Главбухша - Владислав Романов Страница 64

— И что? — В его голосе прозвучала неподдельная тревога, и Марте было приятно сознавать, что сын искренне за нее переживает. — Они снова приходили в магазин?

— Нет, вызывали на беседу.

— И что хорошего рассказывали?

— Будем драться, сынок.

— Подмогнуть?

— Ничего, я сама.

— У меня тут есть один действующий генерал-лейтенант авиации, я ему «мерседес» позавчера латал. Вроде мы понравились друг другу. Кроме того, я ему солидную скидку сделал. Давай я ему позвоню! — предложил Костя.

— Нет, не надо. Ты лучше береги себя. Мне так или иначе понадобится надежный тыл, а ты у меня единственный верный мужчина. Я справлюсь. Ты же знаешь меня. Я не позволю переехать себя катком. Во всяком случае, буду бороться до последнего! — Она вытащила платок. — Ты откуда звонишь?

— Из машины. Домой рулю. Приедешь? Я что-нибудь приготовлю вкусненькое. Я тут откопал одно местечко, там продают парную нежирную свинину. Отбивные получатся замечательные. Нежные, как поцелуй ребенка! Я не шучу!

— Я еще не знаю, мне тут надо поговорить кое с кем, заняться делами, и потом я тебе позвоню. Но ты с ужином меня не жди и вообще на меня не ориентируйся, хорошо, Котик?

— Хочешь, я сейчас заеду?

— Нет-нет, поезжай домой! — Марта с трудом сдерживала слезы, но они все же прорвались, брызнули из глаз. — Я тебе обязательно сегодня позвоню. Ты поужинай сам, не жди меня! Слышишь? Я тебя целую, мой Котик, пока!

Марта положила трубку, закрыла лицо руками и заплакала. Она мужественно держалась все два часа, что провела в кабинете с Бобровым, но, услышав обеспокоенный голос сына, не выдержала. Словно душа переполнилась горькими обидами.

Марте вспомнилось, что последний раз она вот так же безутешно плакала у постели одиннадцатилетнего сына, внезапно заболевшего менингитом. Она не выходила из палаты, проводя там все дни, и своей верой спасла Костика, ибо врачи сомневались, что он выздоровеет и останется полноценным человеком. Оставаясь наедине с сыном, лежавшим без сознания, она заливалась горючими слезами, но при докторах, которые созывали один консилиум за другим, не зная, какие принимать врачебные меры, держалась стойко и беззаветно.

Сын заболел в Симферополе, где они отдыхали, и Марта, наблюдая беспомощность врачей, забрала его и перевезла в Киев, хотя доктора кричали, что это безумство и она доставит туда мертвое тело. Но мать привезла еще живого Костю, подняла на ноги весь город и спасла ребенка. Медицинские светила только разводили руками.

Точно так же Марта потом освободила сына от армии, дойдя до самого генерала, отвечавшего в Министерстве обороны за призыв. Тот принял ее, выслушал и собственноручно начертал на заявлении «Освободить», хотя районный военком клятвенно пообещал запихнуть Константина Олеговича Земского в такую дыру, где его быстро научат уважать честь солдата. Марта принесла эту генеральскую резолюцию и бросила майору на стол, он долго ее разглядывал, словно не верил своим глазам. Он даже позвонил в приемную генерала, и там ему подтвердили подлинность документа.

—Чем взяла? Передком? — скривившись и покачав головой, зло бросил военком.

Земская несколько секунд молча смотрела на него. Ей очень хотелось заехать ему по скотской нахальной роже, но она вспомнила о сыне и быстро обуздала свой гнев.

— Давайте поспорим, товарищ майор, что через неделю, а то и меньше вас в этом кабинете уже будет! — жестко проговорила Марта.

Военком хмыкнул, но сдержался:

— Что вы хотите?

— Чтоб вы немедленно выдали сыну военный билет! Иначе я такое устрою, что вы пожалеете о том дне, когда вам в голову взбрело стать военным.

Майор дернул желваками (кое-какое самолюбие у него все же водилось) и даже готов был прогнать eе вон, а заявление с подписью генерала порвать и завтра забрить сынка этой стервы. Но ему вот-вот должны были дать погоны подполковника, и рисковать ими он не захотел. Через полчаса Марта получила военный билет, несмотря на то что выдавать его матери на руки военком не имел права. Он пошел даже на нарушение правил, так как понял: если эта сумасшедшая объявит ему войну, то непременно победит.

— Прошу простить меня за грубость, Марта Сергеевна, — отдавая ей билет, вежливо проговорил майор.

— Вот этого никогда не будет!

— Чего? — не понял военком.

— Прощения! — ответила она. Еще несколько дней Марта горела суровым мщением, но потом отошла, успокоилась и заводить тяжбу с военным комиссаром не стала.

В то время Земская уже жила со вторым мужем, и Валерьян Адамович хорошо знал эту историю, как и вообще ее бойцовский характер, но, видимо, старость резко ослабила его память и заметно повредила ум,коли он решился бросить ей вызов. Да она теперь в порошок сотрет своего бывшего муженька. Чего бы ей это ни стоило. Даже если сломает себе шею. Он решил поставить ее на колени. Этот мерзавец вознамерился поставить ее колени! Что ж, она принимает этот вызов.

Марта смахнула непрошеные слезы, шумно высморкалась. У нее разболелась голова, она достала анальгин, запила таблетку холодным чаем.

Позвонил Стас.

— Куда же ты пропала?! — услышав голос главбухши, кричал он. — Я всю Москву поднял на ноги, все больницы переполошил! Где ты была? Не могла позвонить?!

— Как я могла позвонить, если меня допрашивали? — завелась она. — В кабинете у следователя на столе, кроме графина с водой, больше ничего не было.

— Как допрашивали? — обалдев, тихим голосом проговорил Ровенский. — Кто, где?

— Мы что, по телефону эти вопросы станем обсуждать?

— Нет, я уже еду, через пять минут буду. — Он отключился.

Стас засыпал ее вопросами, но Марта уже подготовила ему записку: «Не исключено, что Рындин со товарищи мог понаставить здесь жучков. А потому этот разговор лучше перенести в безопасное место. Скажем, в кафе».

Директор закивал, соглашаясь с ней. Они заехали в ближайшее кафе, дорогое, но зато полупустое. Марта вкратце рассказала о допросе, не передавая мнения Боброва относительно того, что Ровенский выкрутится, но не умолчала насчет группового преступления по предварительному сговору. Стас приуныл.

От волнения он ничего не ел. На Марту, наоборот, напал самый настоящий жор. Она мела все подряд, при том что еще на работе слопала половину грибной! пиццы.

В конце концов Ровенский заказал себе пятьдесят граммов греческого коньяку и залпом, морщась, выпил.

— Ты хоть закуси, а то развезет! — посоветовала она.

В отличие от сникшего гендиректора, Марта чувствовала себя воспрявшей духом.

— Подожди, это еще не все, — загадочно проговорила она. — Это лишь первый акт криминальной драмы, но есть и второй, не менее интересный!