Эдгар Аллан По. Стихотворения - Эдгар Аллан По Страница 9

АЛЬ-ААРААФ

ТАМЕРЛАН

И

МАЛЫЕ ПОЭМЫ

Эдгара А. По.

БАЛТИМОРА

Хатч и Деннинг

1829.

Малые Поэмы, за небольшим исключением, вошли в позднейшие издания Эдгара По. Одно из этих стихотворений достопримечательно тем, что в нем почти дословно встречаются четырнадцать строк, которые потом были выделены и переделаны в стихотворение, называющееся «Сон во Сне», напечатанное через год после его смерти. В связи с напечатанием этого сборника, у Эдгара По завязалась переписка с Джоном Нилем, тогда издателем «The Yankee and Boston Literary Gazette», «Янки и Бостонской Литературной Газеты», имя которого должно быть с благодарностью сохранено в памяти, ибо он первый приветствовал юношу Эдгара По и всю жизнь относился к нему с настоящим добросердечием, хотя не был с ним близок. Перед опубликованием своего второго томика стихов, Эдгар По послал Нилю несколько стихотворных отрывков и просил его чистосердечно высказаться. На столбцах своей газеты издатель отвечал: «Если Э. А. П. из Балтиморы, — строки которого о Небе — хотя он признается, что он смотрит на них как на безусловно высшее, чем что-либо в общем уровне американской поэзии, кроме двух-трех указываемых безделиц, — являются, пусть и бессмыслицей, скорей бессмыслицей изысканной, — захочет отнестись к себе справедливо, он мог бы создать красивую и, быть может, величественную поэму. Есть добрые основания, чтобы оправдать подобную надежду в таких строках, как эти:

Долы дымные — потоки

Теневые — и леса,

Что глядят как небеса;

Формы их неразличимы,

С древ капели — словно дымы.

. . . . . . .

…Лунный свет,

Над деревней, над полями,

Над чертогами, везде —

Над лесами и морями,

По земле и по воде —

И над духом, что крылами

В грезе веет — надо всем,

Что дремотствует меж тем —

Их заводит совершенно

В лабиринт своих лучей.

Глубока и сокровенна,

Глубока, под мглой лучей,

Страсть дремоты тех теней.

У нас нет больше места для других строк».

В ответ на это слабое признание его способности создать что-нибудь достойное, Эдгар По, проникнутый истинной признательностью, поспешил ответить следующим письмом:

«Я молод — мне еще нет двадцати — я поэт — если глубокое почитание всей красоты может сделать меня таковым — и хочу быть им в общепринятом смысле слова. Я отдал бы мир, чтобы воплотить хотя половину тех мыслей, которые проплывают в моем воображении. (Кстати, помните ли вы, или читали ли вы когда-нибудь восклицание Шелли о Шекспире: «Какое число мыслей должно было проплыть и быть в ходу, прежде чем мог возникнуть такой автор!»). Я взываю к вам, как к человеку, любящему ту же самую красоту, которую я обожаю, — красоту природного голубого неба и солнцем осиянной земли — не может быть связи более сильной, чем брата с братом. И не то много, что они любят один другого, а то, что они оба любят одного и того же отца — их чувства привязанности всегда бегут в одном и том же направлении — по тому же самому руслу и не могут не смешиваться. Я праздный и с детства был праздным. Поэтому про меня не может быть сказано, что —

«Я оставил призванье для этого праздного дела,

Долг презрел — повеленья отца не свершил» —

ибо у меня нет отца — нет матери.

Я собираюсь выпустить в свет том «Поэм» — большая часть которых написана до того, как мне было пятнадцать лет. Говоря о «Небе», издатель «Янки» говорит: «Он мог бы написать красивую, если даже не величественную поэму» — (самые первые слова ободрения, которые, сколько припомню, я когда-либо слышал). Я вполне уверен, что до сих пор я еще не написал ни таковой поэмы, ни иной — но что я могу, в этом я даю клятву — если мне дадут время.

Поэмы, подлежащие опубликованию, суть «Аль-Аарааф», «Тамерлан», одна около четырехсот строк, другая около трехсот, с несколькими небольшими стихотворениями. В «Аль-Аараафе» есть добрая поэзия и много экстравагантности, выбросить которую у меня не было времени.

«Аль-Аарааф» — сказка о другом мире — о звезде, открытой Тихо Браге, которая появилась и исчезла так мгновенно — или скорее, тут нет никакой сказки. Я прилагаю отрывок о дворце главенствующего божества; как вы увидите, я предположил, что многие из утраченных веяний нашего мира улетели (в духе) на звезду Аль-Аарааф — изящное место, более подходящее к их божественности:

Высоко, на эмалевой горе,

Средь исполинских воздымаясь пастбищ,

Громада возносилася колонн,

Не бременя собою светлый воздух,

Паросский мрамор, солнца свет прияв

Закатного, двойной светил улыбкой

На волны те, что искрились внизу.

Из звезд был пол, расплавленных, что пали

Чрез черный воздух, серебря свой путь,

Серебряный рождая в смерти саван,

Теперь же устелив дворец Небес.

Верховный купол был на тех колоннах.

На них он возвышался как венец,

Алмаз округлый был окном блестящим,

В пурпурный воздух этот круг глядел.

Но взоры Серафима зрели дымность,

Туманностью тот мир окутан был:

Там был оттенок исседа-зеленый,

Который для могилы Красоты

Природа возлюбила, он таился

Вкруг архитравов, одевал карниз,

И каждый Херувим, что был изваян,

Из мраморных своих глядя жилищ,

Земным смотрел в тени глубокой ниши.

В богатом этом мире — статуй ряд,

Ахэйских, также фризы из Тадмора,

Персеполиса, Бальбека, из бездн

Гоморры обольстительной! О, волны

Теперь над ней — так поздно! Не спасти!»

Кроме того, юный Эдгар приводит другой отрывок, о «Молчании»:

Наш мир — мир слов: мы говорим «Молчанье»,

Когда хотим означить мы покой,

Но это — только слово, лишь названье.

Природа — говорит. И даже рой

Созданий идеальных — с сновиденных

Воздушных крыл звук веет теневой, —

Но то не так, как в высях совершенных,

Но то не так, когда в выси немой

Проходит возглаголание Бога,

И красный тлеет вихрь…

Кроме того, он приводит два, довольно длинных, отрывка из «Тамерлана» и следующие строки из того безымянного стихотворения, которое, в несколько измененном виде, возникло как его «Сон во Сне»:

Радость та, что сном жила —

Днем ли — ночью ли ушла —

Как виденье ли — как свет —

Что мне, раз ее уж нет?

Я стою на берегу,