасные очертания, порождая непроглядно черного паука — очередную из ее восьми ипостасей. Богиня посадила его на доску, в центр своего Дома.

Эйлистри сотворила из лунного света сияющее подобие самое себя и поставила в середину собственного Дома. Сделав это, она подняла взгляд, и то, что она увидела, напугало ее. Ллос была уже не одна. Знакомая фигура скорчилась справа от ее трона: огромный паук с головой мужчины-дроу — Воитель Ллос, полубог Селветарм. Он отложил в сторону меч и дубинку, сплел свое подобие и поставил его на доску рядом с фигуркой Матери Ллос.

— Нечестно! — вскричала Эйлистри.

— Струсила? — поддразнила Ллос. — Хочешь сдаться? — Она подалась вперед, словно собираясь смахнуть фигурки с доски.

— Ни за что, — бросила Эйлистри. — Мне следовало ожидать этого от тебя. Играй.

Ллос привстала с трона. Она взглянула на доску и небрежно передвинула фигурку. Раб, прячущий лицо пол капюшоном пивафви, с кинжалом за спиной. Нити паутины из руки Ллос прилипли к фигурке, потом оборвались, когда богиня поставила ее на доску, осторожно прижав к камню.

Ллос лениво уселась обратно на трон.

— Твой ход, — промолвила она.

Эйлистри заметила слабое движение позади Ллос. В тени трона таилась некая фигура. Мужчина-дроу изумительной красоты, нижняя часть лица спрятана под мягкой черной маской: брат Эйлистри, Вараун. Может, и он тоже подбросил на доску фигуру — и если да, то с чьей стороны? Он был врагом как Эйлистри, так и Ллос.

Пожалуй, он просто пытается отвлечь ее.

Не обращая на него внимания, Эйлистри изучала доску сава. Теперь она понимала, почему ее братец, возможно, хотел отвлечь ее внимание от игры. Ллос сделала глупейший ход, в результате которого ее фигура Раба оказалась совершенно беззащитной. Ее легко мог побить один из Магов Эйлистри — фигура, лишь недавно вступившая в игру. Богиня взяла Мага с доски, взвешивая на ладони его силу и волю, затем опустила на доску, сдвинув в сторону фигуру Ллос.

— Маг бьет Раба, — объявила Эйлистри.

Гибкими пальцами она сняла фигурку Ллос с доски. Глаза ее расширились, когда она оценила ее и поняла, что это было. Не Раб, вовсе нет.

Ллос подалась вперед, сверкая глазами.

— Что? — Пальцы ее стиснули суставчатые ножки трона. — Я походила не туда…

Она метнула взгляд за спинку трона, но Варауна там уже не было.

Эйлистри спрятала усмешку, а Ллос склонилась над доской, хмурясь и морща лоб. Потом морщины разом разгладились. Паучья Королева рассмеялась, брызжа с губ новыми полчищами пауков.

— Скверная работа, дочь, — сказала она. — Твой необдуманный ответный ход открыл дорогу к самому сердцу твоего Дома.

Ллос потянулась и взяла фигурку Воителя, поставленную на доску Селветармом. Она передвинула ее вдоль линии, ведущей к Матери Эйлистри. Селветарм пристально наблюдал за игрой, не забывая об оружии, которое он прижимал к своему паучьему туловищу.

— Ты проиграла, — злорадствовала Ллос. — Твоей жизни конец, и дроу мои. — Торжествующе сверкая глазами, она поставила фигурку на доску. — Воитель бьет…

— Подожди! — вскрикнула Эйлистри.

Она схватила две игральные кости, лежавшие на краю доски сава: два правильных восьмигранника из чернейшего обсидиана, в каждом из которых была заперта частичка лунного сияния: искорка света Эйлистри в черном сердце Ллос. На каждую из граней были нанесены разные цифры, и лишь на одной — изображение крохотного круглого паука с растопыренными ногами.