Смерть и немного любви - Александра Маринина Страница 39

– Вот-вот, слово в слово, – подхватил Селуянов, –он так и сказал. Кстати, никаких связей Латышева с работниками загсов я необнаружил. Так что если мы с тобой собираемся его разрабатывать как основногоподозреваемого, то надо будет в первую очередь заняться именно этим. А у тебякакие новости?

– А у меня Вероника Матвеевна, – тяжело вздохнулКоротков. – Непонятная особа. Вот послушай, я тебе расскажу, что сумелузнать. Родилась в 1925 году в семье крупного архитектора. Росла в достатке,холе и неге. Поступила в медицинский институт, стала врачом-отоларингологом.Замужем не была. Отец ее умер в 1956 году, мать – в 1963-м. Осталась одна вогромной роскошной квартире, набитой книгами, картинами и антиквариатом. В 1968году рожает сына Валерика, при этом никто не знает, от кого. У нее были двеблизкие подруги, которые, наверное, знали, кто отец мальчика, но они ужеумерли, одна – в прошлом году, другая – четыре года назад, так что спросить мнене у кого. А просто бывшие соседки и бывшие коллеги по работе, разумеется, незнают. Спрашивать не принято, если сама не рассказывает. Так вот, жила себеВероника Матвеевна в своей антикварной квартире до 1985 года, растила Валерика,а потом вдруг как шлея ей под хвост попала. Стала переезжать с квартиры наквартиру, причем каждая следующая – меньше и хуже предыдущей.

– Обмен с доплатой? – предположил Селуянов.

– Очень похоже, – кивнул Юра. – Встаетзаконным образом вопрос: на что нужны деньги? Если учесть, что первый переездсостоялся, когда Валерию было семнадцать лет, можно предположить, что деньгибыли нужны на большую взятку. Чтобы уберечь мальчика от армии или устроить егов институт, что, впрочем, одно и то же.

– Погоди, но ведь ей-то в это время уже былошестьдесят? Верно? Тогда ни о какой армии и речь не шла, он был единственнымсыном престарелой матери и подлежал освобождению от службы.

– Ах, черт, я и забыл совсем про этот закон, –досадливо поморщился Коротков. – Значит, все мои рассуждения отбрасываем всторону и начинаем сначала. Зачем ей в 1985 году вдруг срочно понадобилисьденьги? И такие большие.

– Или она хотела от кого-то скрыться, сменить местожительства. Ты не помнишь, куда она в первый раз переехала?

– У меня в куртке, в нагрудном кармане, блокнот,притащи, будь добр. Там записано.

Николай принес куртку и на глазах у Короткова вытащилсправку, которую сам же оставлял ему два дня назад на столе в кабинете.

– Странно, – он пожал плечами, – жилашестьдесят лет в одном и том же доме и вдруг переезжает буквально на соседнююулицу.

– Точно?

Коротков опустил нож, которым помешивал на сковородежарящийся лук, и уставился на друга.

– Ты уверен, что ее новый адрес – это соседняяулица? – переспросил он.

– Да точно, точно. Три минуты средним шагом. Не веришь– поехали, покажу.

Коротков верил. Коля Селуянов знал Москву как собственнуюквартиру, поэтому на его слова можно было полагаться полностью.

– Значит, она не скрывалась, – задумчивопробормотал Юра, слизывая с ножа приставшие к лезвию золотистые кусочкилука. – Значит, Коляныч, это все-таки деньги. Но не на освобождение отармии и не на институт. Тогда на что же? Валерик совершил преступление, и нужнобыло откупиться от потерпевших или дать взятку следователю?

Несколько минут они молчали, потому что Коротков приступил ктонкой и требующей сосредоточенности процедуре – приготовлению маринада.Поскольку мерных стаканчиков в хозяйстве у Селуянова не водилось, отмериватьвсе ингредиенты приходилось на глазок. Тут уж никакие посторонние разговоры недопускались.

