Затянувшееся послесловие - Чингиз Абдуллаев Страница 33

Субботин снял очки, протер стекла, тяжело вздохнул. Снова надел очки.

– Неужели, – тихо спросил он, – я должен поверить, что в наше время появился какой-то маньяк, который убивает всех моих товарищей и мог спокойно убить меня вместе со всей семьей?

– В Витебске он убил вашего друга Феликса Гордицкого вместе с водителем, а в Тбилиси готов был взорвать офис другого вашего друга – Шалвы Чиладзе – вместе с его секретарями и помощниками. Этот убийца не останавливается ни перед чем. Именно он заманил вас в Нант, чтобы там расправиться с вами.

– Какой кошмар, – с чувством произнес Субботин. – Я пытался что-то объяснить нашему послу, но боюсь, что он просто ничего не понял.

– И не поймет, – ответил Дронго. – Вам нужно написать заявление и срочно уйти в отпуск, хотя бы на пару недель. При этом семью вы заранее отправите куда-нибудь в Европу. Не в Москву или Курск, где у вас есть родственники, а именно в Европу. В какое-нибудь тихое место. Где-нибудь в горах Шотландии или на юге Португалии, где вас сложно будет найти. А затем уезжайте сами. Думаю, что посол вас отпустит. Объясните ему, что это связано с тем письмом, которое вы от меня получили.

– Он потребует показать его. Или хотя бы рассказать о его содержании.

– Я уже говорил вам, что именно вам следует отвечать. Надувайте щеки и храните молчание. Это всегда производит впечатление. Поверьте мне, что после вчерашней встряски все посольство будет считать вас либо резидентом новой секретной службы, либо личным представителем администрации президента во Франции. Выбирайте, что вам больше нравится.

– Это жульничество, – нахмурился Субботин, – так нельзя…

– Когда я найду убийцу, вы сможете все рассказать послу, если захотите. Всю правду. Но сначала дайте мне возможность спасти вас и ваших близких от этого убийцы, который по неизвестным пока мне причинам с такой яростью охотится за вами.

– Вы так и не узнали, кто это такой?

– Если бы знал, то сразу сказал бы. Однако я могу сообщить вам вчерашние невероятные новости. Мне позвонил Горчилин и рассказал об этом. У вас тогда были отключены телефоны. Так вот. В Нальчике во время расследования группа московских экспертов нашла отпечатки пальцев на внутренней стороне перил в подъезде дома, где был убит полковник Эльгаров. Отпечатки пальцев принадлежат Саламбеку Музаеву. Это установлено абсолютно точно, его отпечатки есть среди дактилоскопических данных, зарегистрированных в Министерстве внутренних дел.

– Не может быть, – с каким-то отвращением и возмущением пробормотал Субботин, – этого просто не может быть. Чтобы наш Саламбек убивал друзей? И хотел убить меня и мою семью? Никогда в жизни в это не поверю! Вы слышите? Никогда в жизни! Это какая-то ошибка.

– Тогда поверьте в правильность дактилоскопической экспертизы. Вы же дипломат, у вас есть высшее образование. Неужели вы не знаете, что отпечатки пальцев двух людей не могут совпасть ни при каких обстоятельствах?

– Это я знаю, – нахмурился Субботин, – но наш Саламбек не такой человек. Вам, наверное, Горчилин рассказывал про тот случай в горах рядом с Джелалабадом, когда они обнаружили семью, пытавшуюся сбежать в Пакистан со своими бриллиантами. Их выдал собственный водитель, которого застрелил его хозяин.

– Да, он мне рассказывал об этом.

