Журналюга - Виктор Левашов Страница 62

II

Первую банку «Туборга» Лозовский приговорил в том относительном комфорте, который только возможен в промежуточном порту в нелетную погоду: было где сидеть, было что пить и было чем заняться. Вторую банку прикончил наспех и без всякого удовольствия в углу зала ожидания, так как кресло пришлось уступить женщине с ребенком, пассажирке омского рейса. Из трех условий комфорта осталось только одно — очерк Степанова.

Давай, Коля. Теперь можно еще немного о Кольцове и выходи на финал.

«Я продолжаю разговор с президентом ОАО „Союз“ Геннадием Сергеевичем Кольцовым в его тюменском особняке.

— По данным журнала „Эксперт“ вы являетесь одним из ста самых богатых людей России. Как чувствует себя сегодня богатый человек в России?

— Не понимаю вопроса, — отвечает Кольцов.

— Вы думаете о деньгах?

— Постоянно.

— Вы хотите сказать, что вам не хватает денег?

— Постоянно.

— А теперь я не понимаю вас.

— Мы говорим о разных деньгах. Сейчас мне нужно триста девяносто миллионов долларов. Девяносто миллионов я наскребу, а триста придется где-то искать. Мы купили контрольный пакет акций очень крупного нефтеперерабатывающего завода. Эти деньги нужно вложить в его реконструкцию. Таким образом будет реализована очень важная часть нашей программы…»

«Николай Степанович, этот разговор вычеркните. Мне не хотелось бы раньше времени раскрывать наши планы».

«— Можно ли сказать, что ваша программа — возрождение Самотлора?

— Нет. Моя программа — возрождение России.

— Вы верите в ее реальность?

— Наш капитал — не деньги. Наш капитал — люди. И молодые талантливые менеджеры. И генералы „нефтянки“ — такие как Борис Федорович Христич. С ними реально осуществление любых планов…»

— Внимание, прослушайте объявление. Совершил посадку самолет Ил-86, следующий по маршруту Хабаровск — Москва.

Вылеты самолетов в Москву и Санкт-Петербург задерживаются ориентировочно на два часа по метеусловиям аэропортов прибытия…

Тюменский, красноярский и омский рейсы аэровокзал Казани, хоть и с натугой, вместил. Триста пассажиров хабаровского рейса — это был уже перебор. Аэровокзал превратился в битком набитый троллейбус в час пик с той лишь разницей, что он никуда не ехал, и никто не знал, сколько придется ждать. Весь северо-запад затянул циклон, открыты были только Украина и юг.

Лозовский протиснулся к телефонным будкам, чтобы позвонить домой и предупредить, что задерживается, но не тут-то было: к автоматам не подступиться, к тому же почтовое отделение, где продавали карточки, закрылось по причине окончания рабочего дня. Обладатели мобильников звонили, отвернувшись от всех, будто ели украдкой, и тут же прятали трубки. Было ясно, что не дадут позвонить даже за деньги, потому что аккумуляторы на исходе, а сколько раз еще придется звонить — неизвестно.

В Казани Лозовскому приходилось бывать, он помнил, что аэропорт не очень далеко от города, а там наверняка открыт переговорный пункт. За час с небольшим вполне можно обернуться. Лозовский выбрался из зала ожидания и направился к стоянке такси.

Машин было полно, но Лозовский, поколебавшись, отказался от своего намерения. Вдруг откроют Москву, потом сразу закроют и кукуй здесь до морковкина заговенья. Однажды такое с ним уже было — зимой в Норильске. За полтора часа езды на электричке от города до аэропорта «Алыкель» он истомился от жажды после многочисленных посошков на дорожку и первым делом рванул в буфет. Пока стоял в очереди, а потом оглушал бутыль фанты, его рейс выпихнули, порт закрылся, и он просидел в Алыкели восемнадцать часов. И все восемнадцать часов костерил себя всеми словами, какие знал, и даже изобрел новое слово «размудяй».

Ночь была ясная, морозная, звездная. У входа в аэровокзал топтались, скрипя снегом, и мрачно курили пассажиры, вышибленные непогодой из привычного течения жизни, звонили по мобильным телефонам раздраженными, скрипучими, как снег, голосами. Один, довольно молодой, упакованный в лисью доху, красный мохеровый шарф и норковую шапку, звонил каждые три минуты, потом закуривал, держа сигарету как бы в горсти, смотрел на часы, бросал недокуренную сигарету и снова доставал мобильник. По золотому перстню с печаткой на короткопалой руке и мелькавшим в его текстах «козлам вонючим» Лозовский понял, что с этим крутым мэном можно договориться. Только действовать нужно наверняка.

Дождавшись очередной паузы, он положил руку ему на плечо и доверительно сказал:

— Братан, спорю на тридцать баксов, что у тебя есть мобила.

— Допустим, — недружелюбно сказал братан.

— Спорю на тридцать баксов, что ты не дашь мне позвонить.

— За базар отвечаешь?

— Без проблем.

— Забито. Звони.

Лозовский набрал свой домашний номер — занято.

Домашний Тюрина — длинные гудки. Снова домашний — занято.

Все ясно, кто-то из ребят сидит в Интернете. У старшего сессия, ответственная — третий курс. Лозовский предупредил: «Отчислят — загремишь в армию. Отмазывать я тебя не буду, учти». Он постарался быть убедительным, хотя в глубине души знал, что будет отмазывать, задействует все свои связи. Если не совсем от армии, то по крайней мере от службы в Чечне. Это вполне согласовывалось с его убеждением: если государство не может защитить гражданина, то гражданин имеет право всеми доступными средствами защищаться сам. В том числе и от самого государства.

Так что старшему не до развлечений. А у младшего зимние каникулы, счастливое время — десятый класс. Вот он и сидит в сети. Путешествует по порносайтам, засранец. Лозовский обругал сына, хотя обругать следовало себя. В доме была выделенная линия, давно нужно было подключиться. Но у Лозовского все руки не доходили оформить договор. Вот теперь и слушай всю ночь короткие гудки, размудяй.

Но все-таки повезло — ответил мобильник Тюрина.

— Привет, Петрович, — обрадовался Лозовский. — Сделай одолжение: дозвонись моим. Скажи, что задержусь. Может, до утра. Я сижу в Казани.

— Знаю.

— Откуда?

— Я в Шереметьеве. Передо мной справочное табло.

— Что ты там делаешь? — удивился Лозовский.

— Жду тебя.

— Зачем?

— Соскучился.

— Понял. Есть новости?

— Есть. Мы были правы, за всем этим стоит Кольцов.

— Откуда узнал?

— Расколол Шинкарева.

— Ты расколол Стаса? — восхитился Лозовский. — Петрович, я всегда говорил: умения не пропьешь. Что это было — кипятильник в жопу? Или хватило утюга?

— Не болтай. Прилетишь, расскажу. Что у тебя?

— Кое-что есть. При вскрытии в желудке обнаружили алкоголь.