Пусть смерть меня полюбит - Рут Ренделл Страница 38

Найджел едва не откусил себе язык. Впрочем, какое значение это имело теперь? Девушка поинтересовалась:

– Может, скажешь мне и свое имя?

Найджел назвал свое настоящее имя. Джойс подумала, что оно красивое, но не собиралась высказывать это вслух. У нее было смутное ощущение, что какая-то часть ее останется незатронутой, если она продолжит разговаривать с Найджелом с холодным безразличием – несмотря на то, что ей придется с ним спать. Виски согрел и успокоил ее. Она никогда не пробовала его прежде. Стивен говорил, что женский напиток – это джин, и один или два раза она пила с ним джин с тоником в «Гербе Чилдона», но вот виски – никогда. Найджел сидел так, что пистолет был наполовину скрыт его телом. Однако оружие лежало с другой стороны, не между ними. Джойс спокойно вытерпела поцелуй Найджела и заставила себя ответить на этот поцелуй.

– Можно уже и поесть, – заметил Найджел, но взял с собой пистолет и за стол.

Вино добавило приятного головокружения, которое постепенно брало верх над его комплексами. Ему нравилась застенчивость Джойс и ее уродство. Это означало, что она не поймет, справляется ли он хорошо или плохо. Она ела молча, не отодвигаясь, когда он под столом прижимался ногой к ее колену. Но, боже, какой же она была уродливой! Единственным красивым в ней были волосы. Ресницы у нее были белесые – неудивительно, чтобы она настаивала, чтобы ей купили тушь, – а кожа бледной и грубой, черты лица – расплывчатыми. В футболке Марти и пуловере тело ее казалось бесформенным.

Он начал рассказывать ей о том, что делал в прошлом – как учился в университете и мог бы получить диплом, но бросил все это, потому что общество прогнило, прогнило до сердцевины, и ему не нужно ничего из этого, совсем не нужно. Поэтому он уехал и стал жить в коммуне с другими молодыми людьми, разделяющими его идеалы. Там они жили на вегетарианской диете и сами пекли хлеб, а женщины ткали одежду и лепили посуду. Это была свободная в сексуальных отношениях коммуна, и там у него было целых две девушки: совсем молоденькая, по имени Саманта, и постарше – Сара.

– Тогда зачем вы ограбили банк? – спросила Джойс.

Найджел заявил, что это был жест неповиновения этому прогнившему обществу и что они намереваются на эти деньги основать в Шотландии общину последователей Раджниша [42].

– А что это такое изначально?

– Это моя религия. Замечательная восточная религия без правил. Ты можешь делать все, что хочешь.

– Судя по всему, тебе очень подходит, – заметила Джойс, однако в голосе ее не звучало осуждения. Когда она поднялась, чтобы поставить тарелки на сушилку рядом с бутылками из-под виски, Найджел провел ладонью по ее бедру, и девушка не отстранилась. Затем она села рядом с ним, и они допили вино. На улице было уже темно, если не брать во внимание желтый свет фонарей. Найджел задернул занавески, и когда Джойс вернулась с кухни, крепко обнял ее и начал целовать, жадно и неистово, взасос, заставляя девушку откинуть голову назад.

Она почти ничего не чувствовала – только горячую тяжесть тела Найджела, прижимавшегося к ее телу; это означало, что все вот-вот случится. Однако Джойс не ощущала паники или отчаяния благодаря выпитым вину и виски; не было у нее и желания разбить окно и закричать, когда впервые за все время своего пребывания здесь она осталась одна, свободная в передвижении. Найджел вышел в туалет, прихватив с собой пистолет. Джойс улеглась на матрас и разделась, прикрывшись простыней. Третья записка все еще оставалась спрятана в ее лифчике. Девушка засунула ее поглубже в одну из чашечек и бросила лифчик на пол, а поверх него – свой пуловер. Найджел вернулся и запер дверь только на один замок – автоматический, потом выключил свет. Несколько секунд он стоял, изумленный тем, что уличные фонари так ярко озаряют комнату сквозь тонкие занавески, – как будто не замечал этого в течение многих ночей. Потом он снял одежду и откинул одеяло и простыню, которыми укрылась Джойс.

Она чуть отвернула голову, и на свету хорошо была видна щека, наполовину прикрытая светлыми волосами. Найджел в изумлении смотрел на Джойс – он не знал прежде, что настоящая женщина может так выглядеть. Ее тело было безупречно, полные груди – гладкие и округлые, словно чаши, выдутые из стекла, талия – стройная, подобная тонкому стеблю, на руках и ногах не выступали ни косточки, ни сухожилия – видна была лишь неправдоподобная гладкость обильной плоти и шелковистой белой кожи. Желтый свет ложился на это тело, словно тонкая позолота, сияя охряными бликами на выпуклых округлостях и оставляя в неглубоких впадинах желтовато-коричневые тени. Джойс была похожа на одну из обнаженных красоток в журналах Марти, только еще прекраснее. Найджел никогда не думал об этих красотках как о настоящих женщинах, а лишь как о средствах порнографического мастерства, подкрепленного искусной позой и хитрыми настройками фотокамеры. И сейчас он смотрел на Джойс с изумлением и потрясением, с болезненно-робким благоговением, в то время как она лежала, великолепная и недвижная, с закрытыми глазами.

Наконец он произнес: «Джойс» – и опустился на нее. Он тоже зажмурился, понимая, что ему следовало закрыть глаза до того, как он откинул простыню, – или не откидывать ее вообще. Он пытался думать о Самантиной матери, тощей жилистой тридцатидвухлетней женщине, или о Саре в черных чулках. Правой рукой Найджел нащупал пистолет, воображая, как насиловал бы жену Алана Грумбриджа, наставив на нее оружие. Но урон уже был причинен. Джойс отняла у него мужественность, ничего не говоря, даже не двинув пальцем, тем способом, который он и представить себе не мог. Сейчас же она пошевелилась под ним, открыла глаза и посмотрела на него.

– Я буду в порядке через минуту, – выдавил Найджел сквозь стиснутые зубы. – Мне нужно выпить.

Он вышел на кухню и сделал глоток виски прямо из горлышка бутылки. Потом, вернувшись в комнату, закрыл глаза, чтобы не видеть Джойс, и обвился вокруг нее, обхватив ее руками и ногами.

– Мне больно! – вскрикнула она.

– Я буду в порядке, сейчас, скоро. Просто дай мне несколько минут.

Он скатился с нее и повернулся на бок. Все его тело было холодным и вялым. Найджел сосредоточенно стал фантазировать о том, как Джойс станет его рабыней, и это соитие важно для того, чтобы превратить ее в таковую, он должен это сделать… Через некоторое время, когда истекли те минуты, которые он просил дать ему, Найджел снова повернулся, чтобы взглянуть на ее лицо. Если бы он только мог смотреть лишь на ее уродливое лицо и забыть это до ужаса великолепное тело…