Месть без права на ошибку - Лариса Соболева Страница 35

– И никакой надежды? – спросил Сергей.

– Надежда всегда есть, это ничего еще не значит. Может, ты что-то недоговариваешь? Подумай и лучше расскажи, иначе не сложим твою надежду. Говорю прямо: хочу, чтоб ты мне доверял. Боюсь, и Кагалин не все выложил. Знаешь, я ему всем обязан, подставить его никому не дам. Когда меня мать бросила, он единственный…

– Как бросила?

– Ты с луны свалился, не знаешь, как бросают? Мне лет девять было. Помню, мы с ней ездили по разным городам, натуральные бомжи. Приехали сюда, попрошайничали, потом она села в поезд, а я остался на перроне. Один, без документов, не помнил фамилию, безграмотный, голодный, до смерти напуганный. Я еще тогда решил: со своими детьми никогда так не поступлю, если они у меня будут. У тебя дети есть?

– Нет, – тихо сказал Сергей, вспомнив Веру.

– Что так? Ты уже дядя со стажем (дядя – так называла его Наташка), с достатком, мужик видный, кому, как не тебе, детей иметь? Ладно, твое дело. Так вот, однажды я украл в буфете вокзала булки с колбасой. А народ у нас… всякий. Бить начали. Мент Кагалин меня вырвал. Потом был приемник-распределитель, потом детдом. От Кагалина меня еле оторвали, я боялся, что без него опять бить начнут. Но он пообещал навещать меня и в обиду не дать. Навещал. Брал гулять, дома я у него бывал. Отчество у меня его. Потом определиться помог, выучился я благодаря ему. Ты понимаешь, к чему я? Он не должен пострадать.

– Что мне делать? – окончательно скис Сергей.

– Наблюдать, вспоминать, запоминать. Наблюдай за знакомыми, вспоминай их отношения с Симичем, запоминай каждый свой шаг, неожиданную встречу, все, на что обращаешь внимание. О каждом проведенном тобою дне должен давать мне письменный отчет, вплоть до похода в сортир. (Сергей сморщился.) Да, да, не кривись, пиши подробный роман о себе. Еще! Не отказывайся ни от одного приглашения, но сразу сообщай мне. По возможности я буду присутствовать. Запомни, все это для твоей пользы. Я не враг тебе. И последнее. Вспомни, с тобой за последнее время ничего не случалось? Что-нибудь необычное?

Лора… Наташка… Ружье украдено… Олег… Рассказать?

– Не припомню, – солгал он.

– Если припомнишь, сообщи.

Сергей встал, уныло побрел к двери, его остановил Слава:

– Все-таки, почему Кагалин считает, что тебе грозит опасность?

– Спроси у него. – И вышел.

– Не хочешь говорить, – тихо сказал Бакшаров, оставшись один. – Но тебе придется выложить мне все, если ты не виноват, как считает дядя Вася. Жаль, время упустим.

– Слав, – раздался голос Сашки за спиной, – считаешь, он виноват?

– Виноват. Из его ружья застрелен человек.

– А он не мог убить Симича? – осторожно предположил юноша.

– Все возможно. Кагалин его причастность отвергает категорично, я ему верю. К реке ушел Сергей без ружья…

– Мог незаметно вернуться в усадьбу и так же незаметно уйти.

– Мог, – согласился Бакшаров. – Есть еще вопрос: где ружье Симича? У него дома нет. Да и странно Сергей в таком случае поступил: бросил свое же ружье у трупа. Нелогично. Кстати, отпечатков на ружье нет, как из магазина. Руки у Симича были без перчаток, без варежек, а ни одного отпечатка. Значит, убийца стрелял хладнокровно, не забыл тщательно протереть ружье.

– Ну, а вдруг все же Сергей?

– Тогда ему придется убить меня. Но пусть попробует.

