Конек-горбунок - Петр Ершов

Пётр Павлович Ершов (1815–1869) – автор весёлой сказки о волшебном Коньке-горбунке, о добром крестьянском сыне Иванушке и о глупом царе – родился в Сибири, в Тобольской губернии. Отец его служил мелким чиновником, и семья не раз переезжала из города в город. Девятилетнего Петра отправили учиться в Тобольскую гимназию, и поселился он у родственников, в большом купеческом доме. Вечерами на кухне собирались крестьяне и рассказывали сказки об Иване-царевиче и Жар-птице, о Сивке-Бурке, о Свинке – золотой щетинке, многие из которых маленький Пётр услышал и запомнил.

Отучившись в гимназии, Ершов поступил в Петербургский университет. Как раз в это время, в 1830-е годы, у многих знаменитых писателей появился интерес к русскому фольклору. Вышли в свет замечательные сказки В. А. Жуковского, В. И. Даля и А. С. Пушкина. Отголоски этих сказок встречаются и в «Коньке-горбунке», но в его основе, конечно, лежат народные сказки, с детства любимые Ершовым.

«Конёк-горбунок» напечатан в 1834 году (Ершову было всего 19 лет): сначала в журнале «Библиотека для чтения» в виде небольшого отрывка, а чуть позже отдельным изданием.

Сказка очень понравилась Пушкину. «Теперь этот род сочинений можно мне и оставить», – сказал поэт, прочитав «Конька-горбунка» ещё в рукописи. Произведение быстро принесло Ершову известность, однако вскоре печатать его запретили на долгие тринадцать лет. И всё-таки ещё при жизни автора сказка издавалась семь раз. Готовя каждое новое издание, Ершов много работал над текстом, порой заменяя целые строки.

Окончив университет, Ершов вернулся из Петербурга на родину, в Тобольск, где прожил до конца жизни. Много лет он был учителем, библиотекарем, а позже – директором Тобольской гимназии.

П. П. Ершов написал не только «Конька-горбунка». Он создал немало стихотворений, рассказов и даже писал пьесы. Однако сегодня они совершенно забыты, а волшебный конёк вот уже больше ста пятидесяти лет скачет по нашей стране. Весёлую и добрую сказку, будто от начала до конца записанную со слов народного рассказчика, по-прежнему с удовольствием слушают и читают и взрослые, и дети.

П. Лемени-Македон

Часть первая
Начинается сказка сказываться

За горами, за лесами,За широкими морями,Против неба – на землеЖил старик в одном селе.У старинушки три сына:Старший умный был детина,Средний сын и так и сяк,Младший вовсе был дурак.Братья сеяли пшеницуДа возили в град-столицу:Знать, столица та былаНедалече от села.Там пшеницу продавали,Деньги счётом принималиИ с набитою сумойВозвращалися домой.

В долгом времени аль вскореПриключилося им горе:Кто-то в поле стал ходитьИ пшеницу шевелить.Мужички такой печалиОтродяся не видали;Стали думать да гадать —Как бы вора соглядать;Наконец себе смекнули,Чтоб стоять на карауле,Хлеб ночами поберечь,Злого вора подстеречь.

Вот, как стало лишь смеркаться,Начал старший брат сбираться,Вынул вилы и топорИ отправился в дозор.Ночь ненастная настала,На него боязнь напала,И со страхов наш мужикЗакопался под сенник ^[1].Ночь проходит, день приходит;С сенника́ дозорный сходитИ, облив себя водой,Стал стучаться под избой:«Эй вы, сонные тетери!Отпирайте брату двери,Под дождём я весь промокС головы до самых ног».Братья двери отворили,Караульщика впустили,Стали спрашивать его:Не видал ли он чего?Караульщик помолился,Вправо, влево поклонилсяИ, прокашлявшись, сказал:«Всю я ноченьку не спал;На моё ж притом несчастье,Было страшное ненастье:Дождь вот так ливмя и лил,Рубашонку всю смочил.Уж куда как было скучно!..Впрочем, всё благополучно».

Похвалил его отец:«Ты, Данило, молодец!Ты вот, так сказать, примерно,Сослужил мне службу верно,То есть, будучи при всём,Не ударил в грязь лицом».Стало сызнова смеркаться,Средний брат пошёл сбираться;Взял и вилы и топорИ отправился в дозор.Ночь холодная настала,Дрожь на малого напала,Зубы начали плясать;Он ударился бежать —И всю ночь ходил дозоромУ соседки под забором.Жутко было молодцу!Но вот утро. Он к крыльцу:«Эй вы, сони! Что вы спите!Брату двери отоприте;Ночью страшный был мороз, —До животиков промёрз».Братья двери отворили,Караульщика впустили,Стали спрашивать его:Не видал ли он чего?Караульщик помолился,Вправо, влево поклонилсяИ сквозь зубы отвечал:«Всю я ноченьку не спал,Да, к моей судьбе несчастной,Ночью холод был ужасный,До сердцов меня пробрал;Всю я ночку проскакал;Слишком было несподручно…Впрочем, всё благополучно».И ему сказал отец:«Ты, Гаврило, молодец!»Стало в третий раз смеркаться,Надо младшему сбираться;Он и усом не ведёт,На печи в углу поётИзо всей дурацкой мочи:«Распрекрасные вы очи!»Братья ну ему пенять ^[2],Стали в поле погонять,Но, сколь долго ни кричали,Только голос потеряли:Он ни с места. НаконецПодошёл к нему отец,Говорит ему: «Послушай,Побега́й в дозор, Ванюша;Я куплю тебе лубков ^[3],Дам гороху и бобов».Тут Иван с печи слезает,Малахай ^[4] свой надевает,Хлеб за пазуху кладёт,Караул держать идёт.

