Марселино Хлеб-и-Вино - Хосе Мария Санчес-Сильва Страница 14

— Но ведь бывают…

— В общем да, но дело в том, что люди хотят всё объяснить с помощью того, что уже знают. Вот они и думают, раз ангелы летают — значит, у них должны быть крылья, как у птиц — птицы-то тоже летают. Забавная вещь — человеческая мудрость.

— Мудрость? — оживлённо переспросил Марселино. — Мне братья про неё однажды рассказывали. И сказали, что единственная мудрость исходит от Бога.

— А дальше? — подбодрил его Ангел.

— Ну вот, они говорили, что единственная мудрость — это та, которую Бог открывает людям.

— Это не всё…

— Нет, не всё. Ещё они рассказывали про миссионеров, которые ездят по свету и учат самой важной мудрости, Божьей то есть ^[34]. Но другому тоже учат.

— Чему?

— Географии, и грамматике, и как книги печатать, и в поле работать, и годы считать, и время узнавать по звёздам…

— Прекрасно, Марселино. Ты всё правильно запомнил, — рассмеялся Ангел. — А про дикарей тоже помнишь?

Марселино тоже засмеялся:

— Это ты про историю с курами говоришь? Ангел отвернулся, пытаясь скрыть улыбку, и ответил:

— Да, именно.

А дело было вот как: однажды брат Бернард прогуливался по дорожке, ведущей от ворот монастыря к дереву брата Негодного и обратно, и рассказывал Марселино про миссии.

— Кто такие туземцы? — спрашивал Марселино.

— Местные жители, малыш. Мир-то — он большой: в Азии, скажем, живут совершенно жёлтые люди, в Африке — чёрные-пречёрные, а в Америке — цвета шафрана.

— Не может быть! — удивлялся Марселино, широко раскрывая глаза.

В тот же день Марселино решил сделаться миссионером, — и, конечно же, начать немедленно. Жара была ужасная, как раз время сиесты.

Мальчик разулся, чтобы не шуметь, и вылез из окошка своей кельи, которое выходило на крышу низенькой террасы. Оттуда он сбросил на землю сандалии с присказкой:

— Куда они — туда и я.

И действительно спрыгнул вслед за ними во внутренний дворик, — а оттуда было уже совсем близко до часовни.

Здесь стоял шкаф, где хранились монашеские рясы, чётки ^[35] и большие деревянные кресты. Они ждали новых братьев, и тут же хранились те, что остались от старых: не выбрасывать же их, они ведь освящённые… ^[36]

Марселино выбрал большущие чётки и повесил их на плечо, как портупею. Потом он взял распятие, тоже выбрав немаленькое, засунул за пазуху и решил, что для миссионера этого хватит.

По пути он подобрал ещё соломенную шляпу, которую сделал ему когда-то брат Кашка, и уже с нею на голове выбрался за стены монастыря.

Там он, однако, не пустился сразу в путь, а сперва подобрал несколько камней — белых и круглых, которые можно было прицельно кинуть, если придётся. Он сам принёс их сюда из ручья, когда ходил с братьями по воду (тогда в ручье ещё была вода). Брат Бернард ведь рассказывал, что туземцы порой едят бедных миссионеров, — так что Марселино предусмотрительно наполнил камнями карман.

Скорчившись в засаде за парой громоздких валунов, Марселино довольно долго ждал, но наконец дождался: по той же дороге, что когда-то Мануэль, брёл пожилой крестьянин и вёл в поводу осла, навьюченного большой клеткой, полной кур и цыплят.

Хотя была ужасная и солёные капли пота скатывались Марселино прямо в рот, мальчик вылез из своего убежища и загородил прохожему дорогу, высоко подняв одну руку с чётками и другую с распятием.

— Стой! — закричал он. — Стой и скажи мне, веруешь ли ты в единого Бога!

Мрачный бородатый крестьянин сперва не знал, что и думать. Потом, почесав затылок под цветастым платком, повязанным под старой соломенной шляпой, возчик вспомнил, что в соседнем монастыре, говорят, живёт мальчик-сирота. Отвечать он, однако, не стал, а вместо этого спросил:

— Это ты, значит, монастырский мальчишка? — и побрёл себе дальше вместе с осликом, не собираясь продолжать разговор.

— Я миссионер, — кричал Марселино, оставаясь, впрочем, на некотором расстоянии, — так что скажи мне немедленно, веруешь ты в единого Бога или нет!

Прохожий глубоко вздохнул, — он был уже сильно измучен жарой, да ещё и старая клетка плохо держалась на ослиной спине, грозя развалиться, — и тем не менее попытался вступить в беседу:

— Что ж ты тут бродишь один, в такую-то адскую жарищу?

Мальчик набрался мужества и подошёл ближе:

— Не заговаривай мне зубы и отвечай про единого Бога!

Крестьянин начал терять терпение, но всё-таки ответил:

— Погода не та, малыш, чтобы в игрушки играть.

Марселино глубоко возмутился:

— Никакие это не игрушки! — завопил он, — вот, посмотри, у меня чётки настоящие и распятие, так что давай исповедуй единого Бога, а если ты Его не знаешь, я тебе в минуту всё объясню!

Уже не оборачиваясь, человек и ослик продолжали путь, а маленький «миссионер» бежал за ними и кричал ещё громче, чтобы в конце концов обратить на себя внимание:

— А если ты христианин — встань на колени и молись со мной, а не то пожалеешь!

Тут крестьянин обернулся и мрачно буркнул:

— Ладно, парень, шёл бы ты отсюда! Марселино страшно обиделся и решил, что пришло время действовать.

Ни слова не говоря, он засунул за пазуху чётки и распятие, вытащил вместо этого камень и запустил им в крестьянина с ослом.

Камень, видимо, попал в какое-то очень уж нежное место, потому что осёл вдруг смешно взбрыкнул, куриная клетка грохнулась наземь — и немедленно развалилась. Сначала две курицы, а потом и почти все остальные разбежались, куда глаза глядят.

— Проклятый мальчишка! — вспылил возчик, пробуя поймать хоть часть птиц.

Но для одного человека тут было слишком много работы. Убедившись в этом, крестьянин решил с мальчишкой договориться:

— Ты, конечно, хулиган, но я тебя прощу, если поможешь мне переловить кур.

Марселино признал это правильным и согласился. Тем более, похоже, этот человек уже понял: лучше стать христианином по-хорошему.