Клянусь отомстить - Сергей Майдуков Страница 49

Рудый и Зарик лежали на крыше сторожки, припекало все сильнее. Какой-то придурок постелил здесь новенькие листы оцинковки, гладкие и погромыхивающие при каждом неосторожном движении. Рудый был вооружен полицейским АКМ с почти полным рожком, а Зарик должен был стрелять из винтовки со снайперским прицелом. Оптику было решено использовать в том случае, если вдруг «мерс» Котова остановится не на площадке, а где-нибудь подальше. Это было маловероятно, но чем черт не шутит? Да буквально всем.

Мамай лично проверил, не видны ли стрелки снизу, и распорядился не подползать к краю крыши, пока не прозвучит сигнальный выстрел.

— Пока можете слазить, — скомандовал он, убедившись, что все в порядке. — Но чтобы отсюда ни на шаг. Отливайте прямо на месте, если приспичит.

— А если… — начал Зарик, мужчина обстоятельный и дотошный.

— В штаны, — оборвал его Мамай и повернулся к остальной четверке, дожидающейся распоряжений. — Шалый! Гюнтер! Вы оттуда будете их забрасывать гранатами. — Он показал на заросли сирени, протянувшиеся вдоль площадки. — Возьмите топор, ножи, подготовьте себе позиции, чтобы ветки не мешали. За собой уберете потом. Ни листочка не оставляйте на виду.

— А кто приедет-то, Мамай? — спросил Гюнтер в десятый, наверное, раз за сегодня.

— Скоро скажу. Пока точки распределим. Гюнтер, тебе и Шалому, кроме гранат, пару «узи» выделяю. Они у меня в багажнике, держи ключи. И не задерживайся там. Одна нога там, одна здесь.

— А что, скоро уже? — нервно спросил Шалый.

Мамай бросил взгляд на часы:

— Вроде бы нет, но расслабляться некогда. Как только Летяга точнее разузнает, я скажу. — Он перевел глаза на Шалого. — Ты в хате будешь. Окно заранее открой, «калаш» свой почисти, а то вечно заедает… Горелый. — Он нашел взглядом адъютанта. — Ты свою задачу помнишь. Открываешь ворота, но вторую створку придерживаешь, чтобы проезд узким остался. Не нужно, чтобы они сильно разгонялись.

— Я понял, понял, — нервно закивал Горелый.

Его опасливый взгляд давно отметил блики, появляющиеся то среди зелени, то в чердачных окнах соседних крыш. Бойцы Котова уже были здесь, незаметно просочившись в поселок с той стороны, откуда их не ожидали. В любой момент могла начаться стрельба. Виден ли ожог на лице издали? А то еще пальнут ненароком… Доказывай потом с того света, что ты на Котова сработал, а не был с предателями заодно.

Горелый старался постоянно держаться к снайперам поврежденным профилем, рассчитывая, что оптика без труда выделит его среди остальных. Кроме страха разоблачения или быть убитым шальной пулей, ему приходилось перебарывать острейшее расстройство желудка. Поддерживала лишь мысль о скором вознаграждении за свои мучения. О Котове среди братвы говорили уважительно, считая его человеком строгим, но справедливым. Не может же он не оценить поступок Горелого, который в сущности спас ему жизнь? Озолотит или, по крайней мере, к себе приблизит. Это вам не при Мамае на цырлах бегать. Нужно только потерпеть немного, и все будет.

Бандиты дружно повернули головы в сторону приближающегося Летягина, вышедшего из дома. Судя по размеренной походке, спешки не предвиделось. Все незаметно расслабили мышцы, но в душе каждого поселилась тревога. Предстоящий бой с неизвестным противником выматывал похлеще настоящей стычки. Нервы были на пределе.

— Ну что? — выкрикнул, не сдержавшись, Гюнтер. — Когда?

Мамай врезал ему кулаком по загривку, хотя ему и самому хотелось поторопить Летягина, передвигающегося, как назло, вразвалочку.

— У нас полтора часа, — сказал тот, войдя в круг. — Встреча назначена ровно на три.

— Кто приедет? — посыпались вопросы. — Кого ждем? Сколько их будет?

Мамай не останавливал базар, понимая, что бойцов уже не утихомирить.

Летягин развел руки в стороны, словно артист, привлекающий к себе внимание публики.

— Ближе, ближе. Сейчас объясню.

«Тянет одеяло на себя, сучок, — подумал Мамай. — Ничего, Котова завалим, я им займусь, барыгой хитрым».

— Наша цель — Котов, — сообщил Летягин, скользя взглядом по обращенным к нему лицам.

— Чего? — отпрянул Шалый. — Ты что гонишь тут, суслик вшивый?

— Ша! — вмешался Мамай. — Всем слушать. Это наш общий план. Я подписываюсь.

«Болван, — сказал он себе. — Нужно было сказать, что план мой, тогда Летяга на подхвате получался бы».

— Через полтора часа Котов привезет сюда отборную гвардию, чтобы всех нас перебить. — Летягин описал рукой перед собой плавный полукруг. — Решение принято и пересмотру не подлежит. Мне было предложено отсидеться где-нибудь в безопасном местечке, но я успел с вами сдружиться и решил, что не допущу бойню…

— А за что нас? — перебил Рудый. — Мы ж вроде косяков никаких не допустили.

— Это вы так думаете. А папа считает иначе. Он хотел, чтобы вы всех тут за три дня в клочья порвали. — Сделав значительную паузу, Летягин добавил: — От мала до велика. Всех под корень! Не справились? Тогда вас самих…

Он не успел закончить начатый размашистый жест. Головы, окружающие его, начали взрываться.

Плоп! Плоп! Плоп!

Самих выстрелов Летягин не слышал. Только хлопки, вызванные перепадом давления в продырявленных черепах.

Над головой убитых бандитов расцветали алые нимбы, не превращающие их в святых. Один упал, двое только начали валиться на землю, когда остальные кинулись врассыпную.

Их встретил кинжальный огонь из тех самых кустов сирени, где намеревался разместить засаду Мамай. Увидев пляшущий в тени листвы огонь, он понял, что бьют прямо в него. Страха не было. Мамаю показалось, что его отталкивают острыми, горячими прутьями, вынуждая пятиться все дальше и дальше назад, но потом он из упрямства наклонился вперед и рухнул лицом вниз.

Горелый успел дважды выкрикнуть, что он свой, свой… до того, как пулеметные пули вышибли из него мозги и остатки духа. Рядом или несколько поодаль падали остальные, катались в пыли, подергивались, замирали.

Стоящий на месте Летягин увидел, как на площадку выходят двое мужчин, одетые и оснащенные, как бойцы спецназа: в масках, касках, бронежилетах, перчатках и наколенниках. Молча прохаживаясь среди лежащих тел, они производили почти беззвучные выстрелы в затылки и лбы.

Летягин сам не понял, как оказался на коленях, но на него не обращали внимания. Он чувствовал, что под брюками по ляжкам течет горячий поток, и совершенно точно знал, что это не кровь. Как и то, что лично для него все только начинается.

«Лучше бы меня убили», — подумал он, бессмысленно и дико озираясь вокруг. В двух метрах от него валялся оброненный кем-то пистолет, но Летягин не решался воспользоваться им ни для того, чтобы обороняться, ни для того, чтобы пустить себе пулю в висок.