Ночь настала; месяц всходит;Поле всё Иван обходит,Озираючись кругом,И садится под кустом;Звёзды на небе считаетДа краюшку уплетает.Вдруг о полночь конь заржал…Караульщик наш привстал,Посмотрел под рукавицуИ увидел кобылицу.Кобылица та былаВся, как зимний снег, бела,Грива в землю, золотая,В мелки кольца завитая.«Эхе-хе! так вот какойНаш воришко!.. Но, постой,Я шутить ведь не умею,Разом сяду те на шею.

Вишь, какая саранча!»И, минуту улуча,К кобылице подбегает,За волнистый хвост хватаетИ прыгну́л к ней на хребёт —Только задом наперёд.Кобылица молодая,Очью ^[5] бешено сверкая,Змеем голову свилаИ пустилась как стрела.Вьётся кру́гом над полями,Виснет пластью ^[6] надо рвами,Мчится скоком по горам,Ходит дыбом по лесам,Хочет силой аль обманом,Лишь бы справиться с Иваном;Но Иван и сам не прост —Крепко держится за хвост.

Наконец она устала.«Ну, Иван, – ему сказала, —Коль умел ты усидеть,Так тебе мной и владеть.Дай мне место для покоюДа ухаживай за мною,Сколько смыслишь. Да смотри:По три утренни зариВыпущай меня на волюПогулять по чисту полю.По исходе же трёх днейДвух рожу тебе коней —Да таких, каких понынеНе бывало и в помине;Да ещё рожу конькаРостом только в три вершка ^[7],На спине с двумя горбамиДа с аршинными ^[8] ушами.Двух коней, коль хошь, продай,Но конька не отдавайНи за пояс, ни за шапку,Ни за чёрную, слышь, бабку ^[9].На земле и под землёйОн товарищ будет твой:Он зимой тебя согреет,Летом холодом обвеет;В голод хлебом угостит,В жажду мёдом напоит.Я же снова выйду в полеСилы пробовать на воле».

«Ладно», – думает ИванИ в пастуший балаганКобылицу загоняет,Дверь рогожей закрываетИ, лишь только рассвело,Отправляется в село,Напевая громко песню«Ходил мо́лодец на Пресню».

Вот он всходит на крыльцо,Вот хватает за кольцо,Что есть силы в дверь стучится,Чуть что кровля не вали́тся,И кричит на весь базар,Словно сделался пожар.Братья с лавок поскакали,Заикаяся, вскричали:«Кто стучится сильно так?» —«Это я, Иван-дурак!»Братья двери отворили,Дурака в избу впустилиИ давай его ругать, —Как он смел их так пугать!А Иван наш, не снимаяНи лаптей, ни малахая,Отправляется на печьИ ведёт оттуда речьПро ночное похожденье,Всем ушам на удивленье:«Всю я ноченьку не спал,Звёзды на́ небе считал;Месяц, ровно, тоже све́тил, —Я порядком не приметил.Вдруг приходит дьявол сам,С бородою и с усам;Рожа словно как у кошки,А глаза-то – что те плошки!Вот и стал тот чёрт скакатьИ зерно хвостом сбивать.Я шутить ведь не умею —И вскочи ему на шею.Уж таскал же он, таскал,Чуть башки мне не сломал.Но и я ведь сам не промах,Слышь, держал его, как в жо́мах ^[10].Бился, бился мой хитрецИ взмолился наконец:«Не губи меня со света!Целый год тебе за этоОбещаюсь смирно жить,Православных не мутить».Я, слышь, слов-то не померил,Да чертёнку и поверил».

Тут рассказчик замолчал,Позевнул и задремал.Братья, сколько ни серчали,Не смогли – захохотали,Ухватившись под бока,Над рассказом дурака.Сам старик не мог сдержаться,Чтоб до слёз не посмеяться,Хоть смеяться – так оноСтарикам уж и грешно.

Много ль времени аль малоС этой ночи пробежало, —Я про это ничегоНе слыхал ни от кого.Ну, да что нам в том за дело,Год ли, два ли пролетело, —Ведь за ними не бежать…Станем сказку продолжать.Ну-с, так вот что! Раз Данило(В праздник, помнится, то было),Натянувшись зельно ^[11] пьян,Затащился в балаган.Что ж он видит? – ПрекрасивыхДвух коней золотогривыхДа игрушечку-конькаРостом только в три вершка,На спине с двумя горбамиДа с аршинными ушами.«Хм! Теперь-то я узнал,Для чего здесь дурень спал!» —Говорит себе Данило…Чудо разом хмель посбило;Вот Данило в дом бежитИ Гавриле говорит:«Посмотри, каких красивыхДвух коней золотогривыхНаш дурак себе достал:Ты и слыхом не слыхал».И Данило да Гаврило,Что в ногах их мочи было,По крапиве прямикомТак и дуют босиком.

Спотыкнувшися три раза,Починивши оба глаза,Потирая здесь и там,Входят братья к двум коням.Кони ржали и храпели,Очи яхонтом горели;В мелки кольца завитой,Хвост струился золотой,И алмазные копытыКрупным жемчугом обиты.Любо-дорого смотреть!Лишь царю б на них сидеть.Братья так на них смотрели,Что чуть-чуть не окривели.«Где он это их достал? —Старший среднему сказал, —Но давно уж речь ведётся,Что лишь дурням клад даётся,Ты ж хоть лоб себе разбей,Так не выбьешь двух рублей.Ну, Гаврило, в ту седмицу ^[12]Отведём-ка их в столицу;Там боярам продадим,Деньги ровно подели́м.А с деньжонками, сам знаешь,И попьёшь и погуляешь,Только хлопни по мешку.А благому дуракуНедостанет ведь догадки,Где гостят его лошадки;Пусть их ищет там и сям.Ну, приятель, по рукам!»Братья разом согласились,Обнялись, перекрестилисьИ вернулися домой,Говоря промеж собойПро коней и про пирушкуИ про чу́дную зверушку.