Похоронили Симича быстро – начинался дождь, и неразумно было месить грязь вокруг могилы. На кладбище Сергей первый раз взглянул на Олега, и его передернуло. Последний удар лопаты завершил печальный ритуал, могилу второпях забросали венками и цветами, бегом ринулись к машинам.

Мэр снял кафе, оплатив поминальный обед. Траурные речи перемежались похвалами в адрес Олега, поднимались полные рюмки, секунды хранилось скорбное молчание, выпивалось все до дна, весело позвякивали вилки и ложки… «Ужасный обычай», – подумалось Сергею, он вышел. Дождь хлестал как из ведра. Остановившись под навесом, Сергей закурил, не решаясь сделать шаг под проливной дождь. С пятницы все как-то складывалось не так… А Бакшаров вчера лишь укрепил тревогу внутри. И Вера…

В понедельник, приехав в офис, первое, что сделал Сергей, набрал номер бюро:

– Ларская Вера работает у вас?

– Да. Пригласить ее?

– Если не трудно.

Минута длилась изнурительно долго. Сергей волновался, а звонил, чтобы удостовериться: не ее ли он встретил в трамвае.

– Я слушаю, – сказала она. Она, она!

Так все это время Вера находилась рядом? Работала там же! А он ее успешно похоронил. Все это время? Нелепость.

– Вера, это я… (Она молчала.) Я, Сергей…

Гудки. Не хочет его видеть, не хочет слышать. Что имеем, то не ценим, потерявши… Женская рука поставила на стол чашку с чаем. Поднял голову – Зося. На этот раз его не рассмешил кукольно-строгий вид девушки, наоборот, Сергей вдруг оказался способным на жалость.

– Зося, я не люблю чай.

Попробовала бы она принести чай несколько дней назад, пожалела бы, что на свет родилась.

– Знаю. Но кофе кончился, – ответила Зося.

– А магазины закрылись на вечный ремонт?

– Сбегать некому. У меня много работы, я не пойду. Так что пейте чай. Без сахара.

Смешная. Выходит, она не забывала о его привычках, а старалась угодить, вот и сыпала сахар в кофе.

– Зося, ты сердишься на меня?

– Я?! Нет. С чего мне сердиться?

Вздернула маленький носик и вышла из кабинета с чувством собственного достоинства. Сергей громко и тяжко вздохнул. Он всем приносит одни неприятности, даже себе, он обманывает надежды, теперь, можно сказать, приносит и несчастья. На следующий день перед поездкой к Бакшарову он снова взялся за телефон.

– А кто ее спрашивает? – спросил молоденький голос.

– Подруга. – Сергей ответил нарочито басом.

В трубке хихикнули и весело крикнули:

– Вера, тебя подруга-гермафродит спрашивает.

Раздался смех, а через несколько секунд:

– Я слушаю.

– Вера, подожди, не бросай трубку, я прошу тебя… – быстро заговорил Сергей. – Вера, нам надо встретиться. Я…

Гудки. Вот тут Сергею впервые за много-много лет захотелось плакать. В детстве он часто лил слезы по каждому пустяку, зная, что это хорошее воздействие на взрослых. С таким орудием, как слезы, можно было получить лишнюю конфету, понравившуюся игрушку, любовь родных и утешение. Сейчас он нуждался в утешении более, чем когда-либо, а рядом – никого. Вокруг пусто. По-детски расплакаться взрослому дяде мешал стыд даже наедине с собой.

Порывы ветра ломали ровные струи ливня, в такие моменты дождь захватывал и крыльцо под навесом, где стоял Сергей. Вода попала на сигарету, он отшвырнул ее, бегом побежал к машине, подняв воротник плаща. Решил встретить Веру сегодня же и поговорить. Повезло удачно припарковать машину, через лобовое стекло он видел дверь в бюро. Дворники со скрипом отодвигали воду по стеклу, напоминая маятник старинных часов в доме родителей. Минута прошла… Десять… Двадцать… Час.