Седьмая жертва - Александра Маринина Страница 76

Утром она встала с тяжелой головой, но с вполне яснымсознанием, в котором четко проступила мысль: у Виктора Петровича Шувалова естьсообщник.

Преступления были придуманы Шуваловым, но осуществлялисьвдвоем. Именно поэтому четвертое убийство Шутника совершено тогда, когдаШувалов находился в камере. Этот факт якобы свидетельствует о непричастностиВиктора Петровича к тем убийствам, и предполагается, что милиционеры на этоклюнут.

«А записка?» – тут же спросила себя Настя. Записка наитальянском языке недвусмысленно говорила о том, что вторая серия убийств неимеет отношения к Татьяне. Ну что ж, это ловкий ход, чтобы отвести глазасыщикам и переключить внимание на Каменскую. Раз Каменская – значит, неОбразцова. Коль не Образцова – стало быть, и не Шувалов. Умно.

ДОЦЕНКО

Он почему-то был уверен, что, если сделает предложение ИреМиловановой, она ему не откажет. Ну как же она может отказать, еслиневооруженным глазом видно, что они созданы друг для друга. Она же не слепая! Ипотому Михаил методично, насколько позволяла работа оперативника, продолжалухаживания, понимая, что это необходимый этап, без которого невозможно обойтисьв приличном обществе, и ни минуты не сомневаясь, что Ира относится к этомуточно так же. Конечно, история знает и другие факты. Вот, например, Стасовсделал предложение Татьяне через неделю после первого знакомства, правда, онасперва отказалась, но через три недели согласилась. И из этих трех недель двеони жили вместе. Но Стасов и Таня – совсем иная песня, Владислав уже однаждыбыл женат, а Татьяна до него побывала замужем аж целых два раза.

Они люди опытные, у них все происходит проще. А Михаилу иИрочке надо соблюдать установленные правила.

За несколько дней у Доценко вошло в привычку звонить Ире поутрам, едва проснувшись, хотя ничего толкового он сказать ей не мог. Текст былпримерно одним и тем же:

– Ириша, я совершенно не представляю, как у менясложится день, но если появится возможность встретиться, я позвоню, хорошо?

И Ира отвечала тоже одинаково:

– Даже если возможности не будет, ты все равно позвони,ладно?

Этого ему было достаточно, чтобы целый день летать как накрыльях. Крылья эти заносили его бог весть куда, а точнее – туда, куда надо винтересах раскрытия очередного преступления. Хотя, если быть точным, процессаполета Миша не замечал. Он знал, что час назад был в одном месте, сейчаснаходится уже в другом, но как он здесь оказался – не помнил совершенно, ибовсю дорогу думал о своей будущей жене и о предстоящей семейной жизни, которая,если верить интуиции, сулит одни сплошные радости и удовольствия.

Сегодня Миша занимался убитой накануне одинокой старушкой,рядом с трупом которой была обнаружена очередная замысловатая записка Шутника.Ему нужно было найти ответы по меньшей мере на два вопроса: как Шутник с нейпознакомился и почему, нарушая им же самим созданную традицию, не оставил денегна похороны. Строго говоря, традиция была весьма неустойчивой, ибо в самомпервом случае с Надеждой Старостенко этих денег тоже не было. Но потом два разаони были, и логика в этом определенная просматривалась: у Надьки Танцорки были друзья,которые ее похоронят, и была какая-никакая собственность, продав которую, можноэти похороны оплатить. Хотя, возможно, дело вовсе не в этом, просто идеяоставлять деньги появилась у Шутника уже после первого убийства. Но в любомслучае непонятно, почему этих денег не оказалось у убитой совершенно одинокой,беспомощной и практически нищей восьмидесятивосьмилетней старухи СерафимыАнтоновны Фирсовой.

Соседи по дому отзывались о покойнице сочувственно и тепло.Некоторые даже помнили, что, кажется, у Фирсовой когда-то была семья, но оченьдавно, так давно, что будто бы и не было никогда. Единственное, что зналиточно: у нее был сын, который лет пятнадцать назад умер от пьянства. Жена отсына ушла через три года после свадьбы, не став дожидаться, пока ежедневнаявыпивка превратится в тяжелые многодневные запои, с тех пор мужик так и неженился, жил с матерью, где-то как-то работал, но больше лечился и сноваударялся в запой, пропивая все, что находил в доме. Кончилось тем, что Фирсовасына выгнала, пошла даже на то, чтобы через суд лишить его права на жилплощадь.В ближайшем отделении милиции Мише эти сведения полностью подтвердили. Чтокасается мужа убитой, то никакой официальной информации о нем не было, в этуквартиру Серафима Антоновна въехала тридцать с лишним лет назад вдвоем с сыном.

Михаил Доценко терпеливо ходил из квартиры в квартиру,задавал вопросы и выслушивал самые разные ответы, то краткие и скупые, топространные, сопровождаемые длинными лирическими отступлениями о давно ушедшихгодах и брюзжанием по поводу нынешнего финансового «беспредела», из-за которогостарики, честно отработавшие на государство всю жизнь, отдавшие ему здоровье,теперь вынуждены влачить жалкое существование на пенсию, размеры которойсуществуют как будто отдельно от цен на продукты и лекарства, никак с ними непересекаясь. Из разговоров с жильцами хрущевской пятиэтажки выяснилось, чтоСерафима Антоновна была женщиной не особо приветливой, в гости к себе никого незвала и вполне довольна была обществом своих четырех кошек. Но справедливостиради надо заметить, что те из соседей, кто хоть однажды рискнул зайти кодинокой старушке, выскакивали из ее квартиры как ошпаренные и больше попытоксближения не предпринимали, ибо запах там для непривычного обоняния стоялпоистине невыносимый.

– Как-то я встретила ее на лестнице, –рассказывала женщина лет сорока, живущая этажом выше Фирсовой. – СерафимаАнтоновна шла из магазина. С таким трудом она поднималась, что без слезсмотреть было невозможно. Мы к тому времени только недавно в этот домпереехали, я еще соседей не знала совсем, увидела старуху, предложила помочьсумку донести до квартиры. Она мне пожаловалась, что еле ходит, а вот Пасхаскоро, так даже кулич освятить не сможет, потому что церковь далеко. КогдаПасха настала, я решила сделать соседке приятное, купила кулич для нее иосвятила вместе со своими. Зашла к ней, кулич отдала, она благодарит, а я струдом сдерживаюсь, чтобы нос не заткнуть. Нет, я понимаю, конечно, женщинастарая, одинокая, убираться в квартире у нее сил нет, но тогда зачем же кошекдержать? Я осторожно так спросила у нее: мол, неужели некому прийти помочь похозяйству? Она же могла обратиться в собес, к одиноким старикам помощниковприсылают, я точно знаю.

А Серафима Антоновна на меня зыркнула, губы поджала и говорит:я, дескать, чужих в свою квартиру отродясь не пускала и на старости лет темболее не пущу, теперь ворья развелось видимо-невидимо, никому верить нельзя.

– Ну надо же, – удивился Доценко, – а вы чтона это сказали?

– Я предложила ей сделать генеральную уборку, хотя быодин раз, бесплатно. Мне не трудно, квартира у Фирсовой небольшая, за полдняуправилась бы.

– А она?

– Отказалась. Да таким тоном, как будто не я ейпредлагаю, а наоборот, ее прошу у меня уборку сделать. Знаете, я потом вседумала, может, я что-то неприличное сделала? Уж очень она на меня злобнопосмотрела.