Говоря промеж собойПро коней и про пирушкуИ про чу́дную зверушку.

Время катит чередо́м,Час за часом, день за днём.И на первую седмицуБратья едут в град-столицу,Чтоб товар свой там продатьИ на пристани узнать,Не пришли ли с кораблямиНемцы ^[13] в город за холстамиИ нейдёт ли царь СалтанБасурманить христиан?Вот иконам помолились,У отца благословились,Взяли двух коней тайкомИ отправились тишком.

Вечер к ночи пробирался;На ночлег Иван собрался;Вдоль по улице идёт,Ест краюшку да поёт.Вот он поля достигает,Руки в боки подпираетИ с приско́чкой, словно пан,Боком входит в балаган.Всё по-прежнему стояло,Но коней как не бывало;Лишь игрушка-горбунокУ его вертелся ног,Хлопал с радости ушамиДа приплясывал ногами.Как завоет тут Иван,Опершись о балаган:«Ой вы, кони буры-сивы,Добры кони златогривы!Я ль вас, други, не ласкал,Да какой вас чёрт украл?Чтоб пропасть ему, собаке!Чтоб издохнуть в буераке!Чтоб ему на том свету́Провалиться на мосту!Ой вы, кони буры-сивы,Добры кони златогривы!»

Тут конёк ему заржал.«Не тужи, Иван, – сказал, —Велика беда, не спорю;Но могу помочь я горю.Ты на чёрта не клепли ^[14]:Братья коников свели.Ну, да что болтать пустое,Будь, Иванушка, в покое.На меня скорей садись,Только знай себе держись;Я хоть росту небольшого,Да сменю коня другого:Как пущусь да побегу,Так и беса настигу».

Тут конёк пред ним ложится;На конька Иван садится,Уши в загреби ^[15] берёт,Что есть мочушки ревёт.Горбунок-конёк встряхнулся,Встал на лапки, встрепенулся,Хлопнул гривкой, захрапелИ стрелою полетел;Только пыльными клубамиВихорь вился под ногами.И в два мига, коль не в миг,Наш Иван воров настиг.

Братья, то есть, испугались,Зачесались и замялись.А Иван им стал кричать:«Стыдно, братья, воровать!Хоть Ивана вы умнее,Да Иван-то вас честнее:Он у вас коней не крал».Старший, корчась, тут сказал:«Дорогой наш брат Иваша,Что переться ^[16] – дело наше!Но возьми же ты в расчётНекорыстный наш живот ^[17].Сколь пшеницы мы ни сеем,Чуть насущный хлеб имеем.А коли́ неурожай,Так хоть в петлю полезай!Вот в такой большой печалиМы с Гаврилой толковалиВсю намеднишнюю ночь ^[18] —Чем бы горюшку помочь?Так и этак мы вершилиЧтоб продать твоих коньковХоть за тысячу рублёв.А в спасибо, молвить к слову,Привезти тебе обнову —Красну шапку с позвонком ^[19]Да сапожки с каблучком.Да к тому ж старик немо́жет ^[20],Работа́ть уже не может;А ведь надо ж мыкать век, —Сам ты умный человек!» —«Ну, коль этак, так ступайте, —Говорит Иван, – продайтеЗлатогривых два коня,Да возьмите ж и меня».Братья больно покосились,Да нельзя же! согласились.

Стало на́ небе темнеть;Воздух начал холодеть;Вот, чтоб им не заблудиться,Решено остановиться.Под навесами ветвейПривязали всех коней,Принесли с естным ^[21] лукошко,Опохме́лились немножкоИ пошли, что боже даст,Кто во что из них горазд.

Вот Данило вдруг приметил,Что огонь вдали засве́тил.На Гаврилу он взглянул,Левым глазом подмигнул,Наконец вот так решили,И прикашлянул легонько,Указав огонь тихонько;Тут в затылке почесал,«Эх, как тёмно! – он сказал. —Хоть бы месяц этак в шуткуК нам проглянул на минутку,Всё бы легче. А теперь,Право, хуже мы тетерь…Да постой-ка… Мне сдаётся,Что дымок там светлый вьётся…Видишь, эвон!.. Так и есть!..Вот бы курево ^[22] развесть!Чудо было б!.. А послушай,Побега́й-ка, брат Ванюша.А, признаться, у меняНи огнива, ни кремня».Сам же думает Данило:«Чтоб тебя там задавило!»А Гаврило говорит:«Кто-петь ^[23] знает, что горит!Коль станичники ^[24] пристали —Поминай его, как звали!»

Всё пустяк для дурака,Он садится на конька,Бьёт в круты бока ногами,Теребит его руками,Изо всех горланит сил…Конь взвился, и след простыл.«Буди с нами крестна сила! —Закричал тогда Гаврило,Оградясь крестом святым. —Что за бес такой под ним!»

Огонёк горит светлее,Горбунок бежит скорее.Вот уж он перед огнём.Светит поле словно днём;Чудный свет кругом струится,Но не греет, не дымится,Диву дался тут Иван.«Что, – сказал он, – за шайтан ^[25]!Шапок с пять найдётся свету,А тепла и дыму нету;Эко чудо-огонёк!»

Говорит ему конёк:«Вот уж есть чему дивиться!Тут лежит перо Жар-птицы,Но для счастья своегоНе бери себе его.Много, много непокоюПринесёт оно с собою». —«Говори ты! Как не так!» —Про себя ворчит дурак;И, подняв перо Жар-птицы,Завернул его в тряпицы,Тряпки в шапку положилИ конька поворотил.Вот он к братьям приезжаетИ на спрос их отвечает:«Как туда я доскакал,Пень горелый увидал;Уж над ним я бился, бился,Так что чуть не надсадился;Раздувал его я с час,Нет ведь, чёрт возьми, угас!»Братья целу ночь не спали,Над Иваном хохотали;А Иван под воз присел,Вплоть до утра прохрапел.

