Боишься ли ты темноты? - Николай Пономарев Страница 12

— Просчитался немного.

— Дети, — громко сказала воспитательница, — кто закончил, выходим. Остальные сидим тихо, я скоро вернусь.

Два младшеклассника поднялись и вышли. Вышли и Сергей с Верой Ивановной.

— Да идите уже домой, — предложил Сергей, — что я, лишних полчаса не посижу?

Вера Ивановна подумала, потом согласно кивнула, подала ему связку ключей, которую держала в руках, и отчиталась:

— Детей по списку сорок девять. В наличии сорок семь. Двоих вчера бабушка на неделю забрала. Вообще-то Вам стоит пересчитать, а то верите мне на слово, а кто убежит — будем рядиться, в чью смену.

— А что, они часто убегают?

— Нет, но поручаться я бы ни за кого не стала.

Вера Ивановна надела плащ, взяла со шкафа в воспитательской свой зонтик, и добавила:

— Вот сегодня Снежинский с Воробьёвой бегали, несмотря на мой запрет. Я их наказала. Воробьёва вечером будет мыть туалет на втором этаже, а Снежинский у меня сидит, думает о своём поведении. Вот ключ, выпустите сами, когда захотите. Но я думаю, пока рано.

— А от какой комнаты ключ? — удивлённо спросил Сергей.

— От кладовки наверху в конце коридора. Раньше там ванная была.

— Там есть окно? — Сергею стало не по себе.

— В кладовке? Откуда?

— Ярослав боится темноты. Вы не знали?

— Молодой человек, — назидательно проговорила Вера Ивановна, — мало ли кто чего боится! Если он у нас такой перепуганный, пусть взрослым не хамит. Ну, мне пора. Завтра у меня утренняя смена. Наша Анна Игоревна сдаёт какие-то зачёты, так что до конца июня по сути тянуть группу придётся нам с Вами.

Вера Ивановна пошла к выходу, а Сергей, почти бегом, на второй этаж. “Пусть не хамит!” — в Сергее поднялась досада на Ярослава. Что он, правда, промолчать не может? Неужели не видит, что за человек эта Вера Ивановна! А может, она права? Может, не такой уж и хороший мальчик этот Ярослав? Что Сергей о нём знает? Что тот разбивался в машине, знает иностранные языки, боится темноты, да любит Вику Захарову? Это ровным счётом ничего не даёт. Всё это можно и о мерзавце сказать. Сергей сунул ключ в скважину и подумал, что же он спросит сейчас у Ярослава, как будет выяснять, что произошло на самом деле…

Спрашивать ничего не пришлось. Ярослав полулежал, откинувшись на старые тазы и вёдра, неловко подогнув правую руку, абсолютно белый и как будто неживой. Внутри у Сергея всё опустилось от страха, в одну секунду он оказался в комнате, принялся тормошить Ярослава, бить по щекам. Через минуту, показавшуюся Сергею бесконечной, мальчишка открыл глаза и посмотрел на него абсолютно бессмысленным взглядом. Сергей вздрогнул. Теперь он уже был на стороне Ярослава, что бы ни произошло до этого. Что бы он ни натворил, всё равно это всего лишь ребёнок, который не заслуживает таких мучений. Сергей поглубже вдохнул и, как можно спокойнее, спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

Ярослав молча смотрел на него и, кажется, не понимал, что происходит.

— Вставай, уйдём отсюда, — Сергей начал поднимать Ярослава, но тот никак не мог встать, к тому же из носа у него вдруг пошла кровь, капая на грудь и живот, растекаясь по хирургическому шву под рёбрами. “Как он тут не замёрз без рубашки”, — подумал Сергей. Потом кое-как поднял Ярослава и, почти волоча за собой, довёл до умывалки, смыл кровь и разводы от слёз. Он всё время что-то говорил, но мальчишка никак не реагировал. Тогда Сергей отвёл Ярослава в воспитательскую, уложил на свой диван и пошёл за одеялом. В комнате, где жил Ярослав, на тумбочке сидел Юра Шнайдер и заклеивал очки скотчем. Сергей взял одеяло с кровати Ярослава и спросил:

— Ты не знаешь, что случилось?

— Знаю, — отозвался Юра, подслеповато щурясь. — Сегодня Ярик с Женькой ходили провожать Инну Яковлевну. Она до Вас работала. Только Женька учится во вторую смену, а Ярик — в первую. Вот он и прогулял.

— И вас за такую ерунду наказывают? — Сергей задохнулся от возмущения.

— Это не ерунда, — спокойно сказал Юра, — это прогул. Он ведь отпрашивался, а ему запретили.

— Ну а Женя где сейчас?

— Женька точно в школе, — уверенно отозвался Юра, — им сегодня какой-то спектакль привезли. Все к восьми только вернутся. Сегодня даже ужин позже. А потом она будет туалет мыть. Вера Ивановна при всех сказала. Теперь если Женька не станет, Вере кто-нибудь настучит. Так что помоет, никуда не денется.

Сергей постоял молча, посмотрел на Юру и вышел. Говорить что-то было бесполезно. Вспомнился сосед, уверенный, что здесь трудные дети. Знал бы он, какие здесь взрослые! Да тут же свихнуться можно! Что там думает бабка Ярослава? Почему она его до сих пор не увезла к себе? А может, просто полагает, что с ним всё в порядке, а, когда узнает правду, мальчишку заберёт? Надо взять адрес и написать. Или съездить самому, если не очень далеко. Бабка всё-таки, родной Ярославу человек. Неужели его, Сергея, мать не взяла бы Сашку, если бы тот осиротел? Быть такого не может! Сергей вспомнил мать. Они не виделись неделями, хоть и жили в одном городе, но Сергей всегда знал — можно прийти в любое время, ему будут рады…

Ярослав лежал ничком, уткнувшись в ветхую диванную обивку и беззвучно плакал — только плечи вздрагивали. Сергей сел рядом, погладил его по голове.

— Сволочи, — сказал Ярослав, захлёбываясь слезами, — фашисты! Я вас ненавижу!

— Всё хорошо, — без особой уверенности пробормотал Сергей, укрывая трясущегося не то от холода, не то от плача Ярослава одеялом, — всё будет хорошо.

— Я убегу, — сообщил Ярослав, не поворачиваясь. — Я здесь жить не буду. Вы ничего не сделаете! Вы меня не найдёте!

Сергей молчал. Ему нечего было сказать. Оставалось только ждать, когда мальчик успокоится. Поплачет и уснёт. Он сидел рядом, гладил Ярослава по голове и молча слушал, как тот вновь и вновь говорит, что ненавидит всех и хочет умереть. Потом Ярослав всё-таки заснул. Сергей осторожно встал и вышел в коридор — встречать вернувшихся со спектакля детей…

“Всё будет нормально, — думал он о Ярославе, — главное, чтобы в комнате горел свет. Он проснётся, увидит, что светло, и успокоится. И, может быть, всё будет хорошо. Детская психика восстанавливается лучше, чем взрослая”.