Картонные стены - Полина Елизарова Страница 39

– А по какой причине?

– Не знаю. Это у них в порядке вещей. Навряд ли из-за Алины, она бы мне рассказала.

– Но Аглая Денисовна не приехала, а заявилась за внуком сегодня. Может, они уже знают? Андрей мог с ними поделиться тем, что здесь происходит?

– Не знают. Если бы она знала, что Алины нет дома с понедельника, устроила бы тут пипец… – наконец включилась в разговор Жанна. – Где Алина, ей, я думаю, по большому счету начхать, но был бы повод!

– Что вы ей сказали?

– Сказала, что у Алины проблемы со здоровьем, она поехала в санаторий и пока не выходит на связь… А что еще я могла сказать?

– И как она на это среагировала?

– Да пофиг ей Алина и ее здоровье, и сын пофиг! В этой семье каждый сам по себе, неужели вы не поняли?! И внук ей особо не нужен, захочу – возьму, захочу – не возьму. Она его в гольф играть учит. Появился какой-то новый гуру, она и засуетилась, примчалась забрать Тошку, чтобы водить к нему на занятия. Еще сказала, что костюм ему новый купила для гольфа. Кстати, Алина поддерживала тему с гольфом. Она ее почти во всех закидонах поддерживала!

– Почему?

– Вероятно, хотела нравиться. До такой степени старалась, что даже дизайн в доме сделала под ее допотопный вкус.

– Оценила?

– Да по фиг ей.

– Понятно.

У Самоваровой неприятно кольнуло в груди. Что это такое, когда в благополучной с виду семье каждый сам по себе, ей было хорошо известно.

Она подумала про свою Аньку, которую, по сути, годами избегала, демонстрируя в общении с ней лишь внешнюю, во многом показную, что называется, для очистки совести, заботу.

Французский, музыка.

Пришла-ушла…

Здорова – и слава богу!

Не так посмотрела – не то сказала…

Пустое и суетное, незаметно образовав в их доме толстенную ледяную корку, наглухо закрыло их души друг от друга.

Встреча с Валерием Павловичем помогла Самоваровой многое переосмыслить, в том числе и отношения с дочерью.

Но не будь этой встречи, так бы все и осталось! И сейчас, вместо милых ежедневных смайликов и коротких, но искренних отписок о своих (в том числе любовных) делах, Самоварова, как и долгие годы прежде, получала бы лишь дежурное «нормально» в ответ на все свои вопросы. О том, где и с кем ее дочь, а главное – чем она живет в эти дни, в эти минуты, знал бы кто угодно, но только не она…

– Как вы считаете, почему она хотела ей нравиться? – почти машинально спросила Варвара Сергеевна, выпутываясь из неприятных дум.

– Господи, Варвара Сергеевна! Сами не понимаете? Алинке удалось выйти замуж за приличного, по меркам общества, человека, сына она родила, дворец вот построила… Думаю, что стать похожей на Аглаю Денисовну было следующим этапом ее честолюбивых планов. Аглая, хоть и сука, типа, олицетворяет собой женский успех! Не на мать же свою Алинка хотела походить?!

– Вы что-то знаете об этом? – включилась Самоварова.

– А, – Жанна махнула рукой и, прежде чем ответить, какое-то время размышляла. – Если вы про вчерашний наезд Андрея, то нет, я не знала, что мамашка жива! А то, что Алина всю дорогу из-за нее страдала, знала… Даже не так – чувствовала. У нас в клубе большая часть девок – понаехавшие. И почти все они, что на Новый год, что на Пасху, к своим, к родне соскакивали. А мы с ней, как два одиночества, сверхурочно работали. И после отмечали – когда вдвоем, когда еще с кем… У меня-то понятно – отец давно умер, мать осталась в Ростове, и отношения с ней после моего развода и отъезда в Москву ограничиваются тем, что я ей деньги раз в месяц отправляю да звоню пару раз в неделю. У меня брат есть старший, тоже в Ростове живет, алкаш конченый… Так с этим соракапятилетним придурком мать как с младенцем возится: «Витечка-Витечка!». А со мной… Как только я осталась без работы и перестала отправлять им деньги, сквозь зубы начала разговаривать… Но какими бы ни были мои гребаные родственнички – они реальные, живые люди! Я говорю и с ними, и о них, а Алинка о своих – практически ни слова. Так, иногда вспоминала что-то несущественное из детства… Вроде и проведать иногда ездила, но ничего потом не рассказывала, а я в душу не лезла.

– Жанна, все это печально, но давайте вернемся к Аглае Денисовне.

– А че с ней?! Реально успешная тетка: всю дорогу замужем за жирным чиновником-генералом, квартира в центре, машины-шубы, серебришко-фарфор-паркет, и Ахматова с Цветаевой, для фона, на журнальном столике. Алинка мне с придыханием про это рассказывала! А вообще Андреева мамаша всегда жила, как хотела, то есть – для себя…

– Чтобы жить для себя, вовсе не обязательно выходить замуж. Тем более рожать ребенка, – глухо уронила Самоварова.

Ее собственная семейная жизнь, как на ускоренной перемотке, быстро пронеслась перед глазами.

Она-то большую часть жизни не для себя жила, а для работы и семьи! Именно в такой последовательности…

– Вы правы. В наше время это уже не обязательно. – Почувствовав перемену в настроении собеседницы, Жанна высвободилась из-под руки Самоваровой и внимательно на нее посмотрела.

– Время всегда одинаково. – Глядя Жанне в глаза, сухо произнесла Варвара Сергеевна.

– Но лодку-то уже раскачали до предела! Сидят, сороки, и со всех сторон орут, что, мол, у нас теперь свобода выбора! Какого, к черту, выбора, если мы даже не щупали то, из чего выбирать? Ведь именно ваше поколение: матери, учителя, соседки, внушали нам, тем, кому не посчастливилось родиться в Советском Союзе, что в двадцать надо обязательно выйти замуж, родить до тридцати, а потом терпеть, терпеть, терпеть! – горячилась она. – А теперь вот кто-то задал новый курс, и нам, затюканным и уставшим от беготни за мужиками, пеняют на то, что установки эти неправильные! Типа, женщина – тоже человек и терпеть, мол, ничего и никого не должна! И сексом, которого тогда не было, теперь можно заниматься с кем угодно, а главное – в свое удовольствие! Слава богу, я, в отличие от Алинки, еще не наглоталась до кучи книжной пыли про тонкие чувства! С таким винегретом в башке не то что жить – думать иной раз затруднительно… Замуж я, как положено, в двадцать вышла, через год родила, все было вроде бы правильно, да не сложилось… Теперь вот живу как умею. И к матери не езжу потому, что в ее замшелом провинциальном мирке на меня всякий раз зырят как на нахрапистую столичную шалаву. Что мать, что тетка, насквозь пропахшие капустным рассолом и предрассудками, уже с порога, глазами задают один и тот же мудовый вопрос: «Ну, че, жениха-то столичного подцепила?». А здесь, в сердце прогресса, я снова дура, потому что все еще, ептыть, не теряю надежды его найти… И секса хочу по любви, а не потому, что давно пора замуж, и не потому, что не надо себе ни в чем отказывать. А как нынче правильно, чтобы не чувствовать себя кругом дурой, никому не известно! – выпалив все это на одном дыхании, Жанна как будто сдулась и схватилась за чашку, из которой недавно пил свой кофе Ливреев.