Тут коней они впрягалиИ в столицу приезжали,Становились в конный ряд,Супротив больших палат.В той столице был обычай:Коль не скажет городничий ^[26] —Ничего не покупать,Ничего не продавать.Вот обедня наступает;Городничий выезжаетВ туфлях, в шапке меховой,С сотней стражи городской.Рядом едет с ним глашатый,Длинноусый, бородатый;Он в злату трубу трубит,Громким голосом кричит:«Гости! ^[27] Лавки отпирайте,Покупайте, продавайте.А надсмотрщикам сидетьПодле лавок и смотреть,Чтобы не было содому ^[28],Ни давёжа, ни погрому,И чтобы́ нико́й уродНе обманывал народ!»Гости лавки отпирают,Люд крещёный закликают:«Эй, честны́е господа,К нам пожалуйте сюда!Как у нас ли тары-бары,Всяки разные товары!»Покупальщики идут,У гостей товар берут;Гости денежки считаютДа надсмотрщикам мигают.

Между тем градской отрядПриезжает в конный ряд;Смотрит – давка от народу,Нет ни выходу, ни входу;Так кишмя вот и кишат,И смеются, и кричат.Городничий удивился,Что народ развеселился,И приказ отряду дал,Чтоб дорогу прочищал.«Эй! вы, черти босоноги!Прочь с дороги! Прочь с дороги!» —Закричали усачиИ ударили в бичи.Тут народ зашевелился,Шапки снял и расступился.

Пред глазами конный ряд:Два коня в ряду стоят,Молодые, вороные,Вьются гривы золотые,В мелки кольца завитой,Хвост струится золотой…Наш старик, сколь ни был пылок,Долго тёр себе затылок.«Чуден, – молвил, – божий свет,Уж каких чудес в нём нет!»Весь отряд тут поклонился,Мудрой речи подивился.Городничий между темНаказал престрого всем,Чтоб коней не покупали,Не зевали, не кричали;Что он едет ко дворуДоложить о всём царю.И, оставив часть отряда,Он поехал для доклада.

Приезжает во дворец.«Ты помилуй, царь-отец! —Городничий восклицаетИ всем телом упадает. —Не вели меня казнить,Прикажи мне говорить!»Царь изволил молвить: «Ладно,Говори, да только складно». —«Как умею, расскажу:Городничим я служу;Верой-правдой исправляюЭту должность…» – «Знаю, знаю!» —«Вот сегодня, взяв отряд,Я поехал в конный ряд.Приезжаю – тьма народу!Ну, ни выходу, ни входу.Что тут делать?.. ПриказалГнать народ, чтоб не мешал,Так и сталось, царь-надёжа!И поехал я, – и что же?Предо мною конный ряд:Два коня в ряду стоят,Молодые, вороные,Вьются гривы золотые,В мелки кольца завитой,Хвост струится золотой,И алмазные копытыКрупным жемчугом обиты».

Царь не мог тут усидеть.«Надо ко́ней поглядеть, —Говорит он, – да не худоИ завесть такое чудо.Гей, повозку мне!» И вотУж повозка у ворот.Царь умылся, нарядилсяИ на рынок покатился;За царём стрельцов отряд.

Вот он въехал в конный ряд.На колени все тут палиИ «ура!» царю кричали.Царь раскланялся и вмигМолодцом с повозки прыг…Глаз своих с коней не сводит,Справа, слева к ним заходит,Словом ласковым зовёт,По спине их тихо бьёт,Треплет шею их крутую,Гладит гриву золотую,И, довольно насмотрясь,Он спросил, оборотясьК окружавшим: «Эй, ребята!Чьи такие жеребята?Кто хозяин?» Тут ИванРуки в боки, словно пан,Из-за братьев выступаетИ, надувшись, отвечает:«Эта пара, царь, моя,И хозяин – тоже я». —«Ну, я пару покупаю;Продаёшь ты?» – «Нет, меняю». —«Что в промен берёшь добра?» —«Два-пять шапок серебра». —«То есть, это будет десять».Царь тотчас велел отвеситьИ, по милости своей,Дал в прибавок пять рублей.Царь-то был великодушный!

Повели коней в конюшниДесять конюхов седых,Все в нашивках золотых,Все с цветными кушаками ^[29]И с сафьянными ^[30] бичами.Но доро́гой, как на смех,Кони с ног их сбили всех,Все уздечки разорвалиИ к Ивану прибежали.

Царь отправился назад,Говорит ему: «Ну, брат,Пара нашим не даётся;Делать нечего, придётсяВо дворце тебе служить.Будешь в золоте ходить,В красно платье наряжаться,Словно в масле сыр кататься,Всю конюшенну моюЯ в приказ ^[31] тебе даю,Царско слово в том порука.Что, согласен?» – «Эка штука!Во дворце я буду жить,Буду в золоте ходить,В красно платье наряжаться,Словно в масле сыр кататься,Весь конюшенный заводЦарь в приказ мне отдаёт;То есть я из огородаСтану царский воевода.Чу́дно дело! Так и быть,Стану, царь, тебе служить.Только, чур, со мной не дратьсяИ давать мне высыпаться,А не то я был таков!»

Тут он кликнул скакуновИ пошёл вдоль по столице,Сам махая рукавицей,И под песню дуракаКони пляшут трепака ^[32];А конёк его – горбатко —Так и ломится вприсядку,К удивленью людям всем.Два же брата между темДеньги царски получили,В опояски ^[33] их зашили,Постучали ендово́й ^[34]И отправились домой.Дома дружно поделились,Оба враз они женились,Стали жить да поживать,Да Ивана поминать.

