Ищите женщину - Фридрих Незнанский Страница 47

…Жизнь налаживается. Пособие политэмигранта не позволяет роскошествовать, но мне хватает. Милейшая Нина Павловна, секретарша Рюрика, все еще продолжающего оказывать мне определенное покровительство, помогла снять неподалеку от их института в Бронксе сравнительно недорогое однокомнатное жилье с кухней и необходимыми удобствами. Меня это вполне устраивает. По дорогим ресторанам я и раньше не шлялся, а тут питаюсь в русском кафе, не без волнения слушаю родную речь, штудирую американский, поскольку мой английский они-то понимают, но я с трудом проникаю в суть их речи. Кроме того — пишу. Стараясь выбирать для воспоминаний эпизоды поострей.

Ах этот проклятый внутренний цензор!

Рюрик прочитал несколько десятков страниц, усмехнулся и в течение буквально пяти минут, с моей, конечно, помощью, предал моим несколько беспредметным разглагольствованиям остроту настоящего памфлета. Нет, конечно, он бесспорно бешено талантлив! Как я ему завидую!..

Первый успех!

Ко мне приезжала остроумнейшая женщина, представившаяся нью-йоркской корреспонденткой радиостанции «Свобода», — помню, помню я, с какой ненавистью там, у нас, плевались в адрес этого враждебного «голоса»! А вообще, я заметил, что мне пора бы уже кончать говорить «там, у нас», это нехорошо действует в той среде, в которой я теперь вращаюсь. Только — «у них»!

Ну так вот, эта милая Сьюзен легко, без всякого давления так раскрутила меня со всеми моими мемуарами, что получилось, с моей точки зрения, просто чудо, а не передача.

А когда она наконец прошла в эфире, мои новые коллеги сделали меня в буквальном смысле именинником!

Оказывается, они еще и платят хорошо! Я вспомнил свои гонорары за научные статьи… Убожество!..

…Я надеялся на возрастание интереса к моим экзерсисам, но, увы, вторая передача прошла с большой задержкой, которую мне объяснили необходимостью оценок более важных политических событий, а эфир, как известно, не безграничен. Юмор был в том, что это сказано мне — физику! Уж кому и знать-то…

А третья передача, вероятно, так и не будет услышана… у них. И значит, надо кончать заниматься чепухой, а переходить к делу. Гонорары меня расслабляют и подталкивают жить с непривычной мне распущенностью.

Сказал об этом Рюрику Алексеевичу, он обещал подумать и посоветоваться. С кем, очень мне интересно.

Время эйфории прошло, наступили будни. Михайлов стал для меня уже не Рюриком, а Рюриком Алексеевичем. Я сумел оценить его тактичность в этом, казалось бы, малозначительном вопросе. Он несколько раз подряд на людях назвал меня Игорем Владимировичем, хотя прежде звал Игорем и даже Игорьком. Я все понял.

…Меня вызвали в нью-йоркское отделение ФБР для беседы.

Обо мне им было, как я сразу увидел, известно практически все. Но интерес пожилой господин с явно крашеными волосами проявил лишь к одному аспекту моей прошлой жизни. Предложив считать нашу беседу доверительной и потому не подлежащей разглашению, — даже Михайлову? — спросил я наивно, на что он ответил категорически: да, даже ему, — джентльмен начал подробнейшим образом расспрашивать меня о работе в моем бывшем институте в Серпухове. Его интересовало буквально все. И из вопросов я понял, что им тут известны очень многие из наших отечественных научных разработок, которые в институте считались совершенно секретными и требовали таких допусков, что ни о каких посторонних там и речи быть не могло. Однако же…

Я, конечно, отстал за последние пять лет, украденных у меня тюрьмой и колонией, от новейших разработок в области атомного ядра. Но тем не менее, как мне показалось, крашеному джентльмену, довольно профессионально разбиравшемуся в физических проблемах, которыми в России занимался коллектив «закрытого» для прессы академика Прокопченко, понравились мои ответы и собственные суждения. Разумеется, Дмитрий Юрьевич просто убил бы меня за столь вольное толкование его так называемого «серпуховского эффекта», но что делать? Я вынужден был сохранять свое лицо. Ну а мой дотошный собеседник, видимо, принял некоторые мои «вольности» за критический взгляд на идеи мэтра.

Результат нашей «беседы» оказался совершенно неожиданным для меня и, как я понял, будет иметь столь же воодушевляющие последствия.

Не вдаваясь в существо моего разговора с джентльменом, который представился мне расхожим шпионским именем Джек Смит — а мог бы назваться немцем Мюллером или русским Ивановым, — Рюрик Алексеевич, зная лишь о самом факте этой встречи, сказал мне, что я выглядел достаточно убедительно, что, в свою очередь, вскоре будет иметь продолжение. И даже пригласил встретиться вечерком и поболтать за рюмкой водки — по-русски. Удивительно, я уже давно не мог рассчитывать на такую милость.

* * *

…Чудо, а иначе это и не назовешь, случилось. Второе чудо в моей жизни! Первое — это свобода.

Я получил официальное приглашение. Оно последовало из Бостона, в десятке верст от которого находится один из знаменитейших университетов мира — великий Гарвард! А вот рядом с ним другой, не менее замечательный очаг науки — Эм-ай-ти, как называют его американцы, — Массачусетский технологический институт. Письмо с просьбой к господину профессору И. Красновскому приехать для переговоров о возможном предоставлении работы, соответствующей научному профилю господина профессора, а также потребностям МАТ. А подписал письмо ко мне руководитель проекта, лауреат Нобелевской премии Роман Штейн.

Тот, кто занимается ядерной физикой, знает, что этот гениальный старик, чьи родители покинули Киев и приехали в Америку в поисках лучшей жизни еще перед Первой мировой войной, в настоящее время по праву считается одним из краеугольных, как говорится, столпов науки. И свою научную работу он вот уже многие годы, если не десятилетия, сочетает с преподавательской деятельностью. Я у себя еще слышал, что темой его разработок является создание какого-то кардинально нового вида вооружений. Естественно, все было закрыто, наша нынешняя разведка не могла отличиться высочайшими способностями, присущими их выдающимся предшественникам, в сороковых — пятидесятых годах осуществившим уникальную операцию «Энормоз», после которой Советский Союз стал второй ядерной державой мира. Великой ядерной державой.

И вот я получил приглашение патриарха!

Рюрик Алексеевич всем своим видом демонстрировал, что это дело его рук. Обычное дело. В конце концов, мы же земляки. Мы просто русские люди. А то, что мы на чужбине, так это лишний раз подчеркивает наш подлинный интернационализм, который определяется не узкими коммунистическими догмами, а стремлением слиться со всеми народами мира в чувстве общего гражданства. Синоним космополитизма.

Помню я, помню, эту маленькую черную книжку, найденную мной в словарном отделе библиотеки Прокопченко. Помню свое изумление по поводу совершенно неожиданной для меня трактовки этого термина, из-за огульного награждения которым многие и многие светлые головы проложили тот путь, по которому однажды довелось пройти и мне. Да, прочитал я тогда в Карманном словаре иностранных слов, выпущенном в 1907 году, следующее: «Космополитизм — распространение идеи отечества на весь мир; общечеловеческое гражданство или братство, нисколько не исключающее любви к собственному отечеству, — течение, противное узкому национализму».