Красное бикини и черные чулки - Елена Яковлева Страница 45

— Огромное вам пожалуйста, — отозвался Новейший и присовокупил, обернувшись: — А можно вас как-нибудь навестить?

— Как-нибудь… — я замялась. — Ну, как-нибудь, наверное, можно. Можно, если как-нибудь…

Я еще полминуты потопталась у машины, раздумывая, стоит ли возвращаться к разговору о разбитом мною бампере, но в конце концов решила, что поминать старое не в моих интересах, и захлопнула дверцу.

«Мерс» Новейшего плавно и торжественно вырулил со двора, я шагнула к подъезду и невольно закрылась рукавом, такой пронзительно яркий свет ударил мне в лицо.

— Это что еще за идиот! — отважно закричала я, покрываясь от страха липким потом.

* * *

— Это не идиот, это Дроздовский.

Ослепительная вспышка померкла, и я поняла, что это всего лишь автомобильные фары.

— Хоть ты и Дроздовский, а все равно идиот, — отозвалась я на голос, плохо ориентируясь в темноте.

— Ну и чего же ты не пришла? — обиженно засопел Дроздовский. — Сама договаривалась о встрече. Говорила, деньги нужны.

— Были нужны, — я поежилась на ветру, — а теперь все утряслось.

— Уж не тот ли, что на «мерине», подсобил? — язвительно осведомился Дроздовский.

— А тебе не все равно? — отбрила я его, но тут же спохватилась. Все-таки это я ему названивала, а не он мне, и деньги у него тоже я выклянчивала. — Ну ладно, извини. Честное пионерское, я так больше не буду.

— Извини, извини… — пробурчал Дроздовский. — Я тут, понимаешь, мотаюсь, как будто мне делать нечего… Думаю, может, случилось с ней что…

— Так ты что, не в первый раз приезжаешь, что ли? — осенило меня. — Ну прости, я правда закрутилась.

— Закрутилась… При такой-то жизни немудрено. — Дроздовский стоял надо мной суровый и насупленный, как туча. — Что, опять ротация кадров? Как говорится, свято место пусто не бывает.

— Ну ты говори, да не заговаривайся, — охладила я его пыл. — И вообще спасибо за заботу, не поминай лихом.

— Да я что. — Дроздовский попятился к своей тачке. — Я же так, по-дружески. Из самых добрых побуждений. Ты сама раскинь мозгами-то на досуге. Когда так много воздыхателей, немудрено и на мстительного нарваться. Или ревнивца. Подружка-то твоя заклятая тоже ведь очень неразборчива в личной жизни была, за что и поплатилась…

— Ты про что? Ты про кого? — кинулась я за Дроздовским, но он уже запрыгнул в автомобиль и надавил на газ. Я показала вслед ему язык, чего он, конечно же, не заметил в темноте, и с горечью констатировала, что с этого дня мой кредит в банке Дроздовского закрыт окончательно и бесповоротно.

Дома я первым делом подобрала злополучную вязанку белых лилий, которая все еще валялась в прихожей, распространяя свой противный сладкий запах по всей квартире, и, не взирая на позднее время, спустилась во двор и выбросила в мусорный контейнер. Вторым — позвонила Жанке и поинтересовалась, как себя чувствует Порфирий. Только, пожалуйста, не торопитесь падать в обморок от удивления, поскольку мною двигало вовсе не сострадание к этому обормоту, а всего лишь трезвый расчет. Ну кто, кроме него, объяснит мне, откуда взялись проклятущие белые лилии.

Жанка, которая торчала в больнице, порадовала меня сообщением, что Порфирий пошел на поправку, порозовел, что пульс у него шестьдесят, а не сорок и что, судя по некоторым признакам, его нездоровое клофелиновое забытье плавно перетекло в крепкий похмельный сон. Я и сама об этом догадалась, расслышав в трубке характерное похрапывание.