Но теперь мы их оставим,Снова сказкой позабавимПравославных христиан,Что наделал наш Иван,Находясь во службе царскойПри конюшне государской;Как в суседки ^[35] он попал,Как перо своё проспал,Как хитро́ поймал Жар-птицу,Как похитил Царь-девицу,Как он ездил за кольцом,Как был на́ небе послом,Как он в Солнцевом селеньеКи́ту выпросил прощенье;Как, к числу других затей,Спас он тридцать кораблей;Как в котлах он не сварился,Как красавцем учинился;Словом: наша речь о том,Как он сделался царём.

Часть вторая
Скоро сказка сказывается, а не скоро дело делается

Зачинается рассказОт Ивановых проказ,И от сивка, и от бурка,И от вещего коурка ^[36].Козы на́ море ушли;Горы лесом поросли;Конь с златой узды срывался,Прямо к солнцу поднимался;Лес стоячий под ногой,Сбоку облак громовой;Ходит облак и сверкает,Гром по небу рассыпает.Это при́сказка: пожди,Сказка будет впереди.Как на море-окиянеИ на острове БуянеНовый гроб в лесу стоит,В гробе де́вица лежит;Соловей над гробом свищет;Чёрный зверь в дубраве рыщет.Это присказка, а вот —Сказка чередом пойдёт.

Ну, так видите ль, миряне,Православны христиане,Наш удалый молодецЗатесался во дворец;При конюшне царской служитИ нисколько не потужитОн о братьях, об отцеВ государевом дворце.Да и что ему до братьев?У Ивана красных платьев,Красных шапок, сапоговЧуть не десять коробов;Ест он сладко, спит он столько,Что раздолье, да и только!

Вот неделей через пятьНачал спальник ^[37] примечать…Надо молвить, этот спальникДо Ивана был начальникНад конюшной надо всей,Из боярских слыл детей;Так не диво, что он злилсяНа Ивана и божился,Хоть пропасть, а пришлецаПотурить вон из дворца.Но, лукавство сокрывая,Он для всякого случа́яПритворился, плут, глухим,Близоруким и немым;Сам же думает: «Постой-ка,Я те двину, неумойка!»Так неделей через пятьСпальник начал примечать,Что Иван коней не холит,И не чистит, и не школит ^[38];Но при всём том два коняСловно лишь из-под гребня:Чисто-на́чисто обмыты,Гривы в косы перевиты,Чёлки собраны в пучок,Шерсть – ну, лоснится, как шёлк;В стойлах – свежая пшеница,Словно тут же и родится,И в чана́х больших сыта́ ^[39]Будто только налита.«Что за притча тут такая? —Спальник думает, вздыхая, —Уж не ходит ли, постой,К нам проказник домовой?Дай-ка я подкараулю,А нешто́, так я и пулю,Не смигнув, умею слить ^[40], —Лишь бы дурня уходить.Донесу я в думе царской,Что конюший государской —Басурма́нин ^[41], ворожей,Чернокнижник и злодей;Что он с бесом хлеб-соль водит,В церковь Божию не ходит,Католицкий держит крестИ постами мясо ест».В тот же вечер этот спальник,Прежний ко́нюших начальник,В стойлы спрятался тайкомИ обсыпался овсом.

Вот и полночь наступила.У него в груди заныло:Он ни жив ни мёртв лежит,Сам молитвы всё творит,Ждёт суседки… Чу! в сам-деле,Двери глухо заскрыпели,Кони топнули, и вотВходит старый коновод.Дверь задвижкой запирает,Шапку бережно скидает,На окно её кладётИ из шапки той берётВ три завёрнутый тряпицыЦарский клад – перо Жар-птицы.Свет такой тут заблистал,Что чуть спальник не вскричал,И от страху так забился,Что овёс с него свалился.Но суседке невдоме́к!Он кладёт перо в сусек ^[42],Чистить ко́ней начинает,Умывает, убирает,Гривы длинные плетёт,Разны песенки поёт.А меж тем, свернувшись клу́бом,Поколачивая зубом,Смотрит спальник, чуть живой,Что тут деет домовой.Что за бес! Нешто́ нарочноПрирядился плут полночный:Нет рогов, ни бороды,Ражий ^[43] парень, хоть куды!Волос гладкий, сбоку ленты,На рубашке прозументы ^[44],Сапоги как ал сафьян, —Ну, точнёхонько Иван.Что за диво? Смотрит сноваНаш глазей на домового…«Э! так вот что! – наконецПроворчал себе хитрец. —Ладно, завтра ж царь узнает,Что твой глупый ум скрывает.Подожди лишь только дня,Будешь помнить ты меня!»А Иван, совсем не зная,Что ему беда такаяУгрожает, всё плетётГривы в косы да поёт;А убрав их, в оба чанаНацедил сыты медвянойИ насыпал дополнаБелоярова пшена ^[45].Тут, зевнув, перо Жар-птицыЗавернул опять в тряпицы,Шапку по́д ухо – и лёгУ коней близ задних ног.

Только на́чало зориться,Спальник начал шевелиться,И, услыша, что ИванТак храпит, как Еруслан ^[46],Он тихонько вниз слезаетИ к Ивану подползает,Пальцы в шапку запустил,Хвать перо – и след простыл.