Соорудив маринад, Юра положил в него аккуратно нарезанное ипредварительно отбитое мясо и засек время.

– Отбивные по-таджикски должны мариноваться ровно сорокпять минут, – объявил он. – Это будет наше второе горячее блюдо. Апервое будет готово через десять минут.

– А что на первое? – ерзая от нетерпения, спросилКоля.

– Рагу из десяти разных овощей. Не бойся, тебепонравится, это вкусно. Так вот, вернемся к моей старушонке. Оставим покаоткрытым вопрос о деньгах и поглядим, чем она занимается сегодня. А сегодня,друг мой сердечный Селуянов, она, во-первых, не хочет, чтобы ее сын женился наЭлене Бартош, причем не хочет без всяких разумных объяснений, а во-вторых,зачем-то ездит к черту на кулички, аж в Люберцы, и вступает в непонятные мнеконтакты с дважды судимым алкоголиком Павлом Смитиенко.

– С кем, с кем?! – вдруг переспросил Селуянов, отнеожиданности стряхивая пепел с сигареты не в пепельницу, а в стакан сминеральной водой. – С Пашей Смитиенко?

– Ну да. А ты его знаешь?

– Да ты что, Юрок, забыл? Ты сам его знаешь. Не можетбыть, чтобы ты не помнил. Восьмидесятый год, нас же всех свидетелями вызывали,потому что мы все его знали. Ну, вспомнил?

– Ох ты, елки-палки!

Коротков тяжело опустился на стул, отирая руки о фартук.

– Так это тот самый?

– Ну да. Смитиенко.

– Как же я фамилию-то забыл. Ну надо же! Точно, теперь вспоминаю,Павел Смитиенко. Господи, гадость-то какая! – Он брезгливопоморщился. – Как вспомню – так тошнота подкатывает. И что общего можетбыть у такого омерзительного типа с пенсионеркой, бывшим врачом, дочерьюкрупного архитектора?

– Заказ? – высказал догадку Николай. – Оназаказала ему сорвать свадьбу сына?

– Возможно. Только зачем? Почему ей до такой степени нехочется, чтобы он женился на Элене? Впрочем, если Смитиенко действительноалкаш, то вытянуть из него правду – дело двух минут. Завтра с утречка и поеду,буду поить его дармовой водкой.

– Я с тобой, – решительно отозвался Селуянов.

– Это зачем? – удивился Юра. – Я и одинсправлюсь, труд невелик.

– Так любопытство ж разбирает, – улыбнулсяНиколай. – Да и на Пашку посмотреть хочется, столько лет его не видел.

– Ладно, – согласился Коротков, – поехаливместе.

Они поужинали, выпив вдвоем бутылку водки, из которой надолю Короткова пришлось чуть меньше трети. Потом еще долго сидели на кухне,словно за рабочую неделю не успели наговориться. Коля тосковал о детях и сненавистью вспоминал о жене-предательнице. Юра сетовал на то, что не можетбросить свою Ляльку, оставив ее одну с сыном и парализованной матерью. Иконечно же, обсуждали странное запутанное дело о двух убийствах невест и двуходинаковых записках, полученных накануне убийств совсем другими невестами. Иоба они вместе периодически вздыхали:

– Жаль, что Аська в отпуске! Она бы разобралась…

* * *

Воскресенье, которое для Насти Каменской обещало быть днемнеспешным и ленивым, неожиданно обернулось сплошной напряженкой. Сначалапозвонила ее мать, Надежда Ростиславовна. Настя с Алексеем должны были сегодняидти на воскресный обед к ней и Настиному отчиму, но планы, как выяснилось,переменились. Леонид Петрович был срочно вызван на работу, в юридическийинститут, где преподавал криминалистику. Скоропостижно скончался один изруководителей института, и нужно было организовывать похороны и поминки, а послучаю воскресенья почти никого найти не удалось.