Тайна предсказания - Филипп Ванденберг Страница 45

В ту августовскую субботу, после работы, Леберехт направился из строительного барака домой, чтобы смыть с себя пыль. Вдова Ауэрсвальд трогательно заботилась о нем, ухаживая, как за родным сыном, так что подчас эта материнская забота казалась ему даже чрезмерной. На первом этаже, рядом с кухней, она устроила для своего жильца что-то вроде купальни с деревянным ушатом и взялась дважды в неделю менять воду для купания (холодную, конечно). Это доставляло массу хлопот, ведь каждое ведро воды приходилось тащить от колодца на Отмели, что был в ста шагах от дома.

Смыв пыль и освежившись, Леберехт отправился в монастырь бенедиктинцев, сопровождаемый увещеваниями верной квартирной хозяйки не возвращаться опять так поздно.

Конечно, после тяжелого рабочего дня занятия были для Леберехта большой нагрузкой, а потому часто, вернувшись из аббатства, он, совершенно обессиленный, валился на кровать, не снимая платья, и сразу засыпал. Однако он скорее отказался бы от своего ремесла каменотеса, чем от этих занятий.

Треволнения последних недель в большей степени, чем хотелось бы, помешали ему исследовать послание отца в библиотеке аббатства. С тех пор как Леберехт поверил в определенные закономерности (его отцу и в самом деле нравились таинственные игры в прятки), его imprimus [45]мучил вопрос, зачем тот избрал столь странный способ для передачи своего послания, ведь существовал риск, что сын не обратит внимания на этот намек; secundo [46]его занимал вопрос, каков был смысл этого послания. Между тем у Леберехта сложились почти дружеские отношения с монахами Михельсберга. Братья считали умного подмастерья-каменотеса одним из своих, а аббат Люций втайне надеялся, что Леберехт еще может вступить в Ordo Sancti Benedict. [47]Лютгер, как и прежде, занимался с Леберехтом древними языками и античной философией, в то время как в брате Эммераме юноша нашел превосходного преподавателя естественных наук, геометрии и науки о звездах.

Но ни Лютгеру, с которым они ночами пьянствовали в "Кружке" и вели дискуссии о Боге и мире, ни дряхлому Эммераму, который больше не покидал аббатства (по собственному признанию монаха, из-за возраста), Леберехт не отважился довериться. Слишком часто во время чумы он видел, как те, кого почитали едва ли не святыми, обращались вдруг в чертей. Мир и благочестие, царившие во всех коридорах и залах аббатства, не вводили его в заблуждение.

Конечно же, Леберехт не стал сообщать монахам о том, что его вызывали к архиепископу и задавали там каверзные вопросы. Однако теперь он входил в аббатство не через центральные ворота, как прежде, а предпочитал утомительный подъем по ступеням от реки к саду, чтобы оттуда, никем не замеченным, пробраться к задней калитке, ведущей в монастырь, а уже затем — через внутренний двор — к библиотеке. Он чувствовал, что за ним наблюдают.

Поиски опасной книги были подобны путешествию, полному приключений. Они вели сквозь пространство и время, от земли к небесам, от Адама и Евы к тому времени, которое еще не пришло, то есть к будущему. С чего же начать? Tertia arca, по непонятным причинам интересовавшая его отца, вмещала около пятисот книг от пола и до самых сводов, причем порядок их размещения был такой же, как и на прочих arcae, где книги по отдельным отраслям науки и теории располагались не вертикально, по соседству друг с другом, а горизонтально, слоями — друг над другом. И этот порядок определялся не датой издания книги и ее ценностью, но форматом, так что самые большие книги располагались внизу, а меньшие — над ними.

Леберехт не сомневался, что его отец был знаком не только с открытой, внешней частью библиотеки, но знал и о тайных полках. А таинственность, которой он облек свое послание, позволяла заключить, что искомое находится не в официальной части, но с обратной стороны. Но и та включала около пятисот книг, а может, и больше, поскольку здесь были преимущественно книги компактные, малого формата.

Итак, Леберехт развернул к себе заднюю сторону третьей полки и в который раз начал разглядывать высящееся над ним тайное знание, заключенное в кожу и пергамент. Вначале он ограничился наблюдением, рассчитывая обнаружить здесь четкую закономерность, определенный порядок, который отличается от официальной системы расположения книг. Для сравнения он повернул вокруг своей оси и другие полки, расположенные слева и справа от нее.

Но сколько бы Леберехт ни углублялся в изучение грубых, шероховатых, бугристых, маркированных, а часто и неприметных гладких книжных корешков, ему не удалось обнаружить никакой системы или особенности, кроме той, что у каждой arca были свои приметы. Часто те книги, которые чем-то выделялись, будь то цвет, форма переплета или расположение на полке, при ближайшем рассмотрении оказывались безобидными; во всяком случае они не содержали тайного послания.

В своих рассуждениях Леберехт исходил из того, что определенные темы и отрасли науки можно исключить из области его исследований. Казалось очевидным, что ботаника и география, геометрия и философия вряд ли могут скрывать тайны, движущие миром. Все растения, яды и лекарства уже были перечислены в известных трудах. С тех пор как Христофор Колумб отплыл на Запад, а Васко да Гама на Восток, а потом оба оказались в Индии, на земном шаре больше не осталось белых пятен. Законы геометрии не менялись около двух тысяч лет, и то, что две параллели никогда не пересекутся, а пространство и время являются неизменными величинами, казалось столь же непреложным, как "аминь". Что касается философии, так она и без того достигла своих вершин благодаря Аристотелю. Ведь кто мог изречь большую житейскую мудрость, чем вот эта: "Следует предпочитать невозможное вероятное возможному, но маловероятному".