Царь лишь только пробудился,Спальник наш к нему явился,Стукнул крепко о́б пол лбомИ запел царю потом:«Я с повинной головою,Царь, явился пред тобою,Не вели меня казнить,Прикажи мне говорить». —«Говори, не прибавляя, —Царь сказал ему, зевая, —Если ж ты да будешь врать,То кнута не миновать».Спальник наш, собравшись с силой,Говорит царю: «Помилуй!Вот те истинный Христос,Справедлив мой, царь, донос:Наш Иван, то всякий знает,От тебя, отец, скрывает,Но не злато, не сребро —Жароптицево перо…» —«Жароптицево?.. Проклятый!И он смел такой богатый…Погоди же ты, злодей!Не минуешь ты плетей!..» —«Да и то ль ещё он знает! —Спальник тихо продолжает,Изогнувшися. – Добро!Пусть имел бы он перо;Да и самую Жар-птицуВо твою, отец, светлицу,Коль приказ изволишь дать,Похваляется достать».И доносчик с этим словом,Скрючась обручем тало́вым ^[47],Ко кровати подошёл,Подал клад – и снова в пол.

Царь смотрел и дивовался,Гладил бороду, смеялсяИ скусил пера конец.Тут, уклав его в ларец,Закричал (от нетерпенья),Подтвердив своё веленьеБыстрым взмахом кулака:«Гей! Позвать мне дурака!»

И посыльные дворянаПобежали по Ивана,Но, столкнувшись все в углу,Растянулись на полу.Царь тем много любовалсяИ до ко́лотья смеялся.А дворяна, усмотря,Что смешно то для царя,Меж собой перемигнулисьИ вдруго́рядь ^[48] растянулись.Царь тем так доволен был,Что их шапкой наградил.Тут посыльные дворянаВновь пустились звать ИванаИ на этот уже разОбошлися без проказ.

Вот к конюшне прибегают,Двери настежь отворяютИ ногами дуракаНу толкать во все бока.С полчаса над ним возились,Но его не добудились,Наконец уж рядовой ^[49]Разбудил его метлой.«Что за челядь тут такая? —Говорит Иван, вставая. —Как хвачу я вас бичом,Так не станете потомБез пути будить Ивана!»Говорят ему дворяна:«Царь изволил приказатьНам тебя к нему позвать». —«Царь?.. Ну ладно! Вот сряжусяИ тотчас к нему явлюся», —Говорит послам Иван.Тут надел он свой кафтан,Опояской подвязался,Приумылся, причесался,Кнут свой сбоку прицепил,Словно утица поплыл.

Вот Иван к царю явился,Поклонился, подбодрился,Крякнул дважды и спросил:«А пошто меня будил?»Царь, прищурясь глазом левым,Закричал к нему со гневом,Приподнявшися: «Молчать!Ты мне должен отвечать:В силу коего указаСкрыл от нашего ты глазаНаше царское добро —Жароптицево перо?Что я – царь али боярин?Отвечай сейчас, татарин!»Тут Иван, махнув рукой,Говорит царю: «Постой!Я те шапки, ровно, не дал,Как же ты о том проведал?Что ты – ажно ^[50] ты пророк?Ну, да что, сади в острог ^[51],Прикажи сейчас хоть в палки, —Нет пера, да и шабалки ^[52]!..»—«Отвечай же! запорю!..» —«Я те толком говорю:Нет пера! Да, слышь, откудаМне достать такое чудо?»Царь с кровати тут вскочилИ ларец с пером открыл.«Что? Ты смел ещё переться?Да уж нет, не отвертеться!Это что? А?» Тут Иван,Задрожав, как лист в буран,Шапку выронил с испуга.«Что, приятель, видно, туго? —Молвил царь. – Постой-ка, брат!..» —«Ох, помилуй, виноват!Отпусти вину Ивану,Я вперёд уж врать не стану».И, закутавшись в полу,Растянулся на полу.«Ну, для первого случа́юЯ вину тебе прощаю, —Царь Ивану говорит. —Я, помилуй бог, сердит!И с сердцо́в иной пороюЧуб сниму, и с головою.Так вот, видишь, я каков!Но, сказать без дальних слов,Я узнал, что ты Жар-птицуВ нашу царскую светлицу,Если б вздумал приказать,Похваляешься достать.Ну, смотри ж, не отпирайсяИ достать её старайся».Тут Иван волчком вскочил.«Я того не говорил! —Закричал он, утираясь. —О пере не запираюсь,Но о птице, как ты хошь,Ты напраслину ведёшь».Царь, затрясши бородою:«Что? Рядиться ^[53] мне с тобою! —Закричал он. – Но смотри,Если ты недели в триНе достанешь мне Жар-птицуВ нашу царскую светлицу,То, клянуся бородой,Ты поплатишься со мной:На правёж ^[54] – в решётку – на́ кол!Вон, холоп!» Иван заплакалИ пошёл на сеновал,Где конёк его лежал.

Горбунок, его почуя,Дрягнул было плясовую;Но, как слёзы увидал,Сам чуть-чуть не зарыдал.«Что, Иванушка, невесел?Что головушку повесил? —Говорит ему конёк,У его вертяся ног. —Не утайся предо мною,Всё скажи, что за душою;Я помочь тебе готов.Аль, мой милый, нездоров?Аль попался к лиходею?»Пал Иван к коньку на шею,Обнимал и целовал.«Ох, беда, конёк! – сказал. —Царь велит достать Жар-птицуВ государскую светлицу.Что мне делать, горбунок?»Говорит ему конёк:«Велика беда, не спорю;Но могу помочь я горю.Оттого беда твоя,Что не слушался меня:Помнишь, ехав в град-столицу,Ты нашёл перо Жар-птицы;Я сказал тебе тогда:«Не бери, Иван, – беда!Много, много непокоюПринесёт оно с собою».Вот теперя ты узнал,Правду ль я тебе сказал.Но, сказать тебе по дружбе,Это – службишка, не служба;Служба всё, брат, впереди.Ты к царю теперь подиИ скажи ему открыто:«Надо, царь, мне два корытаБелоярова пшенаДа заморского вина.Да вели поторопиться:Завтра, только зазорится,Мы отправимся в поход».

