Собрание сочинений. Арфа и бокс. Рассказы - Виктор Голявкин Страница 45

ДО УТРА!!! ДО УТРА!!!

Работа мне эта нравится. Хотя и ночью приходится. Никто над тобой не командует (хватит мне командиров разных!), и никто тебе не мешает, а потому и стараешься, потому и работать приятно.

Город спит.

Отучиться бы только язык высовывать, какая-то отвратительная привычка! Как спрячу язык – строчка криво. У других еще хуже привычки. Была же у одного нашего знакомого привычка после каждого слова «Ай-Петри» твердить! «Здравствуйте, – говорит, – Ай-Петри, я вас давно не видел, Ай-Петри, как ваше здоровье, Ай-Петри, как сын, как с деньгами, Ай-Петри?» Мы ему должны были деньги, так он всегда спрашивал, когда ему вернем, а мы не возвращали. Помнится, смешной разговор произошел, до сих пор у нас в семье смеются: «Когда же вы мне отдадите, Ай-Петри, мои деньги, Ай-Петри?» – спросил он отца. «Потерпи еще немножко, – сказал ему отец, – войди в мое положение…» – «А вы, Ай-Петри, в мое положение не хотите войти, Ай-Петри?» – сказал он. «Мы в твое положение входим, Ай-Петри», – сказал ему отец нечаянно. Тот побледнел и говорит: «Передразнивать себя я никому не позволю, а долг потрудитесь возвратить в самое ближайшее время, независимо от вашего положения, ибо мое положение мало чем от вашего отличается и ваше положение не меняется». И ни разу «Ай-Петри» не произнес. Когда он ушел, мы подумали: вполне возможно, он с этого момента перестал твердить свое «Ай-Петри».

А у моего друга Алика – он тоже рисовал отлично, уехал он после с родителями в Москву, – так вот у него все «шикарно» выходило: «шикарная погода», «шикарный футбол сегодня видел», «шикарная вода в море» и так далее. Все у него «шикарно». Даже когда он гриппом заболел, заявил мне: «Эх, и заболел же я шикарно, две недели в школу не ходил!» Да и вправду он был шикарный парень, мой лучший друг, но уехал он в Москву…

Опять язык высовывается!

Приятно все-таки быть самостоятельным человеком.

Шаги слышу. Кто-то идет.

Подходит.

Стоит, на мои буквы смотрит.

Я и внимания не обращаю, мало ли кто там проходит! У меня работа. Ответственная. Некогда мне на каждого прохожего внимание обращать.

– По линейке или без линейки? – спрашивает.

Я ему ничего не ответил. Чего на глупые вопросы отвечать. Не смотрю даже.

– Неужели без линейки? – говорит. Хотя видно, что без линейки. Он же видит, никакой линии нет там, да и линейки нет, чего ж тогда спрашивает?

А он опять:

– Так без линейки и шпаришь?

– Да где ж у меня линейка? – говорю. – Ну, где вы видите у меня линейку?

– Ай да ай! – говорит. – Ну, бальзак!

Что еще за «бальзак» такой, смотрю на него: пьяный, что ли, в компании задержался, да нет, вроде не пьян, а по ночам шляется.

– А я смогу? – говорит. – Дай прошвырнусь.

– Иди прошвырнись, – говорю, – где-нибудь, а потом приходи.

В ночь работаешь, а тут этот умник. Со своими словечками. Тоже мне блатной нашелся. Я кисть не дал. Он обиделся:

– Молодежь… Старших надо уважать. А ты? Эх ты! Не стыдно, э-э-эх! – рукой махнул и вроде бы уходить собрался.

Зря я на него окрысился, наверно.

А он этак пол-оборотом ко мне, рукой этак небрежно на буквы указал и говорит:

– Криво.

– Где криво? – спрашиваю.

– Криво, брат, криво, – говорит.

– Прошвырнитесь, прошвырнитесь… – говорю и кисть в ведро с досады бросил.

– Ишь ты, бальзак! Сердитая личность.

Берет он мою кисть и пишет на асфальте такие отличные буквы, что я глазам своим не поверил. Даже завидно стало. С восторгом я на него поглядел, а он улыбается. Написал он еще несколько слов, кисть в ведро бросил и говорит:

– Вот так, бальзак! А ты думал, только ты один можешь? Я тебе еще позавчера говорил, что другие получше могут. Талантливых людей на свете знаешь сколько? Пруд пруди! Только нужно их находить и пестовать. Об этом я тебе еще позавчера говорил.

– Кто? Вы мне позавчера говорили?

Он смеется:

– А в прошлом году, помнишь, я тебя этому делу учил?

– Кто, вы меня учили?

Он опять смеется.

– Аналогичный случай, – говорит, – был, сосед белье повесил, а соседка его украла.

– Это вы к чему?

– А к тому, чтобы ты умным был, бальзак, а не дурак. Бальзак знаешь какой умный был? На весь свет умом прославился.

– Какой Бальзак?

– Бальзак всего один, больше Бальзаков на свете не было и не будет. При желании можешь вторым Бальзаком стать, но не первым. Обо всем этом я тебе уже говорил.

– Ничего вы мне об этом не говорили.

– Аналогичный случай произошел…

Слова внизу под моим объявлением написал: «Почему вашу собачку зовут Сигизмундой?» Буквы ровные, чудо!

– Попадет мне за вашу собачку, – говорю, – тут карнавал, а тут собачка…

– Больше людей, – говорит, – на карнавал привалит, подумают, необыкновенную собачку Сигизмунду будут представлять.

Шутник настоящий.

– С работы погонят, – говорю, – за вашу собачку.

– Проявил самостоятельность. Рекламу освежил. Внес свежую струю. Никогда не знаешь, за что тебя выгонят, а за что по головке погладят. Как раз, может быть, за эту Сигизмунду тебя к повышению представят, – к примеру, не на тротуаре писать, а на стенах…

– А может, на потолке?

– Можешь добиться, – говорит, – и большего.

– Вы лучше скажите, где вы так буквы научились писать, – спрашиваю, – это ваша профессия, наверное?

– Зачем попу гармонь, – говорит, – когда у него кадило есть.

Помешал кистью в ведре, да так энергично, чуть всю краску не выплеснул.

– Я, бальзак, из института с последнего курса ушел, сам себя, называется, отстранил от строительства жилого и административного фонда, сейчас уж стар, двадцать восемь лет исполнится в будущем году. Для меня эти буквицы – мелочь, плюнуть, растереть, чихнуть! Открыл я, бальзак, свое собственное ателье, процветаю, образование у меня высшее. Малость незаконченное, я тебе, кажется, три дня тому назад говорил…

Вид у него действительно процветающий, костюм отличный, босоножки лаковые, а волосы блестящие и гладкие.

Пошли мы с ним вниз по Буйнаковской улице. Мне нужно было еще одно объявление написать. А ему как раз по дороге. Он в конце Буйнаковской улицы на углу жил.

– На художника не собираешься учиться? – спрашивает.

– Сначала я хочу боксом заняться, – говорю.

– Да ты что, очумел? Морду бить – кому это надо! Ну и бальзак!