Дети Хроноса - Питер Аспе Страница 33

Ханнелоре выпила воды, и у нее на щеках появился румянец. Ван-Ин упорно продолжал держать ее за руку.

– Я сегодня утром не позавтракала, – оправдалась Ханнелоре.

Ёдокси Калмейн неодобрительно покачала головой.

– Пойдем, деточка, – сказала она вдруг очень фамильярно. – На кухне есть еще немного сэндвичей с сыром. Я вижу, немного калорий тебе не помешает.

Ван-Ин удивленно поднял брови, когда Ханнелоре благодарно приняла предложение госпожи Калмейн. Труп его уже мало впечатлял, но он не мог сказать, что у него от этого пробудился аппетит.

В то время как Ёдокси Калмейн поставила на стол кофейник со свежим кофе, Ханнелоре жадно набросилась на еду. Ван-Ин мог поспорить на месячную зарплату, что она поглощала завтрак, предназначенный покойному Иву Провосту. Ёдокси время от времени поворачивалась. В ее глазах блестела сублимированная форма материнского инстинкта, который в последние сорок лет она сознательно подавляла. «Знала бы она, что эта хрупкая девушка рядом с ней была самоуверенной женщиной, которая обеспечила бессонные ночи уже не одному адвокату, тогда она, возможно, взглянула бы на нее по-другому», – подумал Ван-Ин с некоторым злорадством.

– Вкусно?

– Восхитительно, – ответила Ханнелоре с наслаждением. – У вас, случайно, нет дома корнишонов?

Ёдокси подозрительно оглядела Ханнелоре с головы до пят. Ван-Ин догадался, что госпожа Калмейн заподозрила. Но для того чтобы увидеть большой живот Ханнелоре, надо было еще немного запастись терпением.

– Господин Провост жил здесь один? – спросил он, когда Ёдокси поставила на стол тарелочку с маленькими корнишонами.

– Господин Ив живет в Кнокке, – ответила она в настоящем времени. – На вилле своих родителей.

Она налила кофе и села рядом с ними.

– Он остается здесь переночевать, только если в суде много дел, – колко предвосхитила она следующий вопрос Ван-Ина. Никто не должен был знать, что господин Ив ездил в Кнокке только на выходные. Он делал это исключительно для детей.

Ван-Ин положил себе в кофе два кусочка сахара и осторожно размешивал его серебряной ложечкой, которую приготовила для него Ёдокси.

– У вас тоже есть ключ от дома, госпожа Калмейн?

Опытная секретарша не позволила сбить себя с толку этим вопросом.

– Конечно есть, – сказала она с поднятой головой. – Как господин Гаетан, так и господин Ив мне полностью доверяли.

– Гаетан Провост – отец Ива, – пояснила Ханнелоре и откусила еще кусочек. – Этот мужчина был памятником. Его фотография все еще висит в здании суда.

Ёдокси одобрительно улыбнулась. Девушка ей чем дальше, тем больше нравилась.

– То есть было вполне понятно, что вы найдете господина Ива, – сказал Ван-Ин.

Ёдокси сделала глоток кофе и нервно высморкалась. Отвратительная картина, словно гравюра, врезалась в ее память.

– Официально я начинаю работать только в девять часов, – сказала она с комком в горле. – Но обычно я приезжаю сюда около восьми часов.

– Потому что вы готовите завтрак для господина Ива, – приветливо улыбнулся Ван-Ин.

– Да, разумеется, – ответила она не задумываясь. – Я имею в виду, не всегда. Я так делаю, только когда господин Ив остается здесь на ночь.

Госпожа Калмейн попалась, как ребенок, и она тоже это осознавала. Ханнелоре опустила глаза. К счастью, Ван-Ин не стал углубляться в эту тему. Ведь он знал то, что должен был знать.

– Господин Ив всегда начинает работать очень рано.

Госпожа Калмейн предприняла похвальную попытку спасти ситуацию.