– Они защищались, с трудом сдерживая атаки, когда наша группа вышла в тыл моджахедам, – вспомнил Субботин. – Нас было трое: командир группы ефрейтор Ахмет Эльгаров и мы двое. Я и Саламбек Музаев. Эльгаров предложил немного обойти склон. Нужно было слышать, что сказал Саламбек. «Наши товарищи там погибают, а мы думаем, как правильно обойти гору»! – крикнул он нам. Эльгаров приказал двигаться прямо, уже не сворачивая. Вы бы видели, как сражался Саламбек! Он, по существу, спас нас всех. А потом его спас Эльгаров, когда вытащил из боя раненного. И вы хотите, чтобы я поверил? Если бы не Саламбек и не Миша Шевченко, мы бы все остались лежать там, в горах.

– Шевченко погиб?

– Да. Он и Самар Якубов погибли. Якубова удалось вывезти, а Миша взорвал себя вместе с нападавшими. Я подполз туда и увидел его разорванные останки, ногу ему оторвало. Столько крови было, страшно смотреть – как будто камни краской поливали! Я даже заплакал от неожиданности. Потом прилетели вертолеты, и нас всех спасли. Останки Миши и Самара отправили на родину, раненых – в госпиталь, а мне как награду Горчилин выдал какие-то камешки. Я даже не понял, что это такое, и сдал их нашему командиру батальона. Потом узнал, что это были настоящие бриллианты. Только я совсем не жалею об этих камнях. Наш командир батальона уволился из армии уже в следующем году. Говорят, по-крупному играл в казино, пристрастился к игре, начал выпивать, все проиграл и в конце концов повесился, когда пришли описывать за долги его квартиру. Вот такая невеселая история. Никому эти камни добра не принесли. И сейчас из-за них, наверное, какой-то полоумный идиот мстит мне и моим товарищам. Так все глупо…

А я окончил институт, стал дипломатом и получил назначение во Францию. Если вы больше не будете пугать нашего посла и наших дипломатов, то вполне вероятно, что я смогу пойти на повышение и стать послом в одной из франкоязычных стран Африки, – добавил с улыбкой Субботин.

– Не сомневаюсь, что станете, – кивнул Дронго, – но пока делайте так, как я вам посоветовал.

– Саламбек никогда не поднимет руку на меня или на членов моей семьи. Это просто исключено, – убежденно повторил Субботин, – и вы меня в этом никогда не убедите.

– Я тоже считаю, что он не мог сделать подобного. Но факты – упрямая вещь. Хотя тот человек, которого мы считаем убийцей, лет на пятнадцать или двадцать старше Саламбека. Но не забывайте, что Музаев не просто ваш бывший боевой товарищ. Он дважды воевал против российских военных во время двух чеченских войн.

– А я и не забываю. Вы понимаете, он настоящий воин. Это у них в крови. Но он не предатель, не убийца, не вор. Он свои камни вообще потерял или выбросил. И воевал он не с нами, а за своих. Это разные вещи. Он же чеченец, как он мог отсиживаться дома, когда все его родичи и друзья уходят на войну.

– У меня такое ощущение, что это вы – кавказец, а я – российский дипломат, и вы пытаетесь убедить меня в том, какие мужественные и честные люди встречаются среди чеченцев.

– При чем тут дипломат? Я воевал вместе с Саламбеком и видел, как он ведет себя в бою. Там негде спрятаться и не притвориться. Там проявляется истинное нутро человека. Повторяю: он мужчина и воин, а не убийца. И если даже сто экспертиз подтвердят, что в Ахмета Эльгарова стрелял Саламбек, если даже вы сумеете найти свидетеля, который видел все это своими глазами, я и тогда не поверю. Просто не могу.

– Сомерсет Моэм считал, что страдания не делают человека лучше: он озлобляется, ожесточается и в конечном счете меняется в худшую сторону.

– Возможно, – немного подумав, ответил Субботин, – но я не совсем понимаю тогда, о каких страданиях идет речь. Он действительно дважды воевал, но в перерыве между войнами нормально жил, работал заместителем министра – у него был примерно такой ранг, – и вообще был абсолютно нормальным человеком. Я с ним несколько раз разговаривал. Здесь какая-то ошибка.