Город Солнца. Голос крови  - Евгений Рудашевский Страница 43

Аня знала, что им предстоит посещение руин, в которых едва ли что-то напоминало о величии древнего народа, однако увиденное её разочаровало. Поначалу она решила, что водитель ошибся и, проскочив опрятный посёлок, завёз их в безымянные холмы, откуда туристы ходят смотреть на водопад или что-нибудь в этом духе. Однако ошибки не было, как не было ни водопадов, ни туристов.

Руины прятались в зеленеющем распадке, со всех сторон окаймлённом горными сопками и кряжами долины Мосна. Ближайшие склоны были рассечены земляными осыпями и покрыты мелкой растительностью, на фоне которых выделялись одинокие деревья, и в первую очередь – скособоченные додонеи, стволом похожие на хвост гигантской крысы и усаженные длинными плотными листьями. Сейчас, в солнечную погоду, они источали насыщенный смолянистый аромат.

По словам Димы, расположение Чавин-де-Уантара было исключительно выгодным, так как здесь, на высоте трёх тысяч метров, удавалось одновременно выращивать кукурузу и высокогорные растения, заодно разводить викуний. К тому же отсюда за два дня пути чавин ещё до нашей эры могли без труда пробраться как до побережья, так и к дождевым лесам, а значит, в равной степени пользовались ресурсами всех трёх климатических регионов Перу: косты, сьерры и сельвы.

Руины U-образного Старого храма и пристроенных к нему крыльев Нового храма Аню не заинтересовали. Она не разделяла чувств брата, с восторгом обнаружившего едва различимые изображения фантасмагоричных существ. Её по-настоящему впечатлил разве что копьеобразный Ланзон – пятиметровая гранитная скульптура древнего божества, стоявшая на пересечении подземных галерей. Но впечатлил не внешним видом, – скульптуру Аня посчитала довольно неказистой, – а тем, что его покрывали уже знакомые символы. Похожими узорами было покрыто и тело Инти-Виракочи. Собственно, об этом в своих тетрадях писал Шустов-старший: «Узоры на теле фигуры, напоминающие змеиный клубок, на самом деле – искажённый символ бегущих ягуаров и по всем характеристикам отсылает к древнейшей культуре чавин».

В храме над Ланзоном, по словам Димы, было устроено отверстие, по которому на скульптуру во время жертвоприношений стекала человеческая кровь. Обагрённый кровью, Ланзон, а точнее, заключённый в нём ягуароподобный бог Солнца оживал и мог разговаривать со жрецами.

– Жуть, – поморщилась Аня.

– Когда Ланзон говорил, покрывавшая его человеческая кровь испарялась. Каждая её капля превращалась в отдельное слово. И жрецы называли это голосом крови.

– Голос крови…

– Да. Чавин верили, что в каждом из нас заложено божественное всезнание, и его можно высвободить, лишив человека жизни и заставив его кровь, пока она не остыла, говорить. Ланзон был чем-то вроде граммофона, помогавшего извлекать звуки, различимые для жрецов. Вот. Думаю, со стелой Раймонди проводили такие же обряды.

– Замечательно!

– Не хочешь попробовать? – Дима заговорщицки прищурился. – Давай втроём порежем себе руки и брызнем кровью на Ланзона. Может, он заговорит. И расскажет нам, в чём была величайшая тайна цивилизации чавин.

– Не смешно, Дим.

– Кстати, интересно, солярии что-нибудь подобное вытворяли? Или только позаимствовали у Ланзона парочку узоров?

– Надеюсь, твою статуэтку, – Аня посмотрела на Максима, – человеческой кровью не поливали.

Максим пожал плечами. Кажется, его такая вероятность ничуть не смущала.

Видя, с какой неохотой Аня следует за ними по храмовой территории, Дима то и дело восклицал:

– Пойми, тут… Вот тут, – он стучал тростью по земле, – колыбель андских цивилизаций. Древнейший храм чавин! Здесь, в Галерее подношений, нашли посуду из самых отдалённых уголков Перу. Индейцы от Эквадора до Боливии ещё за пятьсот лет до нашей эры несли подношения Ланзону.

– Ну да, – Максим подмигнул Ане. – И отдавали всё жрецам.

– Отдавали! – согласился Дима. – Это была плата за возможность… пообщаться с древними богами, покровительствовавшими чавин. Понимаете?

Аня безучастно кивнула. Ещё чувствовала отголоски лёгкого головокружения, которое испытала в первый час после приезда в горный Уарас. Сейчас хотела одного – спокойно прогуляться или постоять на месте, а не носиться по изгладившимся руинам. Дима, в отличие от сестры, оставался бодрым. Не зря с такой жадностью глотал свои «Сорочи пильс». К тому же, едва оказавшись тут, в Чавин-де-Уантаре, достал из пакета два листика коки, до сих пор жевал их.

– Смотри не подсядь, – осторожно сказала ему Аня. – Главное, не додумайся потом в Москву везти.

– Знаю. И нет, не подсяду. Я же чуть-чуть, как лекарство.

– Ну да. Так всё и начинается. Чуть-чуть, лекарство…

– Индейцы жуют уже много веков.

– Вот они пусть и жуют. А нам и «Сорочи пильс» хватит.

– Идём, – позвал Максим, вполне справлявшийся тут и без таблеток.

Вернулись к машине, а через несколько минут уже повторно поднимались по лестницам музея.

На этот раз помощник доктора незамедлительно и без вопросов провёл их в кабинет Мельгара. Вальтер Хосе оказался мужчиной лет пятидесяти, с мешковатыми щеками бульдожьего лица. На гостей он не взглянул. И сесть никому не предложил. Собственно, стульев в его утлом кабинете, кроме того, на котором он сидел сам, не было.

Аня озвучила заранее подготовленную историю. Почти в точности повторила то, о чём уже говорила экскурсоводу Софии, – назвала себя, Диму и Максима студентами журфака, приехавшими в Перу писать дипломную работу по истории местных народов, прежде всего чавин, и только добавила, что Максим знаком с семьёй Гаспара Дельгадо, которая и рекомендовала им в первую очередь обратиться к «лучшему из всех известных специалистов по чавин, то есть к нему, Вальтеру Хосе Толедо Мельгару». До́ктора Анины слова не впечатлили. Он продолжал что-то неторопливо отстукивать на старенькой клавиатуре, особенно громко ударяя указательным пальцем по пробелу, безучастно смотрел исключительно на монитор, будто успел позабыть о появлении навязчивых гостей.

Так и не дождавшись ничего в ответ, Аня с недоумением повернулась к Максиму.

– Скажи ему, кто мой отец.

Аня сказала. Упоминание Шустова-старшего наконец заставило доктора взглянуть на Максима. Он молча рассматривал его, никак не выражая свои чувства, а потом лениво бросил:

– Что вам надо?

Возвращаться к рассказам о студенческих работах не было смысла, но и сразу доставать статуэтку Инти-Виракочи Максим явно не хотел, поэтому попросил:

– Расскажите о величайшей тайне цивилизации чавин. Вы же понимаете, о чём речь?

На тяжёлом, красно-бордовом лице Вальтера Хосе не отразилось ни интереса, ни пренебрежения к переведённому Аней вопросу. Длинным заскорузлым ногтем доктор несколько раз прошёлся по щербине в своих крупных зубах. Потом соизволил уточнить:

– И ты сюда приехал для этого?