Жил-был такс - Елена Арифуллина

Жил-был такс.

И звали его Макс.

Он был маленький, ростом с тапок.

У него были братья и сестры. Когда они все вместе лежали на подстилке, то походили на пестрый коврик, чёрный с рыжим. Их звали: Крупный, Шкодина, Малявка, Задохлик и Задира. Макса называли Этот — потому что он постоянно вылезал из угла, где лежала подстилка, и отправлялся путешествовать. А когда путешественник величиной с тапок, то его трудно найти, если он заплутает.

— Где Этот? Куда Этот опять делся?

Но про себя Макс точно знал, что зовут его не Этот, а Макс. Однажды ему приснилось, что кто-то зовёт: «Макс, ко мне!» Он бросился на зов, добежал к какому-то большому, очень важному и нужному существу — и проснулся. А утром у него открылись глаза. Так он стал Настоящей Собакой и получил имя. Только об этом никто не знал, потому что время не пришло.

Маму звали Джильда. Она была рыжая, тёплая и вкусно пахла молоком.

А папу Макс никогда не видел — у собак это часто бывает. Хозяева говорили, что он Чемпион Породы. Макс не знал, что это значит. Ему было не до того. Мир оказался огромным, и его нужно было срочно попробовать на зуб — мелкий, но острый. Макс уже сгрыз три носка и кухонное полотенце. А про перчатку ещё никто не знал. Макс утащил её под кушетку и запихал между ножкой и плинтусом. Там никто не мешал грызть перчатку в своё удовольствие. Хозяева были слишком большие и под кушеткой не помещались. Малявка и Задохлик не отходили от мамы Джильды — боялись. Задира, Крупный и Шкодина то играли, то дрались — им было некогда. А Макс — хозяева называли его Этот — был смелый путешественник. Он уже побывал в Коридоре и на Кухне. Каждый раз хозяева брали его под брюшко и относили к маме Джильде.

— Опять Этот! Джильда, ты что за парнем не смотришь? Все завязки у фартука обгрыз!

Мама виновато виляла хвостом. «Ну разве за ним, за сорванцом, углядишь?» — говорила она взглядом, ушами и всей усталой мордочкой. Но Хозяева её не понимали. Они вообще были странные. Кто угодно сразу нашёл бы перчатку под кушеткой — по запаху. А они не могли. Только лазили по углам в Прихожей, искали — и ничего, конечно не нашли. Глупые они, но с этим ничего не поделаешь. Максу было не до них. Дел невпроворот: есть, спать, делать лужицы, грызть всё вокруг, играть с Крупным, покусывать за уши Малявку, драться с Задирой. А ещё где-то ждали Спальня, Гостиная и Балкон. Они даже снились Максу, и тогда во сне у него мелко подёргивались все четыре лапы. Как подумаешь, что где-то есть Гостиная, в которой можно грызть Ковёр, так сразу делается хорошо на душе. А пока можно грызть перчатку…

В дверь позвонили. Хозяева засуетились: вытащили маму Джильду за ошейник из комнаты и заперли в Спальне, а сами пошли в Прихожую. Малявка и Задохлик захныкали и прижались друг к дружке. Задира, Шкодина и Крупный вырывали друг у друга тряпку и ни на что не отвлекались. А любопытный Макс взял перчатку в пасть и вышел из-под кушетки.

Этих двоих Макс раньше не видел. Они походили на хозяев, но было в них что-то особенное… Макс покрепче закусил перчатку и принюхался. Пахло чем-то непонятным. Макс принюхался повнимательней и вдруг почувствовал, как хвост сам собой вильнул.

Это были они — настоящие Хозяева. От них пахло Домом и самостоятельной, взрослой собачьей жизнью. Макс бросился навстречу со всех лап, наступил на перчатку и шлёпнулся.

— Этот негодник! Вот куда перчатка делась!

— Ой, какой хорошенький!

— Таня, подожди. Давай всё делать как сказано.

Перед носом у Макса появилась связка ключей. Связка загремела. Сзади в два голоса заскулили Задохлик и Малявка. Макс выплюнул перчатку и заворчал.

— Так, молодец. Теперь дальше…

Хозяин с ключами отошел к кушетке, сел на корточки и похлопал в ладоши. Макс подбежал, сел рядом и стал принюхиваться изо всех сил. Нос говорил: «Всё правильно!»

— Правильно, — сказал Хозяин и погладил Макса по спине.

Макс прыгнул на него и попытался лизнуть в нос, но не достал — шлёпнулся на пол, пискнул и тут же замолк.

— Костя, давай Этого возьмём!

— Не мешай, Таня.

Хозяин встал и пошёл к двери. Макс бросился следом. Он спешил изо всех сил, но не догнал бы — лапы коротки — если бы тот не остановился.

Хозяин погладил его и неожиданно перевернул на спину. Какой уважающей себя собаке это понравится! Макс стал яростно выворачиваться из-под сильной руки. За дверью скреблась и лаяла мама Джильда. Малявка и Задохлик замолчали — устали, наверно. Максу было не до них. Он боролся, но укусить руку почему-то не мог. Когда на него сверху наваливались Крупный или Шкодина, зубы сами собой шли в ход, а вот сейчас пасть не открывалась, да и только…

Внезапно Макс повис над полом — точно на высоту своего роста в холке. Его держали под передние лапы, а он продолжал вырываться. Он не сдастся, он будет вертеться и изворачиваться, до тех пор, пока…

Тут его поставили на пол, погладили и сказали:

— Этого мы и возьмём.

— Да вы хоть других-то посмотрите!

Хозяин подошёл к подстилке. Задохлик с Малявкой полезли друг под дружку — прятаться. Задира и Крупный давно уже дрались и ничего вокруг не замечали. Шкодина упоённо грызла тряпку и только из вежливости вильнула хвостом. Сердчишко у Макса упало прямо в пятки — благо до них было совсем недалеко. Неужели возьмут кого-нибудь другого? Ведь это его Хозяева! Его собственные!

От огорчения сама собой получилась лужица.

— Ой, Костя, смотри!

— Ну, а что ты хотела? Он же ещё совсем маленький. Спасибо, щенки все хорошие, но возьмём мы Этого. Таня, давай коробку.

Коробка была картонная, большая, но Макс её не испугался. За свои два месяца одну такую он уже разгрыз. И сейчас побежал к коробке со всех коротких лап, залез внутрь и свернулся клубочком.

— Надо же… Ну, раз так, берите Этого.

Опять! Сколько можно! Макс гневно тявкнул из коробки. Его зовут Макс, неужели не понятно!

— Вот, тряпку возьмите. Это ему в приданое. Первые несколько ночей скулить будет, плакать, а с тряпкой легче привыкнет, она мамой пахнет. И перчатку берите. Хорошие были перчатки, итальянские… Да ладно, что уж теперь, вторую только выкинуть. Ну, по рукам?

— По рукам!

— Только в коробке дырки прорезать надо, чтобы не задохнулся.

Макса под пузо достали из коробки и опустили на пол — поскуливать от нетерпения. Как только продырявленная коробка оказалась рядом, он тут же забрался внутрь, на тряпку, пахнущую мамой Джильдой и родной подстилкой. Для храбрости вцепился зубами в перчатку.