Вот Иван к царю идёт,Говорит ему открыто:«Надо, царь, мне два корытаБелоярова пшенаДа заморского вина.Да вели поторопиться:Завтра, только зазорится,Мы отправимся в поход».Царь тотчас приказ даёт,Чтоб посыльные дворянаВсё сыскали для Ивана,Молодцом его назвалИ «счастливый путь!» сказал.

На другой день, утром рано,Разбудил конёк Ивана:«Гей! Хозяин! Полно спать!Время дело исправлять!»Вот Иванушка поднялся,В путь-дорожку собирался,Взял корыта, и пшено,И заморское вино;Потеплее приоделся,На коньке своём уселся,Вынул хлеба ломотокИ поехал на восток —Доставать тоё Жар-птицу.

Едут целую седмицу,Напоследок, в день осьмой,Приезжают в лес густой.Тут сказал конёк Ивану:«Ты увидишь здесь поляну;На поляне той гора,Вся из чистого сребра;Вот сюда-то до зарницыПрилетают жары-птицыИз ручья воды испить;Тут и будем их ловить».И, окончив речь к Ивану,Выбегает на поляну.Что за поле! Зелень тутСловно камень изумруд;Ветерок над нею веет,Так вот искорки и сеет;А по зелени цветыНесказа́нной красоты.А на той ли на поляне,Словно вал на окияне,Возвышается гораВся из чистого сребра.Солнце летними лучамиКрасит всю её зарями,В сгибах золотом бежит,На верхах свечой горит.

Вот конёк по косогоруПоднялся на эту гору,Вёрсту, дру́гу пробежал,Устоялся и сказал:«Скоро ночь, Иван, начнётся,И тебе стеречь придётся.Ну, в корыто лей виноИ с вином мешай пшено.А чтоб быть тебе закрыту,Ты под то подлезь корыто,Втихомолку примечай,Да, смотри же, не зевай.До восхода, слышь, зарницыПрилетят сюда жар-птицыИ начнут пшено клеватьДа по-своему кричать.Ты, которая поближе,И схвати её, смотри же!А поймаешь птицу-жар,И кричи на весь базар;Я тотчас к тебе явлюся». —«Ну, а если обожгуся? —Говорит коньку Иван,Расстилая свой кафтан. —Рукавички взять придётся,Чай, плутовка больно жгётся».Тут конёк из глаз исчез,А Иван, кряхтя, подлезПод дубовое корытоИ лежит там как убитый.

Вот полночною поройСвет разлился над горой.Будто полдни наступают:Жары-птицы налетают;Стали бегать и кричатьИ пшено с вином клевать.Наш Иван, от них закрытый,Смотрит птиц из-под корытаИ толкует сам с собой,Разводя вот так рукой:«Тьфу ты, дьявольская сила!Эк их, дряней, привалило!Чай, их тут десятков с пять.Кабы всех переимать ^[55] —То-то было бы поживы!Не́ча молвить, страх красивы!Ножки красные у всех;А хвосты-то – сущий смех!Чай, таких у куриц нету;А уж сколько, парень, свету —Словно батюшкина печь!»И, скончав такую речь,Сам с собою под лазейкой,Наш Иван ужом да змейкойКо пшену с вином подполз —Хвать одну из птиц за хвост.«Ой! Конёчек-горбуночек!Прибегай скорей, дружочек!Я ведь птицу-то поймал!» —Так Иван-дурак кричал.Горбунок тотчас явился.«Ай, хозяин, отличился! —Говорит ему конёк. —Ну, скорей её в мешок!Да завязывай тужее;А мешок привесь на шею.Надо нам в обратный путь». —«Нет, дай птиц-то мне пугнуть! —Говорит Иван. – Смотри-ка,Вишь, надселися от крика!»И, схвативши свой мешок,Хлещет вдоль и поперёк.Ярким пламенем сверкая,Встрепенулася вся стая,Кру́гом огненным свиласьИ за тучи понеслась.А Иван наш вслед за нимиРукавицами своимиТак и машет и кричит,Словно щёлоком облит.Птицы в тучах потерялись;Наши путники собрались,Уложили царский кладИ вернулися назад.

Вот приехали в столицу.«Что, достал ли ты Жар-птицу?» —Царь Ивану говорит,Сам на спальника глядит.А уж тот, нешто́ от скуки,Искусал себе все руки.«Разумеется, достал», —Наш Иван царю сказал.«Где ж она?» – «Постой немножко,Прикажи сперва окошкоВ почивальне затворить,Знашь, чтоб темень сотворить».Тут дворяна побежалиИ окошко затворяли.Вот Иван мешок на стол.«Ну-ка, бабушка, пошёл!»Свет такой тут вдруг разлился,Что весь двор рукой закрылся.Царь кричит на весь базар:«Ахти, батюшки, пожар!Эй, решёточных ^[56] сзывайте!Заливайте! Заливайте!» —«Это, слышь ты, не пожар,Это свет от птицы-жар, —Молвил ловчий, сам со смехуНадрываяся. – ПотехуЯ привёз те, осударь!»Говорит Ивану царь:«Вот люблю дружка Ванюшу!Взвеселил мою ты душу,И на радости такой —Будь же царский стремянной ^[57]!»

Это видя, хитрый спальник,Прежний конюших начальник,Говорит себе под нос:«Нет, постой, молокосос!Не всегда тебе случитсяТак канальски отличиться,Я те снова подведу,Мой дружочек, под беду!»

