Последний завет - Сэм Борн Страница 46

— Четыре с половиной тысячи лет.

— Это невероятно… волшебно… Просто сказка!

— Поможешь мне с ними?

— Каким образом?

— Я хочу, чтобы ты их продала с молотка. Ну… а я как бы куплю их. Давай… устрой это.

— Хочешь «отмыть» это чудо, не так ли?

— Люсинда, ты всегда отличалась умом и сообразительностью. За что я тебя и люблю.

— Ты меня не любишь, Генри, и никогда не любил. Но откажу я тебе вовсе не по этой причине.

— Люсинда!

— Как ни удивительно, но нам удалось несколько раз продать вещи, которые родом… оттуда. Но, во-первых, за сумасшедшие деньги, которые ты никогда не потянешь. Во-вторых, нам пришлось сочинять новую легенду, а новая легенда фактически убьет всю прелесть этих очаровательных… листиков, не так ли?

— Зачем сочинять легенду? Просто скажи, что сережки были приобретены у одного частного коллекционера в Иордании. Кстати, это правда.

— Мы оба с тобой отлично понимаем, что имеется в виду под этим «частный коллекционер в Иордании». Брось, Генри. Власти всех стран готовы распять вниз головой каждого, у кого отыщут за пазухой хоть что-нибудь… подобное. Обладание такой вещицей — это, выражаясь поэтически, как поцелуй смерти. Забудь.

Генри тупо разглядывал пузырьки тоника, которые поднимались со дна его стакана и лопались на поверхности.

— Черт бы побрал эту страну со всем, что когда-либо находилось в пределах ее границ, — медленно произнес он. — Что же мне, мать твою так, теперь делать? Мне нужно это продать, понимаешь? Очень нужно!

— В прежние времена я познакомила бы тебя с парой-тройкой очень богатых людей… Но времена изменились, Генри. История с нацистскими сокровищами для многих не прошла бесследно. И абсолютно все вынесли из нее для себя урок, который не забывается. До тех пор пока эти сережки не станут легальными, о чем будут свидетельствовать десятки, если не сотни, разных бумажек, ты их не продашь.

— Как бы ты поступила на моем месте?

— Я бы положила их себе под задницу и замерла, Генри. Надолго. Ничто не вечно под лупой. Все еще поменяется, и ты сможешь заработать на них состояние. Но не сейчас.

Генри долго не решался набрать номер Джафара аль-Наари. После разговора с Люсиндой он принял для храбрости еще два стаканчика и набросал в уме примерный план «объяснительной». Как всегда и бывает в таких случаях, весь этот план полетел к чертям собачьим — Генри спотыкался через каждое слово и никак не мог вытравить из своего голоса жалкие оправдательные нотки. Но свое главное сообщение он все-таки до старика донес: Джафару необходимо набраться терпения и довериться ему. Генри спрячет ценности в надежнейшем из мест — на Бонд-стрит или в одном частном банке. На усмотрение Джафара. И они будут лежать там, пока ветер не переменится.

— Джафар, только не думай, будто в других странах с тобой станут говорить по-другому, — сказал Генри в ответ на осторожный намек старого араба, что он может в любой момент попытать счастья через нью-йоркских дилеров. — Я наводил серьезные справки, поверь мне. Американцы наложили в штаны из-за всей этой истории еще больше, чем мы, англичане.

А в самом конце разговора Генри выдал и свою единственную хорошую новость. Черт с ними, с сережками, пусть пока полежат, а вот остальные вещички он, Генри, пожалуй, сумеет сбагрить. Нет, в телефонном разговоре он не готов раскрывать подробности. Он гарантирует, что глиняные таблички очень скоро найдут своего покупателя. И он лично отправится к нему.