Тридцать дней тьмы - Дженни Лунд Мэдсен Страница 65

– Ты читал мои книги?

Йорн кивнул.

– Все до единой.

Ханну наполнило странное чувство гордости с легким оттенком стыда. Действительно ли она настолько недооценивала Йорна? В самых буйных своих фантазиях она и представить себе не могла, что он в состоянии, не уснув, осилить хотя бы главу из любой ее книги, а уж о том, чтобы прочесть все… На лице ее появилась было неуверенная улыбка, которая, впрочем, сразу же исчезла, стоило ей подумать о том, что, скорее всего, с его стороны это всего лишь слова, попытка подольститься, чтобы нащупать ее наиболее уязвимые места.

– Должна сказать, я поражена. Чтобы ты прочел все мои книги… Я и не думала, что…

– Что я умею читать?

– Что ты читаешь меня.

Ханна внимательно посмотрела на него. Что ж, маску он держит неплохо.

– Что ты думаешь по поводу «Летние ночи, которые мы потеряли»?

Йорн улыбнулся, он понял – она его проверяет. Однако, судя по его виду, он собирался с честью выдержать экзамен.

– Если честно, меня немного разочаровала концовка. Мне не особо понравилось, что собаке обязательно нужно было умереть, и хотелось бы узнать больше о том, что произойдет, когда они достигнут Северного моря. Зато я буквально влюбился в то, как ты изображаешь женщин из клуба вязальщиц. Все эти нюансы, которые скрываются под банальной болтовней… Очень хорошо написано.

Теперь пришел черед Ханны быть потрясенной. Это было как раз то, над чем не раз задумывалась и она сама, тогда как ни рецензенты, ни читатели не обратили на это ни малейшего внимания. Наверняка это были его собственные мысли.

– Проницательно подмечено.

– Вообще-то я умею анализировать.

– Почему же тогда?..

Ханна оборвала фразу не закончив. Йорн, однако, прекрасно понял, что она имела в виду.

– Почему же тогда я не пишу по-другому, так, как, на твой взгляд, было бы лучше?

Ханна замялась, она бы очень хотела отвесить ответную похвалу в адрес творчества Йорна, однако, кроме признания того, что у него большая читательская аудитория, ничего действительно похвального на его счет так и не пришло ей в голову. Йорн, похоже, это понял.

– Я пишу, как могу. Если бы я мог делать то, что делаешь ты, разумеется, мои книги выглядели бы совершенно иначе. И это вовсе не потому, что я не утруждаюсь и не работаю. Просто я не пытаюсь быть тем, кем на самом деле не являюсь. Я предпочитаю быть хорошим Йорном Йенсеном, чем плохим Шекспиром.

Ханна не смогла сдержать улыбку. Это звучало так глупо и в то же время так умно. Она была просто поражена глубиной и правдивостью его самооценки. И почему ей самой никогда не приходило в голову, что он пишет такие книги, поскольку именно они получаются у него лучше всего? Да и, собственно говоря, с чего она взяла, что они плохи? Их читают с огромным удовольствием, и это, по крайней мере, гораздо лучше многих других развлечений. Например, плохих фильмов и сериалов. Может, Йорну даже удастся заставить своих читателей обратить внимание на иные жанры, нежели тот, который он сам разрабатывает. К примеру, в ожидании его следующего шедевра им захочется прочесть что-то другое – кто знает, возможно, даже одну из ее книг? Ханна обрадовалась этой мысли, но тут же почувствовала и некоторое смущение: наверное, зря она оценивает творчество Йорна лишь через призму того, что оно может пробудить симпатии к ее собственному. Может, вполне нормально, что читателям просто нравится Йорн Йенсен и они вполне удовлетворены его манерой письма?

– Мне бы хотелось извиниться.

Удивительно, но Ханне как-то поразительно легко дались эти слова.

– Ты знаешь, я никогда не была слишком высокого мнения о твоей работе, хотя сейчас мне очень хочется сказать в ответ такие же добрые слова, которые ты сказал обо мне… В общем, по всей видимости, вряд ли я когда-нибудь сумею высоко оценить то, что ты пишешь. Однако я испытываю, и говорю об этом совершенно серьезно, глубокое уважение к тому, что тебе удается найти путь к людям. Заставить их стоять в очередях. Что раз за разом ты создаешь нечто, приносящее им истинную радость, и никогда не разочаровываешь толпы своих фанатов. Думаю, это требует огромной концентрации в работе, чего я прежде не замечала. И…

Ханна слегка замялась: сказать последнее оказалось немного сложнее.

– Возможно даже, я тебе отчасти завидую за умение завоевать симпатии столь широкой аудитории читателей.

Говоря это, она призвала на помощь всю свою женственность и заставила себя смотреть ему прямо в глаза, чтобы он не сомневался в искренности ее слов. Йорн не улыбался – взгляд у него был серьезным, даже почти грустным. Ханна поняла, что он по-настоящему тронут. Он приложил руку к сердцу на манер необуддиста, что ее всегда в нем нервировало, но тем не менее жест этот показывал, что он действительно принял ее слова близко к сердцу и оценил по достоинству.

– Спасибо.

Это единственное произнесенное им слово наполнило всю атмосферу, как бы знаменуя собой итог торжественного примирения сторон. Йорн, по-видимому, хотел сказать что-то еще, однако в этот момент дверь в бар с треском распахнулась. На пороге в хлопьях падающего снега возникла женщина с собакой, объятая жуткой паникой, она вскинула руки и прокричала:

– Gisli er dáinn. Hann liggur við fótboltvöllinn! ^[42]

Возникла долгая пауза, как будто присутствующим понадобилось время, чтобы понять услышанное. Однако вслед за тем раздался грохот отодвигаемых стульев, куртки взметнулись на плечи, а пиво оказалось допито одним глотком. Ханна и Йорн также оказались невольно вовлечены в эту неразбериху. Поначалу они ничего не поняли, затем, когда кто-то перевел слова женщины на английский, ужаснулись и, наконец, вместе со всеми вышли из бара в объятия морозной зимней ночи, чтобы убедиться в том, что сказанное – правда: Гисли мертв.