Дети Хроноса - Питер Аспе Страница 39

Он налил Ван-Ину огромную рюмку. Это была испытанная практика, которая почти всегда срабатывала. Во Фландрии еда и выпивка являлись самой дешевой формой коррупции. Ван-Ин узнал этот прием. Он подумал о Линде Артс. Он понимал, почему она сломалась. Ночь в полицейской камере была для нее жутким опытом. Кроме того, ее муж дал стрекача с ее сбережениями. Несмотря на то что Ван-Ин не считал себя алкоголиком, напиток цвета амбры имел для него странную силу притяжения. «От одной рюмки ничего плохого не будет», – решил он.

– Об этом я ничего не могу сказать, господин Мёус, но мы располагаем показаниями, которые позволяют полагать, что…

Мёус сунул ему рюмку.

– Ваше здоровье, комиссар.

Ван-Ин сделал глоток. На прошлой неделе из-за этого греха он бы мучился угрызениями совести. Сегодня он наслаждался вкусом дерева и огня.

– Если я правильно понимаю, это неофициальный разговор, – сказал Мёус.

Ван-Ин кивнул. Он чувствовал себя словно кучер, который теряет контроль над своей упряжкой. Ничего страшного, если лошадь понесет.

– Ну и хорошо, – улыбнулся Мёус. – Иначе мне бы пришлось посоветоваться со своим адвокатом.

Он победоносно пригубил рюмку. Подлый взгляд его змеиных глаз отрезвил Ван-Ина.

– Я задаюсь вопросом, что бы ваш адвокат вам посоветовал, если бы я показал ему видеозаписи, господин Мёус. Если, конечно, ваша жена не возражает, что ее муж временами тайком проказничает.

Ван-Ин блефовал, но то, каким образом Мёус держал рюмку, говорило о многом. Суставы пальцев стали белыми, как мел. Похоже, комиссар попал в цель.

– Видеозаписи, комиссар?

– Каждый женатый мужчина иногда спускает штаны, Мёус. Я не могу себе представить, что рабы государственной казны являются исключением.

Мёус сосредоточился на «Отарде» и жадно пил приманку, которую он выставил для копа.

– Все это было так давно, комиссар, – произнес Мёус немного погодя. – Я был там максимум раза два.

– Два раза?

Люди всегда лгут постепенно. Они думают, что дешевле отделаются, если преуменьшат частоту своих проступков.

– Вы имеете в виду два раза в месяц, – строго уточнил Ван-Ин.

Главный контролер сделал еще глоток превосходного «Отарда». Казалось, будто он пьет лимонад. Мёус в отчаянии задавал себе вопрос, как выбраться из этой ситуации с наименьшими потерями.

– Но речь вообще-то идет не об этом, Мёус. Меня больше интересуют Провост и Брэйс.

Мёусу стало явно трудно. Его змеиные глаза сузились и превратились в тонкие бесцветные щелочки. Он знал, что в восьмидесятых годах в Love были проблемы. Вандале внезапно закрыл клуб, и ходили слухи, что там случилось нечто ужасное. Тогда прозвучали имена Провоста и Брэйса, и прошел целый год, прежде чем деятельность возобновили в другом месте.

– Вы должны понимать, что мы, чиновники, не святые. Иногда нам приходится вести себя прагматично.

Ван-Ин заставлял коньяк вальсировать в рюмке, как истинный знаток, вдыхая аромат напитка.

– Вы имеете в виду, что государственной казне всегда приходится что-то улаживать?

Мёус старался как можно лучше себя защитить. Ложь прорвалась, как перезревший гнойник.

– Иногда мы должны учитывать и другие факторы, – произнес он осторожно.

– Такие как…

Ван-Ин мог позволить себе замашки инквизитора. Ведь его выдающиеся предшественники доказали, что один только показ орудия пытки производил не меньший эффект, чем его использование.

– Рабочие места, комиссар. Если бы мы оценивали каждую компанию на все сто процентов, тогда…

– Тогда что?

Мёус налил себе новую рюмку. Ван-Ину нравилось, что главный контролер попался в собственную ловушку.

– Каждый знает, что налоговая нагрузка в нашей стране чрезвычайно высока. Поэтому мы получаем задание не проявлять чрезмерную строгость в отношении мелкого мошенничества. По крайней мере, так было в прошлом.

– И в обмен на это молчание вы могли в установленное время бесплатно трахаться в Love?

Ван-Ин сам взял бутылку и демонстративно налил себе вторую рюмку коньяка. «Можно отпраздновать победу», – подумал он. Мёус напоминал ему персонажа из фильма Феллини. Главный контролер был не чем другим, как колышущейся кучей жира в аккуратном костюме.

– Тогда это не было необычным, – посетовал Мёус. – В восьмидесятых годах такая практика была допустима.

– То есть со временем вы исправились, – цинично заметил Ван-Ин.

Мёус посмотрел на него умоляюще, как свинья, которая стоит лицом к лицу с мясником.

– Вы, вероятно, не можете мне ничего рассказать о Брэйсе и Провосте?

Мёус стремительно покачал головой. Одно слово о Брэйсе означало конец его карьере в Федеральном финансовом ведомстве.

– Возможно, о Верворте?

Мёус смотрел в пространство пустым взглядом. Верворт был динамитом. Он много лет назад обратил на это внимание Вандале.

– Вы же знаете господина Верворта. Если я не ошибаюсь, он член совета правления НКО «Собственная помощь», и, согласно данным, которыми я располагаю, вы тоже заседаете в этом совете правления.

Ван-Ин оставил это замечание напоследок. Болтовня об убийстве Провоста служила лишь для того, чтобы сломить Мёуса.

– Верно, комиссар.

Чиновник стиснул зубы. Так он был похож на кобру больше всего.

– НКО – это инициатива господина Вандале. Цель организации – поддержка нуждающихся.

– Своих людей?

– Каждый фламандец, попавший в беду, может к нам обратиться.

– Без каких-либо условий?

– Без каких-либо условий, – подтвердил Мёус. – Разумеется, рассказ клиента проверяется, чтобы помощь не оказывалась тунеядцам.

Мёус сглотнул. Его кадык отреагировал почти незаметно. Лучше бы он не произносил слово «тунеядцы».

– Странно, – удивился Ван-Ин. – Я слышал, что тот, кто хочет получить помощь НКО, должен иметь карточку члена VLOK.

Это была обоснованная догадка. Ван-Ин не располагал никакими доказательствами того, что НКО оказывало помощь на основе идеологических предпочтений.

– Об этом и речи быть не может, комиссар. VLOK – это политическое движение, с которым мы сотрудничаем. Но я, конечно, не могу отрицать, что немало людей, которым мы помогаем, спонтанно присоединяются к этому движению.

Ван-Ин знал, как можно выиграть.

– Господин Мёус, вы ревизионист?

Главному контролеру явно стало душно. Изогнутая вена на его лбу заметно вспухла.

– Я не обязан отвечать на этот вопрос, – сказал он покорно.