Портфель капитана Румба - Владислав Крапивин Страница 72

1

Прекрасная Елена рыдала у себя за перегородкой. Ну, не совсем рыдала, однако шумно хлюпала носом и подвывала в подушку. Опять у нее случились неприятности. Какие именно, спрашивать было неразумно. В ответ услышишь: «Иди отсюда, дурак, не суйся не в свое дело!»

Генчик и не совался.

Свесив ноги со второго этажа, он сидел на подоконнике и постреливал из пистолета. По всяким случайным мишеням, что попадались на глаза: по пустой яичной скорлупе, валявшейся у сарая, по бельевым прищепкам на веревке, по мячику, который забыли в траве Вова и Анютка.

Мячик от каждого попадания подпрыгивал, как синий испуганный поросенок. Прищепки вертелись на шнуре, будто акробаты. А скорлупа — та вмиг разлетелась белым фейерверком. Длинный тяжелый пистолет бил без промаха. Плохо только, что «калибр» требовал лишь самых мелких «пуль». Приходилось их долго выбирать из рассыпанного на подоконнике гороха.

Удачные выстрелы радовали Генчика. Но больше ничего не радовало. Не будешь ведь целый день торчать в окне с пистолетом. А чем еще заняться, Генчик не знал.

Погода была так себе: теплая, но сырая, порой сыпал мелкий дождик. Зоя Ипполитовна уехала на два дня в деревню к какой-то своей знакомой. Возиться в игрушечном городе было не с руки — Генчик укрыл его от дождя широким куском полиэтилена. Да и не хотелось без помощников, а Вова и Анютка куда-то ушли с родителями.

Федя Акулов, Карасик, был, наверно, дома. Но после недавнего случая идти к нему Генчик не решался.

А случилось вот что.

Три дня назад Генчик и Карасик отправились в сквер у кинотеатра «Агат» попрыгать на батуте. Это такая резиновая площадка вроде громадного надувного матраса. А над матрасом — трехголовый дракон на растопыренных лапах — для развлекательности. Покупаешь билет (совсем не дорогой), снимаешь сандалии и целых пятнадцать минут можешь прыгать и кувыркаться от души. Вместе с десятком других счастливчиков. Вообще-то развлечение несерьезное, для дошколят, но почему иногда и не порезвиться?

И порезвились. И очень довольные вышли из сквера. И здесь Генчик услыхал:

— Эй ты, забинтованный! А ну, тормози!

Это были Буся и «одинаковые» Гоха и Миха (в своих нелепых, почти до колен, свитерах). Хорошо хоть, что без Шкурика!

Генчику и в голову не приходило, что «недруги» могут оказаться здесь в «несвоем» районе. Поэтому он был без маскировки, в прежней сине-горошистой рубашке. И даже коленка забинтована, как раньше. Не для какой-то хитрости, а чтобы все приметы были как в тот день, когда познакомился с девочкой у оврага.

Почему-то Генчик часто ее вспоминал. Ходить мимо ее дома стеснялся, но надеялся, что когда-нибудь встретит на улице. И сегодня подумал: «Вдруг она тоже придет поскакать?» И оделся так, чтобы узнала.

Но девочка не пришла, а узнали его Буся, Гоха и Миха…

Ну а дальше — как всегда в таких случаях: прижали к забору, похихикали, подразнили, дали пару затрещин. Генчик хныкал и отбивался, но не очень. Потому что все равно без пользы, только еще сильнее их разозлишь.

Во время «разборки» Буся то и дело поправлял на носу темные очки. Очки были Генчика — те самые, что он потерял в толпе, когда смотрел выступление Шкурика. Но заявлять свои права было глупо.

Взрослые дяди-тети шли мимо и не вмешивались. Наверно, говорили себе для успокоения совести: «Мальчики просто играют». А громко кричать «помогите» Генчику было стыдно.

Помощь пришла с неожиданной стороны.

— М-ме-ерзавцы! — услышал Генчик. И трое врагов услышали. Оторопели. Видно, с говорящими козами они до сей поры не сталкивались. Козимода рыла копытом траву, глаза ее горели, как стоп-сигналы.

Гоха и Миха отвесили челюсти. Буся помигал и быстро сказал:

— Айда, парни, отсюда, ну их. Тут все какие-то психи, шуток не понимают.

И они пошли прочь — все скорее, скорее…

— В м-ме-елицию вас…

— Спасибо, Козимода, — грустно сказал Генчик. — Ты меня который раз выручаешь.

Он стер со щек слезинки, перемотал съехавший бинт, заправил вывернутые карманы. Погладил Козимоду по хребти-стой спине и пошел домой.

На углу Кузнечной он услыхал:

— Бубенцов, подожди…

Из-за кустов желтой акации появился Карасик. Весь такой… будто побитый больше Генчика. Когда Генчика схватили, Карасик сразу рванул в сторону, с глаз пропал. Генчик думал, что он уже дома сидит.

— Я… понимаешь, я хотел кого-нибудь позвать. Больших… А никого нету… А я…

— Да ладно… — Генчику было неловко, словно это он, а не Карасик драпанул с поля битвы.

— Я… видишь ли… все равно я драться не умею… поэтому…

— Ну и правильно сделал, — поморщился Генчик. У него вдруг запоздало заболело плечо, по которому крепко стукнули. — Что тебе оставалось-то? Я бы тоже драпанул, если бы успел…

— Ты — другое дело. Тебя держали. А я хотел…

— Раскокали бы тебе очки, вот и все, — сумрачно сказал Генчик.

Карасик снял очки, стукнул себя ими по щеке. Он волочил ноги, и его просторные джинсы цеплялись за головки подорожника.

Совсем тихо Карасик проговорил:

— Ничего я не хотел… и не думал. Трус я, вот и все. Бросил тебя…

— Ну, хватит тебе… — опять поморщился Генчик. — Подумаешь. Всякое бывает с перепугу…

— Нет, не хватит, — уже решительно сообщил Карасик. — Я понимаю. Я хотел с тобой как следует подружиться, но зачем тебе такой друг…

— Карасик, да брось ты!