Тайна Овального кабинета - Николай Чергинец Страница 44

— Да, Джон. Я намерен завтра же встретиться с этими сучками, а затем с адвокатом Богарт — Барбарой Декарт. Она — умный и знающий юрист. У меня создалось впечатление, что с ней можно договориться. Ее главная цель — не импичмент Президента, а деньги для ее клиентов.

— А может, мне встретиться с президентом фонда Элизабет Богарт? Я поговорил бы с ней доверительно и откровенно, пообещал бы помощь и поддержку фонду. Как ты думаешь, какова была бы реакция?

Джонсон задумался, пауза затягивалась, и Президент спросил:

— Что-нибудь выпить хочешь?

— Нет, благодарю, — сказал Джонсон и ответил на предыдущий вопрос. — Я думаю, что пока тебе встречаться не следует. Мы не знаем, в каких отношениях Богарт с прокурором Гордоном. Твоя встреча с ней может быть истолкована по-разному.

— Что, может, и ее мне припишут?

— И это нельзя исключать. Тем более что Богарт весьма привлекательная дама. — Джонсон улыбнулся. — Кто знает, а вдруг ты ее решишь трахнуть, после чего она с удовольствием пополнит список обиженных на тебя женщин.

— Да, тут ты, пожалуй, прав. От женщин все, что угодно, можно ожидать. Хорошо, Андрис, ты действуй по своему плану. Я согласен с тобой, скандал начинается. Я подумаю, что смогу предпринять, чтобы снизить его накал. Благодарю тебя!

Адвокат, пожав руку Президенту, удалился. Макоули остался один. Его рука непроизвольно потянулась к газетам. В каждой из них он нашел злополучные статьи. Швырнув газеты на стол, он откинулся на высокую спинку кресла и глубоко задумался. Он попытался понять, почему в его стране все устроено так, что любой гражданин должен знать о Президенте все: и сколько раз он спит с женой, и с кем спит на стороне. Подавай им все, даже сообщи габариты своего члена. Почему человек, созданный Богом для размножения, должен быть под таким жестким, постоянным контролем других людей, которые чаще всего ведут себя так же? Не слишком ли увлеклось американское общество поиском любовных утех Президента?

Макоули вспомнил одну статью в журнале, которая его насторожила. Описывалось, как один журналист брал интервью на улицах Нью-Йорка. Он спрашивал прохожих, при какой температуре кипит и замерзает вода, сколько планет в Солнечной системе. Ни один из тридцати опрошенных не смог правильно ответить хотя бы на один вопрос. Правда, тридцать первым прохожим оказался европеец, он ответил правильно про планеты и воду. Малолетних янки обучают правилам дорожного движения, простейшим навыкам труда, элементарному счету. К концу школьного курса американец усваивает, что такое биссектриса. И мы после этого хотим, чтобы они были терпимы к чужим слабостям?

Мы довели вопросы половых сношений до абсурда. У нас же есть штаты, закон которых запрещает некоторые фантазии в отношении мужчин и женщин. Если застукают хотя бы с собственной женой, посадят в тюрьму. Так там американцы борются за нравственность друг с другом. Такие мы демократы. «Я думаю, что это безнравственно, поэтому тебе это делать нельзя» — вот неотъемлемый принцип их нравственности. Почему отношение к сексу стало лакмусовой бумажкой демократичности страны? Почему у нас в стране слово «секс» смыслово находится в одном ряду со словом «грязь», «непристойность»? Наши люди с детства вырастают тормознутыми на этом деле. Только этим можно объяснить тот факт, что в США на сто тысяч населения приходится почти в 10 раз больше серийных сексуальных маньяков-убийц, чем в других странах. Это не случайное совпадение. Это уже по-другому объясняется: дети с детства видят на экранах кровь, насилие, отрубленные головы. Все это — везде: и в документальных съемках, и в художественных фильмах, и в мультфильмах. А сиськи голой не видят — нельзя! Поэтому и сублимируется в насилие сексуальное желание, которое подсознательно воспринимается как нечто более стыдное, неприличное и грязное, чем убийство. Серийный маньяк борется за чистоту нации и общества, убивая женщин, которые все поголовно — грязные шлюхи.

Макоули непроизвольно улыбнулся, вспомнив, как по телевизору показывали фильм о вскрытии мертвого инопланетянина. Американская цензура нравственности «прикрыла» половые органы пришельца позорными квадратиками.

— Господи, — воскликнул вслух Президент, — если это целомудрие, то что такое идиотизм? — Он потянулся к переговорному устройству и промолвил: — Миссис Мискури!

— Да, мистер Президент.

— Вы бы не могли приготовить чашечку кофе?

— Конечно, мистер Президент. Через несколько минут я принесу.

Макоули снова потянулся к газетам, но передумал и продолжил свои размышления:

«Да, взрослым американцам с большим трудом, но удается выздороветь от такого «воспитания», но как легко у них, особенно у женщин, восстанавливаются уроки воспитания, когда они пожелают унизить и отомстить мужчине, с которым когда-то с удовольствием ложились в постель и трахались с огромным наслаждением…»

Его размышления прервала миссис Мискури, которая внесла в кабинет небольшой поднос с чашкой кофе. Она поставила кофе на стол перед Президентом и, услышав «благодарю», повернулась и направилась к выходу. Но ее вдруг остановил Президент.

— Миссис Мискури, вы читали сегодняшнюю прессу?

— Да, мистер Президент.

— Ну и как вам нравится атака на меня?

— Это атака не только на вас, мистер Президент, это атака на нашу страну, — она повернулась лицом к Президенту и, держа поднос в левой руке, правой притронулась к подбородку. — Я не представляю себе женщину, которая могла бы снизойти до такой низости.

— Но они же убеждают, что они занимались любовью с будущим Президентом.

— Ну и что? Если это и было у них когда-либо, то дело их двоих, а не прессы. По-моему, вы, мистер Президент, должны просто игнорировать этот бред, — она вдруг смутилась и, опустив глаза, произнесла: — Простите меня.

— Спасибо, Ева! — прочувственно сказал Президент и неожиданно добавил: — Возьмите для себя кофе и приходите сюда, поболтаем.