Близнецы. Завещание сына - Андрей Анисимов Страница 32

– Не поясница, а талия, – кокетливым тоном уточнила Сенаторша.

– Хорошо, талия, – согласился Микоэл.

– Как хочешь, но я одна здесь больше не могу. Приезжай и забери свою девочку, – капризно потребовала Хлебникова.

– Я звал, твоя не хотела. Что изменилось у моя девочка?

– Раньше не хотела, а теперь хочу. Надоело без тебя жить. Я поняла, что любовь – это главное.

– Я есть очень радостный от твоих слов. Буду брать на днях самолет. Но ты, эндестэнд, жить в одном дом нам не можно. Микоэл имеет семья.

– Снимешь мне хату.

– Я возьму для тебя прекрасную квартиру в район Централ Парка. Это Манхеттен, очень солидная район Нью-Йорк. Буду ходить тебя каждый день, иногда ночь.

– Вот и хорошо. Я жду.

Ерожин выключил магнитофон и рванул из кабинета. По дороге к дому любящий муж остановился возле цветочного магазинчика и приобрел букет белых астр. Он знал, что если путь к сердцу мужчины лежит через желудок, то к сердцу женщины – через глаза, нос и уши.

…Николай с трудом приоткрыл веки и обнаружил перед носом синий ковер с огромными аляповатыми цветами.

«Где я?» – ошалело повертев головой, спросил он себя. Голова была пустой и одновременно тяжелой, как пивной котел, во рту и глотке пересохло, а из утробы поднималась отвратительная тошнота. Помещение казалось жалким и незнакомым. Лишь сверкающий белизной финский холодильник, резко выделяясь из остального хлама, о чем-то смутно напоминал. Постепенно возвращавшаяся память прояснила его вчерашнее приключение, и молодой человек, с опаской развернув голову, покосился на соседнюю подушку. Никого рядом не заметив, он с облегчением вздохнул и сбросил с себя плюшевое покрывало.

Поняв, что спал в брюках и свитере, стал мучительно вспоминать момент отхода ко сну. Но не вспомнил. Зато вспомнил пьяное застолье и почувствовал себя виноватым и самому себе противным. Особенно досаждала непристойная мысль: переспал ли он с хозяйкой этой лачуги или нет? Грыжин приподнялся и поглядел на стол. Следы вчерашней пьянки исчезли. Все было прибрано и чисто. Где-то за стеной громыхнули ведра, затем распахнулась дверь и появилась Лида:

– Вставай, Колян. Сейчас мы с тобой в санаторий сходим, а позавтракаем, когда вернемся.

– Какой санаторий?

– Кардиологический. Ты чего, совсем без памяти?

– Я, правда, не помню. Зачем нам туда идти?

– Рак твой светить. Ты вчера умирающим прикинулся, вот я с соседкой Милкой и договорилась. Она там медсестрой и обещала тебя профессору показать.

Николай густо покраснел. Он вспомнил, как вчера расплакался и проболтался продавщице о своей болезни.

– Зря это, Лида. Мне диагноз уже поставили.

– Зря не зря, а пошли. Иначе я воровкой окажусь. А я не воровка.

– Ты о чем? – Николай поднялся с тахты и вопросительно смотрел на девушку.

– О том. Я у тебя вчера из бумажника тысячу для Милки вытянула. Это ей за хлопоты. Не пойдешь, я деньги у нее назад не возьму. Выходит, я воровка. А профессору сколько дать, Милка скажет.

– Ну вытянула, и ладно. Я тебя воровкой не считаю. А идти не хочу.

– Денег пожалел? – зло бросила Лида.

– Да при чем тут деньги. – Грыжин поморщился. – Я бы все отдал, если бы это помочь могло.

– Все у тебя никто не просит. У них самый дорогой профессор больше ста баксов не берет. Не разоришься… Пошли.

– Прости, Лида, не хочу.

– Как это не хочу?! Ты вчера ко мне подвалил, я думала, выпьем, приласкаешь деваху одинокую, а ты на меня свой груз навалил. И после этого – не хочу?! Нет, парень, если ты хоть немного мужик, пойдешь. – И Лида надвинулась на гостя, грозно подперев бока руками.

– Ладно, будь по-твоему.

В вестибюле санатория стояла охрана. Лида усадила Грыжина на кожаный диван и куда-то убежала. Вернулась с плоской широкой молодкой в белом халате.

– Знакомься, моя соседка Милка.

– Очень приятно, – приподнялся Грыжин. – Николай.

– Иди, Николай, за мной, не оглядывайся и делай вид, что ты тутошний. Понял? – распорядилась молодка и быстрым мужским шагом повела Грыжина за собой. Они миновали длинный коридор, поднялись по мраморной лестнице и остановились у стеклянных дверей. – Жди, – шепнула Мила и исчезла.

Ждал Грыжин довольно долго. Двери несколько раз открывались, но Мила не выходила. Другая медсестра, старая и полная, вывела под руку молодого мужчину. За ней выглянула Мила и поманила пальцем. Николай вошел в огромный светлый зал. Это и был кабинет профессора. Возле окна за столом сидел миниатюрный сутулый человечек. Зыркнув на молодого бизнесмена, он резво покинул кресло и быстрыми шажками засеменил навстречу.

– Значит, умирать надумали? – спросил он, сверля Николая маленькими глазками-буравчиками.

– У меня рак желудка в последней стадии, – тихо сообщил Грыжин.

– Да, видок у вас несколько помятый. Вижу, вчера по себе поминки справляли. Часто закладываете? – пропустив мимо ушей само диагноз пациента, поинтересовался профессор.

– Так сильно первый раз, – смутился молодой предприниматель.

– Раздевайтесь – и сюда, на ложе.

– Как раздеваться? – переспросил Николай, покосившись на низкую кушетку в углу кабинета-зала, покрытую белоснежной простыней.

– Как раздеваются? Снимают с себя тряпки. Вы что, на простынях одетым спите?

Грыжин чуть не признался, что сегодня именно так и спал. Но решил воздержаться, молча разделся догола и улегся на кушетку. Профессор уселся рядом, внимательно и долго разглядывал его с головы до пят, оттягивал веки, изучал зрачки, зачем-то велел открыть рот и показать горло. Потом поднялся, взял со стола стетоскоп, прослушал грудь и спину, натуженно и громко сопя, промял Николаю живот.

– Ели?

– Что? – не понял Грыжин.

– Что, меня не интересует. Утром пищу принимали?

– Нет, пока не завтракал.

Профессор удовлетворенно хмыкнул и позвал Милу.

– Своди его на кровь, потом, если анализы не унесли, пусть помочится, и к Василию Абрамовичу.

– Так голым и идти? – испугался Грыжин.

– Зачем голым? У нас не клуб нудистов. Одевайтесь и двигайте.

Через полтора часа, обойдя несколько кабинетов, пациент вернулся к профессору. Но тот его не принял:

– Погуляйте, перекусите. Отсутствием аппетита не страдаете?

– Не жалуюсь…

– Я так и думал, а после обеда – жду.

Мила провела Николая в холл. Лида сидела на кожаном диване, сложив руки на коленях. При виде своего нового приятеля она вскочила:

– Ну?