Спецназовец. За безупречную службу - Андрей Воронин Страница 48

— Тихо, — немного невпопад ответил Сарайкин, залпом выпил коньяк и закурил. — Тихо и долго. Торчим тут на виду у всех, как эти… Будто нарочно на неприятности напрашиваемся.

— Какие еще неприятности? — небрежно осведомился рейдер, подливая ему коньяка. — Ты о чем?

— Как это — о чем? Завод вторые сутки стоит, твое маски-шоу на весь город отсвечивает, а заводик-то не сам по себе! В головном офисе, небось, начальство уже с ума сходить начинает: и чего это, думают, наш мокшанский филиал на звонки не отвечает? И чует мое сердце, что акционер этот липовый, которого мои ребятки по течению сплавили, как раз оттуда был — из Москвы, из ихней головной конторы.

— Да ничего подобного, — хладнокровно возразил рейдер. — Остынь, подполковник, ты, я вижу, от страха совсем голову потерял, вообще ни черта не соображаешь. Акционер этот что сказал? Правильно, что приехал в гости к Горчакову! Неужели ты думаешь, что я этого до сих пор не проверил?

— Ну? — подался к нему через стол Сарайкин.

— Хрен гну. Никакой он не акционер и к «Точмашу» не имеет ни малейшего отношения. По словам Горчакова, этот Ольшанский — его старый приятель. Работает у кого-то телохранителем, что и объясняет наличие у него определенных навыков. Когда мы заняли завод, у Горчакова хватило ума позвонить жене и сказать, что на территорию ворвались рейдеры. А та, дура набитая, не успокоилась, позвонив в твою ментовку, а для страховки набрала еще и номер Ольшанского — видимо, в расчете на то, что он поднимет в Москве какие-нибудь связи. Мы проверили ее телефон, вчера утром она действительно звонила в Москву. Правда, набранного номера нет ни в одной доступной базе данных, но это лишь подтверждает слова Горчакова: Ольшанский работал на кого-то, кто очень хорошо ему платил, и имел возможность получить скрытый номер. И то ли не сумел уговорить своего работодателя вмешаться, то ли просто переоценил свои возможности… Короче, он приехал сюда один, попер напролом, и теперь о нем можно с чистой совестью забыть — нет его, и куда подевался, никто не знает. Верно ведь?

— Это-то верно, — вздохнул Сарайкин. — Только как с головным офисом-то быть? Он ведь никуда не делся — где стоял, там и стоит!

— Забудь, — лаконично посоветовал рейдер. — Просто выкинь из головы, и все. Головной офис — не твоя забота. Мы тут уже битый час сидим, и много за это время сюда поступило звонков?

— Провода перекусить — дело нехитрое, — проворчал Сарайкин.

Вместо ответа рейдер снял трубку городского телефона и, протянув ее через стол к подполковнику, дал ему послушать протяжный гудок работающей линии. Когда монотонный писк сменился короткими гудками, он небрежно швырнул трубку обратно на рычаги.

— Убедился? Головной офис — не проблема. Если утечки информации не было по твоей линии, значит, ее не было вообще. Расслабься, подполковник, время у нас есть. Вечно сидеть тут, попивая директорский коньячок, конечно, не получится, но и на пятки нам пока никто не наступает. Как там в городе — спокойно?

— Да что город, — отмахнулся Сарайкин. — Быдло — оно и есть быдло: покуда режут не его, а соседа, ему и горя нет. Даже те, кто на заводе работает, в ус не дуют. Даже довольны: вкалывать не надо, а денежки за вынужденный простой капают. Лафа!

— Лафа, — согласился рейдер. — Мне бы так хоть недельку пожить.

— С тоски подохнешь, — предупредил Сарайкин.

— Можно подумать, подохнуть от пули намного приятнее, — фыркнул рейдер. — Предлагаю выпить за простой русский народ — за широту его натуры, за бесшабашную удаль, за готовность в любой момент, не жалея себя, придти на помощь соседу… Словом, за все те превосходные качества, которые приписывают поименованному народу господа литераторы, и которых я, честно говоря, в нем не наблюдаю. За наше простое русское быдло!

— За быдло, — поддержал предложенный тост подполковник.

Тост этот ему активно не нравился, поскольку, говоря о простом русском народе, рейдер наверняка подразумевал и его, подполковника Сарайкина. Более того, он явно был уверен, что Сарайкин по свойственной ему тупости даже не поймет, что его только что прямо в глаза обозвали быдлом. Нанесенное оскорбление, таким образом, было двойным; Сарайкин таких вещей не прощал никому, но время расплаты еще не настало, и он с готовностью подыгрывал рейдеру, как плутоватый официант подыгрывает и поддакивает подгуляв-тему клиенту, который заказывает все новые напитки и блюда, увеличивая уже и без того немалый счет. И, как запыхавшийся от беготни официант за полчаса до закрытия ресторана, подполковник Сарайкин суетился не просто так, а с вполне определенной, конкретной целью.

Они чокнулись, но выпить не успели: в дверь постучали, и шагнувший через порог боец в маске доложил:

— Товарищ полковник, там Горчаков к вам просится. Говорит, вспомнил, где может быть папка.

— Вспомнил, — с откровенной издевкой повторил Сарайкин.

Откуда-то послышался звук, напоминающий сердитое жужжание посаженного в спичечный коробок шмеля. Подполковник вздрогнул, сунул руку в карман, достал оттуда продолжающий басовито жужжать мобильник и, вглядевшись в светящийся дисплей, раздраженно ткнул пальцем в клавишу.

— Перетопчетесь, — мстительно сказал он, убирая замолчавший телефон обратно в карман кителя. — Не до вас мне нынче, господа хорошие.

— Ну, вот, — сказал заметно оживившийся и повеселевший рейдер, — а ты говоришь: не расколется… Раскололся как миленький! Готовь карманы, Анатолий Павлович: капуста созрела, пора шинковать!

— Пойду-ка я, пожалуй, — сказал Сарайкин. Встав из-за стола, он быстро опрокинул в разинутый рот рюмку и одернул китель. — Не надо, чтоб он нас вместе видел.

— Да какая раз… Впрочем, ты прав: мало ли, что? А вдруг за ним волшебник в голубом вертолете прилетит?

— Во-во, — с кривой ухмылкой поддакнул Сарайкин, надел фуражку и, убедившись, что кокарда находится точно над переносицей, вышел из кабинета.