Теперь в принципе можно было бы и отдохнуть, если бы не свинство на кухонном столе. Пришлось мыть посуду и убираться после нашей с Жанкой трапезы, прерванной внезапным явлением Новейшего. С грехом пополам наведя марафет на кухне, я попила чайку, немного посмотрела телевизор и отправилась баиньки, тем более что глаза у меня в буквальном смысле слипались.

Но куда, спрашивается, подевался мой сон, когда я наконец удобно расположилась под одеялом? Уж не знаю, сколько времени я проворочалась, пока в голову мне лезли самые невероятные мысли на тему красного бикини, черных чулок, дальше можно не продолжать, вы и так уж, поди, наизусть знаете. Но, видимо, все это было как бы и в полусне, потому что утром я ничего из того, что мне грезилось ночью, не помнила. Только голова раскалывалась, будто меня на пару с Порфирием накачали клофелином. Впрочем, ни разу в жизни не пробовала клофелина, а потому не поручусь за точность сравнения.

Я вылезла из-под одеяла и, пошатываясь, поплелась в ванную, чтобы привести себя в чувство с помощью холодного душа. И уже кое-как очухавшись, разобралась, с чего меня так развезло. Лилии — чтоб им в аду гореть! Все дело в них! Выбросить-то я их выбросила, а квартиру не проветрила, дурища этакая! Запахнулась в халат и настежь раскрыла балконную дверь, а потом долго стучала зубами, жадно втягивая в себя свежий морозный воздух. Голова трещать перестала, зато появился насморк. Что касается настроения, то оно было хуже некуда, потому что долгожданный выходной начинался преотвратно.

Да и продолжился он тоже не ахти. А кончился вообще кошмарно. Но не стоит забегать вперед, сначала кое-какие подробности телеграфным стилем. Так вот, памятуя о наших с Жанкой вояжах по бельевым магазинам, я поставила перед собой задачу выяснить, откуда взялись белые лилии. Какой бы мерзавец мне их ни подкинул, Порфирий или кто другой, не в горшке же он их в самом деле вырастил. И не на приусадебном участке, учитывая, что на дворе не май.

Почти час я убила на то, чтобы добыть «Варвару» из-под снега и кое-как привести ее в чувство, дергая за все проводки подряд. Еще три — на то, чтобы объехать все известные мне в городе точки, торгующие цветами, включая рынки, но нигде ничего похожего на белые лилии не обнаружила. Повсюду были гвоздики в немереных количествах, длинно-будылые голландские розы да плоские, как блины, герберы. Я даже заговаривала с торговцами, интересовалась, почему такое однообразие, а те в ответ только недоуменно пожимали плечами, дескать, торгуем исключительно проверенным ходовым товаром и с неизменным упорством пытались всучить мне немыслимые синие хризантемы.

Можете не спрашивать, кем, а вернее, чем я себя чувствовала к вечеру. Разбитым корытом. Кстати, не удивлюсь, если тот, кто затеял со мной эту коварную игру, только того и добивался. Может, у него идефикс такая — довести меня до ручки. Или до мании преследования, как в добротном голливудском ужастике. Чтобы я шарахалась от собственной тени и в припадке безумного отчаяния всерьез размышляла, а не сама ли я себе все эти причиндалы и подкидываю?

И так я себя накрутила, мои уважаемые, что к собственной двери чуть не на полусогнутых подходила. Не то чтобы я так уж основательно рассматривала вероятность обнаружения на лестничной клетке пресловутого орехового гроба, однако ж некоторые опасения имела. А вдруг этот упырь мне другой какой знак подаст? В виде траурной ленты к погребальному венку, к примеру…

На мое счастье, под дверью ничего не было. Если не считать засохших собачьих экскрементов, оставленных старой таксой с шестого этажа. Хозяева так редко выводят бедняжку на улицу, что она частенько не выдерживает и опорожняется уже по дороге. Самих бы их подержать взаперти да на коротком поводке. Хотя нет, лучше не надо, а то тогда и ногу поставить негде будет.