Через три потом неделиВечерком одним сиделиВ царской кухне повараИ служители двора,Попивали мёд из жбанаДа читали Еруслана.«Эх! – один слуга сказал, —Как севодни я досталОт соседа чудо-книжку!В ней страниц не так чтоб слишком,Да и сказок только пять,А уж сказки – вам сказать,Так не можно надивиться;Надо ж этак умудриться!»Тут все в голос: «Удружи!Расскажи, брат, расскажи!» —«Ну, какую ж вы хотите?Пять ведь сказок; вот смотрите:Перва сказка о бобре,А вторая о царе;Третья… дай Бог память… точно!О боярыне восточной;Вот в четвёртой: князь Бобыл;В пятой… в пятой… эх, забыл!В пятой сказке говорится…Так в уме вот и верти́тся…» —«Ну, да брось её!» – «Постой!..» —«О красотке, что ль, какой?» —«Точно! В пятой говоритсяО прекрасной Царь-девице.Ну, которую ж, друзья,Расскажу севодни я?» —«Царь-девицу! – все кричали. —О царях мы уж слыхали,Нам красоток-то скорей!Их и слушать веселей».И слуга, усевшись важно,Стал рассказывать протяжно:

«У далёких немских стран ^[58]Есть, ребята, окиян.По тому ли окиянуЕздят только басурманы;С православной же землиНе бывали николиНи дворяне, ни мирянеНа поганом окияне.От гостей же слух идёт,Что девица там живёт;Но девица не простая,Дочь, вишь, Месяцу родная,Да и Солнышко ей брат.Та девица, говорят,Ездит в красном полушубке,В золотой, ребята, шлюпкеИ серебряным весломСамолично правит в нём;Разны песни попеваетИ на гусельцах играет…»

Спальник тут с полатей ^[59] скок —И со всех обеих ногВо дворец к царю пустилсяИ как раз к нему явился,Стукнул крепко о́б пол лбомИ запел царю потом:«Я с повинной головою,Царь, явился пред тобою,Не вели меня казнить,Прикажи мне говорить!» —«Говори, да правду толькоИ не ври, смотри, нисколько!» —Царь с кровати закричал.Хитрый спальник отвечал:«Мы севодни в кухне были,За твоё здоровье пили,А один из дворских слугНас забавил сказкой вслух;В этой сказке говоритсяО прекрасной Царь-девице.Вот твой царский стремяннойПоклялся твоей брадой,Что он знает эту птицу —Так он на́звал Царь-девицу, —И её, изволишь знать,Похваляется достать».Спальник стукнул о́б пол снова.«Гей, позвать мне стремяннова!» —Царь посыльным закричал.Спальник тут за печку стал;А посыльные дворянаПобежали по Ивана;В крепком сне его нашлиИ в рубашке привели.

Царь так начал речь: «Послушай,На тебя донос, Ванюша.Говорят, что вот сейчасПохвалялся ты для насОтыскать другую птицу,Сиречь ^[60] молвить, Царь-девицу…» —«Что ты, что ты, бог с тобой! —Начал царский стремянной. —Чай, с просонков, я толкую,Штуку выкинул такую.Да хитри себе, как хошь,А меня не проведёшь».Царь, затрясши бородою:«Что? Рядиться мне с тобою? —Закричал он. – Но смотри,Если ты недели в триНе достанешь Царь-девицуВ нашу царскую светлицу,То, клянуся бородой,Ты поплатишься со мной:На правёж – в решётку – на́ кол!Вон, холоп!» Иван заплакалИ пошёл на сеновал,Где конёк его лежал.

«Что, Иванушка, невесел?Что головушку повесил? —Говорит ему конёк. —Аль, мой милый, занемог?Аль попался к лиходею?»Пал Иван к коньку на шею,Обнимал и целовал.«Ох, беда, конёк! – сказал. —Царь велит в свою светлицуМне достать, слышь, Царь-девицу.Что мне делать, горбунок?»Говорит ему конёк:«Велика беда, не спорю;Но могу помочь я горю.Оттого беда твоя,Что не слушался меня.Но, сказать тебе по дружбе,Это – службишка, не служба;Служба всё, брат, впереди!Ты к царю теперь подиИ скажи: «Ведь для поимкиНадо, царь, мне две ширинки ^[61],Шитый золотом шатёрДа обеденный прибор —Весь заморского варенья ^[62] —И сластей для прохлажденья».

Вот Иван к царю идётИ такую речь ведёт:«Для царевниной поимкиНадо, царь, мне две ширинки,Шитый золотом шатёрДа обеденный прибор —Весь заморского варенья —И сластей для прохлажденья». —«Вот давно бы так, чем нет», —Царь с кровати дал ответИ велел, чтобы дворянаВсё сыскали для Ивана,Молодцом его назвалИ «счастливый путь!» сказал.

На другой день, утром рано,Разбудил конёк Ивана:«Гей! Хозяин! Полно спать!Время дело исправлять!»Вот Иванушка поднялся,В путь-дорожку собирался,Взял ширинки и шатёрДа обеденный прибор —Весь заморского варенья —И сластей для прохлажденья;Всё в мешок дорожный склалИ верёвкой завязал,Потеплее приоделся,На коньке своём уселся,Вынул хлеба ломотокИ поехал на востокПо тоё ли Царь-девицу.

Едут целую седмицу;Напоследок, в день осьмой,Приезжают в лес густой.Тут сказал конёк Ивану:«Вот дорога к окияну,И на нём-то круглый годТа красавица живёт;Два раза́ она лишь сходитС окияна и приводитДолгий день на землю к нам.Вот увидишь завтра сам».И, окончив речь к Ивану,Выбегает к окияну,На котором белый валОдинёшенек гулял.Тут Иван с конька слезает,А конёк ему вещает:«Ну, раскидывай шатёр,На ширинку ставь приборИз заморского вареньяИ сластей для прохлажденья.Сам ложися за шатромДа смекай себе умом.Видишь, шлюпка вон мелькает…То царевна подплывает.Пусть в шатёр она войдёт,Пусть покушает, попьёт;Вот, как в гусли заиграет —Знай, уж время наступает.Ты тотча́с в шатёр вбегай,Ту царе