Цена вопроса. Том 1 - Александра Маринина Страница 44

– Ладно… – Еще одна слабая усмешка. – Ладно, Гудвин, расскажу тебе про законотворческую деятельность Радищева.

Роман вытаращил глаза от изумления.

– Про какую, про какую? – переспросил он недоверчиво.

Анна внимательно посмотрела на него, встала с вертящегося кресла, взяла со стеллажа книгу, ту самую, которую читала вечером.

– Слушай, Гудвин, ты вообще где учился-то?

– В Университете МВД, это бывшая Высшая школа милиции. Слыхала про такую?

– Слыхала. Ну и на кого, извини за выражение, тебя там выучили? На артиста? Или на художника-передвижника? Или все-таки на юриста?

– Мышонок, я понимаю твой сарказм, но у меня голова совсем мутная. Давай как-нибудь попроще, а? – миролюбиво попросил он. – Я уже понял, что Александр Иванович Радищев написал не только про путешествие из Петербурга в Москву, а, вероятно, еще что-то про право и законотворчество. Но мы в курсе истории государства и права этого не проходили. У нас там были Томас Мор, Кампанелла, Монтескье, еще были реформы Солона, но это совсем древнее. Короче, много кого мы изучали, а Радищева – точно нет. Просвети меня, если не трудно.

Анна начала рассказывать, то и дело заглядывая в раскрытую книгу, и в первые несколько мгновений Дзюба подумал, что наверняка сейчас уснет, потому что спать хотелось невыносимо и глаза закрывались, словно верхние веки магнитом притягивались к нижним. Он действительно начал проваливаться в дрему, но вдруг встрепенулся, стал слушать все более и более внимательно, не переставая удивляться: ну как же так? Это же азы той науки, которую называют криминологией! И никогда, насколько он помнил, ни в одном учебнике криминологии он не встречал ссылок на Радищева. Как это возможно? Оказывается, этот писатель и государственный деятель еще в 1801—1802 годах, то есть больше двухсот лет назад, четко разделил закон и правоприменительную деятельность, заявив: ни один, даже самый совершенный закон, не в состоянии сам по себе защитить гражданина от обмана и насилия, закон «не может всегда воспретить, чтоб человек не покусился на неправду, чтобы не впадал в преступление». Сколь законы ни мудры, а человеческие страсти делают мудрость их напрасною… И оказывается, акцент на профилактику преступлений и правонарушений вовсе не является гениальным достижением «советской криминологии», как гласили учебники; идея была сформулирована все тем же Радищевым: «Правило всякого законоположения, правило, долженствующее почитаться всегда аксиомою, есть: что лучше предупреждать преступления, нежели оные наказывать». Елки-палки! А судебная статистика? Это ведь тоже из трудов Радищева, который считал, что прежде чем заниматься изменением уголовных законов, нужно изучить преступность и судебную практику за предыдущие 100 лет, при этом предлагал вполне конкретные формы статистического учета, в которые вносились бы сведения о событии преступления, о причинах и условиях его совершения, о методах раскрытия, о предпринятых преступником способах избежать поимки и наказания, о квалификации содеянного, о судебном решении по делу. Стало быть, получается, что известные каждому оперу карточки первичного учета были придуманы и предложены больше двухсот лет назад?! И современные формы статистической отчетности тоже оттуда. Уму непостижимо! Да… Придуманы, предложены, но не внедрены в практику… Или внедрены, просто об этом не принято говорить, потому что на протяжении семидесяти лет все должны были считать, что при царизме в России не было вообще ничего хорошего и умного, кроме великой русской литературы, обличающей этот самый царизм, а все хорошее, умное и передовое придумали под руководством коммунистов? Черт его знает…

Анна продолжала рассказывать, стараясь избегать тяжеловесных оборотов первоисточника и заменяя многие слова более современными терминами. Выяснилось, что и социология права – тоже из Радищева. Он настаивал на том, что необходимо изучать причины нарушений законов, чтобы точно понимать, связаны они с нравами, обычаями и умонастроениями, «или корень свой влекут из проходящих обстоятельств, от нечаянности, от худого или ложного о вещах понятия», иными словами, «сии причины суть всегдашни и общи или временные и частные».

Очнулся Дзюба только тогда, когда Анна заявила:

– Лекция окончена, господа студенты и вольнослушатели могут выйти на перерыв. Если студент Гудвин собирается еще поработать, то предлагаю все-таки пойти выпить чаю.

Он с готовностью поднялся и пошел следом за Анной на кухню.

– Самообслуживайся, – она кивком указала на холодильник. – Я пока чай заварю.

Роман сделал бутерброды на двоих, уселся за стол.

– Так это ты реферат по Радищеву сейчас строчила? – спросил он.

– Реферат я давно написала, вечером еще. Сейчас я для Аркадия Михайловича текст пишу. Он тебе, наверное, говорил: он мне дает фактический материал, я делаю из него публицистику, а наши журналисты эти тексты размещают в своих изданиях и блогах, но уже под своими именами. Они известные, их публика любит и им доверяет, поэтому сказанное ими воспринимается с большим доверием.

– Аркадий говорил, что у тебя тоже блог, – заметил Роман.

– Это само собой. Но он рассчитан на другую аудиторию. У меня такая фишка: я каждый будний день смотрю наше местное ток-шоу и делаю в своем блоге критический разбор. Такой, знаешь, для дамочек и девиц: кто какую глупость сказал, кто как был одет, как выглядел, как неудачно повернулся. Можно было бы, конечно, работать с каким-нибудь федеральным шоу, но моя задача – охватить население конкретно нашего города, а нашим жителям намного интереснее смотреть и слушать про то, что происходит у нас, а не где-то там в столицах. Честно сказать, я сама не ожидала, что в населении такое огромное количество людей, которые любят смаковать чужие ошибки и промахи. Ну просто хлебом их не корми – дай посудачить о том, что кто-то неудачную пластику сделал, платье не того цвета надел, глупость ляпнул. В общем, на этом я и играю. Каждый день пишу в блоге про это ток-шоу, а между делом вставляю информацию о том, что нужно для программы. Ну вот например: на героине платье, на платье пятно, явно она поленилась воспользоваться услугами химчистки, а кстати, милые дамы, в нашем городе один человек сдал вещи в чистку, получил испорченными, обращался во все инстанции вплоть до суда, а результата никакого – и далее везде. Два абзаца про шоу – пять про «а кстати».

Значит, вот что она смотрела в компьютере, когда надевала наушники! Занятно. Но оригинально.

– А для Аркадия о чем пишешь сейчас?

– О том же, о чем обычно: о том, что человеку, ставшему жертвой преступления, очень трудно добиться возбуждения уголовного дела. Как правило, Аркадий Михайлович дает мне конкретные факты с именами и датами, а я делаю из этого статью. А сегодня он дал мне официальную статистику из Генпрокуратуры, вот я с ней и ковыряюсь. Но она тоже корявая, на нее опираться нельзя. Вот скажи мне как полицейский: в полиции часто отказывают в возбуждении уголовного дела?

– Сплошь и рядом, – кивнул Дзюба. – А какие там цифры у Генпрокуратуры?

– Цифры странные, я поэтому и спрашиваю. Смотри: в четырнадцатом году выявлено больше тысячи случаев неправомерных отказов, в пятнадцатом – больше двух тысяч, а в шестнадцатом – всего пятьсот с хвостиком. Получается, что полиция наглела-наглела прямо на глазах, а потом взяла и в один момент перевоспиталась. Разве так бывает?