– Когда сегодня в полдевятого утра я ничего не услышала, я пошла в его кабинет. Я постучала. Он не ответил, и я…

Ее голос оборвался. Она взяла камчатную салфетку и промокнула глаза. Бедная секретарша действительно скорбела о своем начальнике. Ханнелоре прекратила свой волчий завтрак. Пожилая женщина старалась держаться молодцом, но не стала протестовать, когда Ханнелоре положила свою руку ей на плечо.

– Я могу себе представить, как ужасно вы напуганы, госпожа Калмейн, – произнесла она ласково. – Я даже подумать не могу, что со мной может случиться нечто подобное.

– И не говори, деточка. У меня это все еще в голове не укладывается. В какое время мы живем?

Она громко зарыдала, спрятав лицо за решеткой костлявых пальцев. Это был момент, когда госпожа Калмейн осознала, что Ив Провост умер. Ван-Ин посчитал, что будет лучше оставить обеих женщин наедине.

Тем временем доктор Де-Ягер закончил в кабинете свой осмотр. Два криминалиста суетились, изучая следы преступления, – занятие, которое Ван-Ин терпеть не мог. Для него атмосфера на месте преступления и реакции причастных лиц были важнее, чем разбрызгивание спрея для обнаружения отпечатков пальцев и систематического обследования места преступления. Вещественные доказательства были необходимы для того, чтобы осудить преступника, который отказывался сознаться. Но прежде, чем дело дойдет до этого, преступника еще надо разыскать, и этот аспект борьбы с преступностью увлекал его больше всего.

Де-Ягер собирал свои вещи. Ван-Ин посчитал, что пожать ему руку будет лицемерием, и тихо вышел из комнаты. Было самое время ознакомиться с остальной частью дома. В коридоре крутая лестница вела на второй этаж. Он пошел наверх. На стене висели маленькие картины в вычурных позолоченных рамках: все были натюрмортами неизвестных мастеров XIX века. В наши дни за работы этих горе-художников запрашивали астрономические цены. За эскиз груды переспелых фруктов на фарфоровом блюде нужно было выложить сто тысяч франков. На лестничной площадке, которая была в два раза больше его собственной спальни, был выставлен напоказ причудливый, с множеством украшений голландский зеркальный шкафчик – предмет мебели, которому, собственно, место было в музее. На втором этаже располагались две просторные спальни и ванная комната в английском стиле с большим количеством красного дерева и прочим непрактичным оснащением. Помещение со стороны улицы явно служило комнатой для гостей. Там пахло затхлостью. Простыни на безупречно застеленной кровати выглядели немного пожелтевшими. Цветочные обои выгорели. Стены были в прямом смысле увешаны произведениями искусства. Ван-Ин насчитал двадцать три картины: акварели, эскизы и рисунки. Ведь Гаетан Провост всю свою жизнь коллекционировал «искусство».

Вторая спальня была менее привлекательна – бесспорно гнездо холостяка. Повсюду валялись книги и журналы. На ночном столике стоял стакан, рядом с ним – открытая бутылка «Гленфиддика» и упаковка «Теместы».

Ночник, бронзовая безделушка из прошлого века, бросал тусклый свет на накинутое пуховое одеяло. Широкоэкранный телевизор использовался в качестве разделительной стенки между кроватью и остальной частью комнаты. На элегантной тумбочке стоял мастодонт. На телевизоре возвышались четыре стопки видеокассет. Названия говорили сами за себя. В любом случае они доказывали, что Провосту были интересны оба вида секса. На основании увиденного Ван-Ин попытался составить себе представление о мужчине, который лежал внизу на софе. Ив Провост – уважаемый адвокат, своими клиентами был прежде всего обязан славе предков. Ведь он был родом из семьи выдающихся юристов. Это ремесло он впитал с молоком матери. Вместе с именем он также приобрел и огромное семейное состояние. Даже без диплома он мог бы поддерживать такой же яркий стиль жизни.