Наша Маша и Волшебный Орех - Игорь Ткаченко Страница 8

Ник и Дик сразу сообразили, что это, мягко говоря, надолго. И совсем приуныли. А вот приемщица, напротив, слушала очень взволнованно, и пару раз даже прослезилась от чувств. По окончании песни она подарила дяде Коле собственноручно связанные рукавицы и уговорила взять рыжего полосатого котенка из тех, что вот-вот должны родиться у местных кошек. Упоминание о кошках Нику и Дику не понравилось уже окончательно. Дядя Коля в ответ подарил приемщице мешочек кедровых орехов и взял слово, что она обязательно приедет в гости на геологическую станцию. А приемщица открыла прилавок, схватила дядю Колю за рукав шубы и поклялась, что никуда не отпустит, пока он не отведает ее пирогов с чаем, тем более, уже давно пришло время обеда, и даже наверно ужина.

Когда приемщица выставила на прилавок табличку с надписью «Обед» и скрылась в подсобном помещении, на ее место немедленно вспрыгнул огромный, пушистый, как дяди колины унты, сибирский кот Штемпель. Он сладко потянулся, зевнул во всю пасть и вдруг замер, принюхиваясь и нехорошо щурясь на тот самый ящик, за которым прятались Ник и Дик.

— Оп-перация от-ткладывается, — заикаясь от ужаса, пробормотал Дик. — Медленно отступаем…

Кот зарокотал, как полярный вездеход, и, спрыгнув с кресла, направился прямо к ним.

— Отставить! — пискнул Дик. — Отступаем быстро!

И друзья бесстрашно бросились в отступление. Штемпель огромными прыжками припустил за ними. Он жил в почтовом отделении аэровокзала уже четыре года и не привык делить своих владений с какими-то грызунами.

Некоторые считают, что посылки и бандероли — это безвкусная гора ящиков, пахнущих сургучом, рассуждал кот. На самом деле, это очень важные почтовые отправления, в которых нередко заключена вкуснейшая в мире вяленая рыба из чистейших северных рек. Ее очень ждут люди на Большой Земле, ведь там такой вкуснятины днем с огнем не найти, и задача каждого уважающего себя сибирского кота — не допустить прогрызания упаковки и порчи продукта.

Стойкие убеждения Штемпеля не позволяли ему спокойно слышать шуршание в груде посылок. За верную службу он не раз получал полное блюдечко сладкого сгущенного молока, которое любил, как всякий работник умственного труда.

А вот Нику и Дику пришлось несладко. Кот отлично знал все закоулки вверенного ему аэровокзала, от подвала до крыши. Не было такого уголка, который он не обшарил бы в поисках незваных гостей. Взмыленным грызунам, ощущающим горячее дыхание погони за спиной, едва удалось проникнуть в вентиляционную трубу и, рискуя попасть под лопасти бешено вращающегося вентилятора, оказаться, наконец, за пределами здания. От их шкур поднимался густой белый пар, быстро оседающий в виде сосулек на усах и хвосте.

Преследовать диверсантов по морозу Штемпель не стал. Истинный сибиряк — не тот, кто холода не боится, а тот, кто умеет ценить тепло. Пусть попробуют, сунутся еще разок!

Когда, спустя два часа сидения в сугробе на краю летного поля, разведчики, стуча зубами, рискнули приблизиться к зданию аэровокзала, оттуда отъезжала тележка, доверху груженая посылками и бандеролями.

Дик принюхался, шмыгая заиндевелым носом, и уловил знакомый запах.

— Кракатук увозят! — завопил он. — Скорее за ним, в самолет!

— Что?! — сипло ужаснулся простуженный Ник. — Опять лететь?!

— Можешь оставаться, — на бегу бросил ему Дик. — Будешь первой полярной крысой. Боюсь, что и последней тоже.

Ник тяжело вздохнул и, заранее испытывая приступ тошноты, на подгибающихся лапах потрусил за ним к самолету. Однако попасть в грузовой отсек самолета оказалось не так просто — высоко, по скользкой маслянистой стойке шасси не взобраться, да и люди кругом — заправщики, техники, грузчики — народ решительный и невоспитанный, увидев крысу, могут и гаечным ключом кинуть. Разведчикам пришлось долго сидеть под багажной тележкой, ловя окоченевшими носами едва уловимый запах Кракатука.

— Тут он, родимый! — переживал Дик. — Да как взять?

Он постучал в стылое дно тележки когтем.

— Доска деловая. Лиственница. Самых твердых пород. М-да… Не завидую я тебе, Ник!

— Почему — мне? — насторожился Ник, хотя и сам себе в этот момент не очень завидовал.

— Потому что ты сейчас прогрызешь эту доску, потом — дно самого нижнего посылочного ящика, потом мы заберемся внутрь, потом нас погрузят в самолет, потом…

— А ты?

— Что — я?

— А ты что будешь делать в это время?

— О! — Дик поднял палец. — Мне достается самое трудное — охранять твой героический труд, бдительно следить за обстановкой и вовремя предупредить об опасности. Ну, начинай же, не стой столбом, животное! Думаешь, это легко — контролировать ситуацию в такой мороз?!

— Слышишь? — спросил один из грузчиков водителя багажной тележки. — Скрипит что-то…

— Бывает, — авторитетно кивнул водитель, кутая лицо в теплый воротник. — Это багаж от холода сжимается. Иной раз полную тележку набьют, а до борта довезешь — в ней уже свободного места полно. Двух-трех чемоданов как не бывало. Физика!

— А кажется, будто крыса скребется, — с сомнением покачал головой грузчик.

— Какая крыса? — рассмеялся водитель. — В минус пятьдесят-то! Разве что сумасшедшая!

Вот именно, горько вздохнул Ник, сплевывая стружку. И чего мне, дураку, в обсерватории не сиделось?!

В грузовом трюме самолета было немногим теплее, чем на улице. Однако, Нику и Дику, в конце концов, удалось отогреться. Они сидели в тесноватом, но уютном посылочном ящике и с удовольствием вдыхали вкусный запах вяленой рыбки. Увы, теперь уже только запах. Все содержимое посылки давно исчезло в изголодавшихся желудках разведчиков.

— Ну, что? — спросил Ник, чувствуя, что после еды его неудержимо клонит в сон. — Пойдем искать орех?

— Не надо о еде, — поморщился Дик, сыто отдуваясь.

— Я не о еде, я о Кракатуке, — пояснил Ник.

— Торопиться некуда, — Дик с трудом перевернулся на другой бок, поправляя под собой газетную подстилку. — Полет только начался, можно слегка отдохнуть.

И он захрапел, выводя носом популярную мелодию «За Императором — к победе, ура!»