Глубина моря; Открытое море - Анника Тор Страница 75

Комната, которую снимала Штеффи, находилась в подвале частного дома. Хозяйка долго извинялась, но Штеффи это нисколько не смущало: летом на острове она всегда жила в подвале – остальные комнаты сдавали дачникам. Окна располагались высоковато, в целом же комната была уютной и довольно светлой, по крайней мере сейчас, в погожие сентябрьские дни.

Штеффи было непривычно, приходя домой, оказываться в одиночестве. Ужин она не готовила, довольствовалась чаем и бутербродами, зато взяла привычку обедать в больничной столовой для персонала. По воскресеньям Штеффи неизменно ждали к обеду Карлсоны, если она не уезжала на остров.

Одиночество навевало Штеффи грустные мысли. Ей казалось, что такая жизнь теперь никогда не кончится. Каждое утро Штеффи будет просыпаться и собираться на опостылевшую работу, каждый вечер будет возвращаться в комнатку с чужой мебелью и керосиновой плиткой. Наверное, у нее никогда не будет настоящего дома.

На острове у тети Марты с дядей Эвертом хорошо, но она не может там оставаться. Она выросла и должна обеспечивать себя сама.

Через несколько недель после переезда на новую квартиру Штеффи разрешили навестить Юдит в клинике для душевнобольных в Лилльхагене. Она отправилась туда, купив по дороге апельсин.

Штеффи едва помнила вкус этого оранжевого фрукта. В годы войны апельсины не продавали. Но вот совсем недавно прибыл первый корабль с апельсинами и еще один – с бананами. Как-нибудь в воскресенье, когда цены немного упадут, она купит бананов и угостит малышей Карлсон. Штеффи представила себе лицо Нинни, впервые в жизни пробующей нежный сладкий банан.

Апельсин обошелся недешево. Но Штеффи хотела порадовать Юдит.

Пересаживаясь с трамвая на автобус, Штеффи, наконец, доехала до клиники. Корпуса больницы были новые, светлые и современные. Штеффи сказали, в каком отделении лежит Юдит, и пропустили в длинный коридор, по обе стороны которого тянулись ряды дверей. Откуда-то доносились тихие причитания. Резко пахло лекарствами, стерильностью и еще чем-то удушливым и сладковатым.

– Вы к кому?

Санитарка в голубом платье и белом фартуке вышла из палаты и остановилась перед Штеффи.

– Я пришла навестить Юдит Либерман.

– Она в гостиной, – ответила санитарка.

Пройдя метра три по коридору, она обернулась:

– Вам туда.

– Спасибо.

Гостиная располагалась в конце коридора. Комната была просторная и светлая. Но стоило взглянуть на сидевших в комнате женщин, как ощущение спокойствия и порядка сразу пропадало. Одна медленно и обстоятельно рвала газету на узкие полоски. Другая задрала подол сорочки и с недоумением рассматривала свои чулки. У третьей вдруг случился приступ. Она вскочила, принялась кричать и срывать с себя одежду. Санитарка вывела ее прочь из комнаты. Женщина плевалась и сквернословила, но покорно следовала за ней.

Лицом к окну сидела худенькая фигурка в больничном халате. Ее короткие курчавые волосы светились на солнце, словно нимб. Она что-то тихонько напевала.

– Юдит, это я, Штеффи.

– Стефания Штайнер из Вены, – сказала Юдит.

Она говорила с трудом, спотыкаясь на каждом слове.

– Как ты?

– Я умерла, – проговорила Юдит. – Я умерла. Они ошиблись. Они похоронили Эдит вместо меня.

– Ты не умерла, Юдит! Ты двигаешься и разговариваешь.

Хотя в каком-то смысле девушка на стуле права. Перед Штеффи сидит не та Юдит, не та упрямая, проницательная и острая на язык Юдит, которую Штеффи знала последние два года. Бледная кожа с россыпью веснушек, тонкий нос и изогнутые брови остались прежними. Курчавые волосы начали отрастать. Но голубые глаза потеряли блеск. Юдит не было, осталась только маска. Сама Юдит была где-то в другом месте.

Штеффи взяла стул и села напротив Юдит. Взяла ее за руку. Ладонь Юдит была холодной и безжизненной. Штеффи попыталась согреть ее теплом своих рук.

– Юдит, – сказала она. – Не бойся. Ты скоро поправишься и…

«…вернешься домой», – хотела она сказать. Но поняла, что Юдит некуда возвращаться.

Юдит не смотрела на Штеффи. Она снова принялась напевать. Это была песенка на идише. Что-то про маму.

Штеффи долго сидела рядом с подругой. Сначала она пыталась разговорить Юдит, но та не отвечала, и Штеффи оставила свои попытки и просто держала ее за руку.

– Время посещения закончилось.

Вошла та же санитарка, что показала Штеффи путь в гостиную. Ее острый подбородок упирался в накрахмаленный белый воротник с форменной брошкой.

Штеффи поднялась. В последний момент она вспомнила про апельсин. Достала его из бумажного кулька, положила на колени Юдит и накрыла фрукт ее ладонью.

– Апельсин, Юдит. Ты помнишь? Апельсин!

Юдит потрогала пористую кожицу апельсина. Вид у нее был непонимающий.

– Почисти его.

Юдит убрала руку. Апельсин упал и покатился по полу. Санитарка подняла его.

– Я позабочусь, чтобы она его съела. Иначе кто-нибудь заберет.

– До свидания, Юдит. Увидимся.

Штеффи протянула руку и погладила Юдит по коротким завиткам волос, ей показалось, что по губам Юдит скользнула тень улыбки. Но, скорее всего, это просто ей почудилось.

– Она поправится? – собравшись с духом, спросила Штеффи санитарку, когда они вышли в коридор.

– Трудно сказать. Доктор собирается попробовать электрошок. Некоторым помогает.

Штеффи вздрогнула. Электрошок – звучит отталкивающе. Но если это поможет…

Идя по освещенной солнцем улице к автобусной остановке, Штеффи чувствовала себя так, будто провела в больнице вечность. Но часы и расписание автобуса говорили о том, что прошло лишь тридцать минут.

Она вдруг подумала, что санитарка с острым подбородком заберет апельсин себе. Глупости какие! Разумеется, его съест Юдит. Если только захочет.

Глава 40