Лейтенант и его судья - Мария Фагиаш Страница 70

Боль была такая нестерпимая, что она застонала. Ребенок проснулся и изо всех сил начал плакать. Марианна вскочила с кровати. Она убьет себя и ребенка. Вместе с ним выпрыгнет из окна. Она была уже у кроватки и схватила дитя, когда до сознания вдруг дошла вся абсурдность ее намерений. Его тельце будет наверняка разбито об асфальт, а она останется в живых. Ее руки опустились, она упала на колени, уткнувшись лицом в детскую подушечку с вышитыми словами: «Не забывай меня» — подарком ее сестры Тильды. Марианна чувствовала вокруг себя смертельную пустоту. Один круг замкнулся, и она не видела никаких оснований начинать новый. Существует два сорта людей: солнце и спутники. Она была урожденным спутником, а теперь ее солнце под собственным огнем обратилось в пепел, и она, Марианна, кружит в пустом пространстве. Странным образом ее гнев обратился не против супруга, а против самой себя, как будто она совершила тяжкий проступок. Марианна хотела для себя наказания, причинить себе боль и страдания, как искупление за ее неизвестно какие прегрешения. В отчаянии окинула она взглядом комнату, на глаза ей попались ножницы, лежавшие на начатой детской распашонке. Не помня себя схватила она ножницы и вонзила их в левую руку. Резкая боль пронзила ее, из вены хлынула кровь. Она закричала и упала, потеряв сознание.

Когда Марианна пришла в себя, кровотечение остановилось. Ее халат был весь в крови, кровь попала и на ковер. Других повреждений не было. Она сполоснула халатик в ванной и перевязала себе руку полотенцем. Пятна на ковре почти не видны. Это было одним из достоинств персидских ковров — они принимали на себя грязь столетий, не теряя при этом своей красоты. «Жаль, что люди не такие», — подумала она.

В дверь позвонили. Марианна слышала, как горничная открыла дверь. Чужой женский голос спрашивал фрау Дорфрихтер. Прежде чем горничная впустила незнакомку, Марианна вышла в прихожую.

Женщина была не молода, но и не стара, одета в поношенный твидовый костюм, с большой сумкой в руках.

— Фрау Дорфрихтер? — спросила она.

Марианна кивнула утвердительно.

— Меня послала фрау Пауш. Ее брат неожиданно заболел, врач полагает, что у него воспаление легких, и она должна за ним ухаживать. — Она бросила взгляд на девушку. — Мы не могли бы поговорить наедине, фрау Дорфрихтер?

Марианна провела ее в столовую. Как только за ними закрылась дверь, женщина передала Марианне сложенный листок бумаги.

— Это от вашего супруга. Он передал это вчера надзирателю Туттманну. — Ее глаза остановились на перевязанной руке Марианны. Рана, по-видимому, еще кровоточила, так как на ткани проступило розовое пятно. — Что у вас с рукой?

— Ничего, — резко ответила Марианна. Она развернула письмо. Это были признания в вечной любви. Ее внезапно привело в раздражение, что женщина все это время неотрывно на нее смотрела.

— Фрау Пауш сказала, что один солдат из охраны подсунет ответ господину обер-лейтенанту.

— Никакого ответа не будет, — решительно сказала Марианна.

— Что должен этот человек сказать господину обер-лейтенанту, когда он спросит об ответе?

Женщина с каждой минутой нравилась Марианне все меньше. Маленькая фрау Пауш была так сердечна и участлива. Подруга же ее со своим безучастным, холодным видом казалась только любопытной.

— То, что я вам сказала. Ответа не будет.

Женщина пожала плечами.

— А надзирателю Туттманну передайте, пожалуйста, чтобы он больше не утруждал себя передачей писем от господина обер-лейтенанта.

— Я так и передам.

В комнате повисло тягостное молчание.

— Ну что же, наверное, это все. — Женщина пошла к двери.

— Подождите минутку, — закричала Марианна ей вслед. — Я передумала.

Она прошла в свою комнату, и теми же самыми ножницами, которыми она себя поранила, вырезала из газеты статью. На полях она лихорадочным почерком написала: «Между нами все кончено. Я не хочу тебя больше видеть и слышать о тебе тоже ничего не хочу».

Марианна сложила статью и положила ее в конверт.

— Пожалуста, передайте это господину обер-лейтенанту. — Только тут она поняла, как невежливо обращается с человеком, который оказывает ей услугу. Она быстро добавила: — Большое вам спасибо за все. Я вам очень благодарна, и если я могу что-нибудь для вас сделать, — ей подумалось, что, возможно, подруга фрау Пауш рассчитывала на денежную благодарность или хотя бы на возмещение платы за проезд. — Вы, наверное, потратились. — Она замолчала, так как женщина энергично затрясла головой.

— Ничего я не потратила. Я была рада помочь, фрау Дорфрихтер. До свидания.

В последние годы Кунце взял себе за правило приходить в свое бюро немного раньше своих сотрудников. Ему нравилось провести полчаса одному, спокойно просмотреть утренние газеты без постоянной Розиной болтовни. Со второго января он жил в меблированной квартире в Траунгассе, недалеко от Розы.

Сегодняшние новости были просто удручающими. На Балканах неспокойно. В Сербии царила военная лихорадка, которая вначале, после отказа кронпринца Георга от трона, затихла, но затем снова возобновилась. На Кипре решили послать депутатов в греческий парламент в Афины, и можно было ожидать, что это приведет к конфликту между Турцией и Грецией. Италия вновь заявила о своих притязаниях к Триполи. К тому же тайные переговоры Италии с Францией и Англией уже привели к тому, что Италия выходит из союза с Германией и Австро-Венгрией при условии, что страны Антанты поддержат территориальные претензии Италии в Северной Африке. Об афере с Митци Хаверда в газетах сегодня ничего не было. После того как «Новая свободная пресса» поместила всеобъемлющий материал, она великодушно предоставила возможность раздувать эту историю бульварным газеткам.

С утра лейтенант Стокласка положил на стол Кунце отчет ветеринарной клиники о собаке Дорфрихтера Тролле.

— Самое подходящее время, — буркнул Кунце.

Сверху значилось: «Клиника ветеринарного института Вены». Сообщалось, что собака ни под каким видом не желала принимать порошки от глистов, даже если они были замаскированы влажной облаткой. Единственная возможность — это поместить порошок в капсулу и силой ввести в глотку. В этом смысле обер-лейтенант сказал правду. С другой стороны, у собаки нет глистов и нет ни малейших указаний, что в недавнем прошлом они у нее были.

— Вообще-то посыльный, который принес отчет, сказал, — заметил Стокласка, — что пес будет усыплен, как только ты сообщишь им, что удовлетворен отчетом.

Кунце, который все еще смотрел отчет, не сразу среагировал на эти слова. Внезапно до него дошло их значение.

— Усыпить собаку? — он почти кричал. — Но почему же? Как им в голову пришло убивать пса?

Стокласка смотрел на него с удивлением.

— Этого я не знаю, Эмиль. Посыльный больше ничего не сказал.

— Позвони этим живодерам и скажи, что собака ни в коем случае не должна быть умерщвлена, или зарезана, или как-то еще, что они там проделывают с бедными животными. — После короткой паузы он добавил: — И вообще, кто разрешал им усыплять собаку?